Дневники св. Николая Японского. Том V

26 июня/9 июля 1902. Среда.

Самым ранним сегодня явился катихизатор в Мори, Павел Сакума:

— Специальная просьба.

— Какая?

— Примите жену мою в Женскую школу на несколько месяцев изучить церковное пение и церковные порядки.

— Ступайте поговорить с начальницей школы — если она найдет, где поместить вашу жену и примет ее, то я согласен.

Вот что значит не слушаться внушений брать в жены выпускных из нашей Женской школы; катихизаторы женятся, когда почувствуют наклонность к тому, на первых представившихся их взорам в местных Церквах, и потом видят, что жены не достаточны для них по своему образованию и просят подучить их. Не впервой это. Но где же хорошо научиться таким!

О. Симеон Мии явился и удивил своим рассказом о девице из Сеноо, жаждущей монашества. Ей двадцать один год; отец и мать померли и оставили ей значительное состояние; родные принуждают ее выйти замуж, чтобы продолжить свой род, иначе угрожают лишить ее наследства, но она ни на что не обращает внимание: желание ее — исключительно посвятить себя на служение Богу. Ныне живет в Женской школе в Кёото, постоянно просит о. Мии назначить ей какие–нибудь подвиги. Мии заказал ей держать в чистоте храм, служить в школе, помогать его жене по дому — все это она буквально исполняет. Смирение ее находит и другие дела. Например, христиане, выходя из Церкви, находят всегда свои кета расставленными в порядке, думали, слуга делает это — она делает. Положили мы с о. Мии: если она еще год соблюдет это расположение духа, отправить ее в один из русских женских монастырей. Быть может, Господь назначил ее быть насадительницею женского монашества в Японии (Смотри продолжение о ней на странице 664).

Просит о. Мии обвенчать Игнатия Такаку с Катериной Яги, учительницей Женской школы в Кёото, и назначить Такаку катихизатором в Кёото с тем, чтобы его жена продолжала состоять учительницей, ибо без нее трудно обойтись там; Такаку же, в свою очередь, нужен как второй катихизатор в Кёото, ибо оттуда надо заведывать проповедью в Оцу, Мива и Хацимаи. Я посоветовал о. Семену предварительно условиться с Такаку, чтобы не воспротивился его взятию с нынешнего места о. Павел Морита, у которого он состоит.

Говорил о. Мии о Каназава, что там старик Обата достаточно для крещения научил пять человек, ныне окрещенных о. Семеном. Положили мы сделать Обата «ходзё–денкёося», но лично от о. Семена, без огласки этого ныне, ибо Обата не держал экзамена в знании вероучения здесь, в Хонквай; но если и до будущего Собора он приготовит несколько человек к крещению, то о. Мии получит возможность просить Собор об открытом включении его в число «ходзё–денкёося». За труд положить ему ныне пять ен в месяц, живет он бедно, получая помощь на прожитие от своего сына Антония Обата, состоящего помощником катихизатора и получающего от Миссии двенадцать ен в месяц. Был он одним из видных дворян князя Kara и потому у него много хороших по положению знакомых.

Весь этот разговор с о. Семеном Мии был в десятом часу утра; а в пять часов пополудни я прочел два анонимных письма из Кёото, смешивающих о. Мии, его жену, учительниц кёотской Женской школы с грязью, мало с грязью — буквально калом называют жену о. Мии. О. Мии представляют вором, интриганом, лицемером. Пишут, будто он в прошлом году продал один дом из купленных старых миссийских домов за двести пятьдесят ен и деньги взял себе. Жену его называют дряннейшею из женщин; учительниц, особенно Катерину Яги — грубейшими и невежественными, которых следует послать поучиться еще в „ёоциен”. В Женской школе там — грубые нравы, невежественные приемы, не знание никаких приличий. Похваляется несколько тамошний катихизатор Иван Исохиса. Правду говорят про Кёото, что «там мягко стелят, но жестко спать»; все там так мягко, вежливо по наружности, но внутри — гордость и грубость; «может быть они (учительницы) хороши были для Токио, но для Кёото разве таких нужно? Они здесь никуда не годны», — нестерпимо гордыми фразами вроде сих наполнены оба письма. Дело, однако, не останется без должного исследования, и, если чем полезно будет воспользоваться из грубого указания, то воспользуемся.

Часу в десятом пришел язычник Кавано, вчера презентовавший удивительные ящики с конфетами, и просидел часа полтора, слушая Христианское учение и сам рассказывая о себе. Я прежде всего поблагодарил его за конфеты и сказал, что «от его имени отослал их вчера в Женскую школу, где было собрание по случаю „соцугёосики“ и окончания годичных занятий, оставил только этот небольшой сверток для себя, в котором, вероятно, чай к конфетам». Говоря это, я взял сверток, и стал любопытствовать, что в нем. «Чай?» — спрашиваю у Кавано. Он молчит и улыбается. Я взял ножницы, разрезал бумагу и оказалось тридцать свертков по десять ен в каждом — всего триста ен! Изумившись немало, я сказал Кавано, что это пожертвование ему приму и буду хранить в Церкви, но в дело употреблю не прежде, как когда он представит свою душу в жертву, благоприятную Богу, то есть примет Святое Крещение. Следовала за сим небольшая катихизация. Потом общий разговор с участием Нумабе и чтением «Кейкёохёо», с которым застал меня Кавано — в течение которого Кавано рассказал, как он пришел к вере в Православие, еще не зная о нем. «Десять лет тому назад был он болен умопомешательством и для лечения шел в госпиталь в Циба, но заблудился: вдруг явился ему крест и вывел на дорогу. Никогда не видев и не зная креста, он не понимал явление, но спустя несколько лет, когда случилось ему быть в Токио, он увидел крест на нашем Соборе здесь и тогда–то уразумел, кто его вывел на путь и, быть может, избавил от немедленной гибели — вследствие этого–то он и почувствовал благодарность к Богу и делает посильные жертвы в храм. Он уже вполне верует и молится; учение довольно хорошо знает из книг, которые здесь получает. Хотел бы пригласить проповедника для научения и других в своем селении, по боится недоверия людей, ибо был когда–то умопомешанным. Верует, однако, что придет время позвать туда православного проповедника, и он тогда позовет. А мы обещали ему при первом зове его послать туда лучшего из наших священников для проповеди. Кавано от роду сорок пять лет; по виду он совершенно здоров. Хозяйством его заправляет старший его сын, женатый и имеющий детей; хозяйство у него земледельческое; есть и второй сын, ныне кончивший гимназию; хотел он обратить этого сына в Семинарию, но поздно — ему двадцать лет. Родом он из «Секи- мура», округа «Чёосей», провинции «Кадзуса». В двух ри от него железная дорога, а по ней всего два часа до Токио.

По прочтении всех статистических листов (кейкео–хёо) и сведений численных показаний, оказалось, что крещено за год с прошлого Собона 1179, в том числе взрослых 622, младенцев 557 — значит, на 270 человек больше, чем было за год к прошлому Собору. Это значит, что когда следующий Собор общий, то катихизаторы лучше стараются служить, чтобы не стыдно было явиться на Собор; когда одних священнослужителей Собор, то катихизаторы небрежно служат. Различие не в пользу нравственного ценза служащих Японской Церкви.

В три часа пришли выпускные девять учениц; долго беседовал к наставлению их и благословил иерусалимскими крестиками, иконами на листах, Божией Матери и Ангела Хранителя, дал по молитвеннику и по внешнему и внутреннему виду Собора. Одна из них остается здесь учительницей при школе, одна будет учительницей в кёотской женской школе (Кадзима и Асано), прочие отправятся по домам. Дай Бог, чтобы вышли за служащих Церкви, или по крайней мере за добрых христиан!

Прошения к Собору сегодня также все прочитаны. Завтра с утра начнется выслушивание частных рассказов катихизаторов и священников о своих Церквах.

27 июня/10 июля 1902. Четверг.

С семи утра до восьми вечера, с небольшими перерывами, выслушивал катихизаторов об их Церквах. Мало нового. Но приятно свидание с родными по душе и по службе.

28 июня/11 июля 1902. Пятница.

Целый день выслушивал священников об их Церквах и катихизаторов. Тоже мало нового, хотя кое–что есть очень интересное. Но еще более приятно свидание с старыми друзьями и сослужителями. Говорят они пространно; за весь день выслушал только восемь отцов. От о. Игнатия Мукояма узнал, между прочим, подробнее о девице, желающей монашества, о которой о. Симеон Мии третьего дня рассказывал. Оказывается, что она прежде служила в Армии Спасения здесь же, в Токио; поступила в Армию, не зная различия между протестантством и православием, думая, что они одно и то же; очень ревностно здесь пропагандировала учение Армии Спасения, продавала брошюры, собирала пожертвования, но вникнув ближе в состояние и нравы вождей Армии, нашла много эгоизма, дрязг, неурядицы, потому охладела и вернулась в Сеноо, а здесь, узнавши от катихизатора о различии православия и протестантства, отправилась в Кёото в нашу Женскую школу (смотри продолжение о ней на странице 669). — Интересно еще рассказывал о. Мукояма про девицу Марию Эндо, двадцати семи лет, из селения Хикона–мура, в двух ри от Ионако. Семья Эндо давно уже христианская, даже баба Марии, которой сто лет, усердная христианка; но мать Марии упорно оставалась язычницей, хотя много слушала учение и знала христианство достаточно для крещения. В последнее посещение о. Игнатием Ионако эту язычницу убедили, наконец, принять крещение, и она отправилась для этого в Ионако, где о. Игнатий имел крестить других; но пришла, когда это уже было окончено; она тотчас же вернулась домой, в Хикона–мура. Но Мария не хотела допустить, чтобы решимость матери охладела; взяв с о. Игнатия обещание, что он прибудет окрестить ее мать, она, не долго думая, взвалила на плечи купель и понесла ее в Хикона–мура. Купель такая тяжелая, что о. Игнатий едва может поднять ее, а Мария пронесла ее два ри (восемь верст); зато имела радость видеть свою мать окрещенною, чем и вся семья была весьма обрадована, особенно столетняя бабушка.

Всенощную перед завтрашним праздником служили со мною шесть иереев. После всенощной иереи и один диакон исповедались у меня.

29 июня/12 июля 1902. Суббота.

Праздник Святых Апостолов Петра и Павла.

Литургия в сослужении шести иереев с проповедью, за причастием, Пантелеймона Сато, продолжавшеюся больше часа; молебен Святым Апостолам Петру и Павлу.

С трех часов выслушивание священников и катихизаторов, до всенощной, после которой исповедь священников.

30 июня/13 июля 1902. Воскресенье.

До Литургии крещение взрослых и детей.

С двух часов «Денкёося и-роо (роо-о нагусамуру) гакквай», продолжавшийся до пяти. Утомил концерт донельзя, при жаре и тесноте, давшей еще больше духоты, в столовой Семинарии. Пели и играли нескончаемое число духовных и светских вещей, по–японски и по–русски. Фортепиано было из Женской школы, расстроенное нестерпимо, а мне не сказали предварительно, что надо позвать настройщика. Хорошо опять пели певчие из Коодзимаци, и управлял ими Иван Накасима хорошо. Нестерпимо кривлялись и размахивали руками и всем корпусом Петр Тоокайрин и Никон Мацуда, управлявшие здешними певчими. Лучшая из пропетых статей была серенада Шумана, прилаженная к японским стихам и пропетая нашими семинаристами и ученицами с аккомпанементом Алексеем Обара на фортепиано. Вечером выслушиванье священников и прочее приготовление к Собору.