Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
16/29 мая 1900. Вторник.
Яков Нива, бывший когда–то катихизатором, развратившийся потом, перебывавший в разных протестантских сектах и наконец в тюрьме, пишет ныне с острова Формозы покаянное письмо и просится опять в Православную Церковь — «не находит–де душевного покоя вне сей Церкви»; просит подвергнуть его какой угодно епитимии, лишь бы допущен был в православие; описывает свою жизнь на Формозе: владеет госпиталем, имеет много служащих, живет в достатке, пять человек детей, из которых один, пятнадцатилетний, уже служит и получает до 40 ен в месяц (не лжет ли, по обычаю своему?) Письмо умное, так как человек он несомненно умный, но верить прямо нельзя — человек крайне сомнительный. Итак, отвечено: «Разумно, что покаялся; если искренно,
Пишет он еще, что там человек пятнадцать–семнадцать православных христиан, просит поэтому прислать туда священника. Но такового для острова Тайвань не имеется. Просит крестиков, икону, книг христианских — все это послано.
17/30 мая 1900. Среда.
О. Симеон Мии из Кёото пишет: «Считаю более полезным созвать на Собор в этом году только духовенство, а не всех. Оживить дух катихизаторов и христиан и предпринять добрые меры на расширение и укрепление местных Церквей ныне весьма существенно. О том и другом подробно обсуждать на собрании многоопытных отцов пастырей, вне официального заседания, было бы очень полезно для Церкви, по- моему». — Но отменить ныне общий Собор, которого все ждут, было бы не «оживить», а оглушить «дух катихизаторов». И какие «добрые меры» предпримут «многоопытные отцы?» Вот о. Савабе–старик предлагает меру, чтобы половину катихизаторов, за негодностью, исключить из службы, а другой половине вдвое возвысить содержание, «тогда–де» и так далее. Но каких же исключить? Есть, правда, человек пять–шесть, вроде Анатолия Озаки, совсем безуспешные, а прочие — и самые плохие, по–видимому, оказывают значительные успехи, коли оказывается это для них возможным, и самые хорошие, по–видимому, пребывают бесполезны по годам… Размышление о сем (особенно после совета с секретарем Нумабе) навеяло такую печаль на меня, что я едва передвигал ноги, идя на всенощную пред завтрашним Вознесеньем. Лучшие люди, для воспитания которых Церковь употребила много средств и усердия, уходят со службы или развращаясь, или по семейным якобы делам; другие лучшие люди (как кандидаты) в подозрении, что скоро уйдут; остается все бездарность, вялость, негодность, подонки — и тех- то хотят делить надвое, чтобы подонка подонков удалить, но какие именно подонки внизу, какие наверху — одни у других определить нет возможности; все бы вымести, но тогда Церковь с чем останется? Служащих у ней не будет — она умрет самоубийственною смертью. — Итак, что же? О, Господи…
Если когда болеют душою, то я именно болен, идя в Церковь. И на литию выходил до того мрачный, что не видел ничего кругом. Но с литии вернулся в алтарь совсем в другом настроении. Откуда взялись крылья? Кто вынул одно сердце и вложил другое? Если это не помощь Божия, то что же это? И что будет тогда помощь Божия?.. Мне ли унывать, когда я лишь на послуге у Господа! Как Ему угодно! Лишь бы безукоризненно делать мне свое дело, прочее все — Его воля! Шло же до сих пор, как же смею я сомневаться, что не пойдет вперед!
18/31 мая 1900. Четверг. Праздник Вознесения Господня.
На Литургии совсем мало из города христиан. Грустно! Не таков в России этот праздник. Там бы хотелось быть.
Весь день мелочные дела: посещения, на которых ни слова нового, месячные расплаты — такая все надоевшая рутина, вертишься, точно белка в колесе.
19 мая/1 июня 1900. Пятница.
Помер в Асакуса Иоанн Макита, по рассказу — несомненно спасенным человеком; в последние дни, по совершении над ним святых таинств, был постоянно в радостном настроении духа. Истинно, блаженни умирающие о Господе!
20 мая/2 июня 1900. Суббота.
На раннюю Литургию собрались семинаристы и по окончании ее просили отслужить панихиду по умершем товарище, давно, впрочем, вышедшем из Семинарии по болезни, Якове Накакоодзи; на днях они похоронили его, попросившись для того, — умер он у матери в городе; недавно также собрали для него
между собою пожертвование до 5 ен, будучи сами все крайние бедняки. Все это без всякого внушения им, по собственному почину. Это очень приятно.Павел Сайто, катихизатор в Бато, пишет, что совсем кончен постройкою их церковный дом, просит на освящение и прочее. Отвечено, что освятит у них их местный священник, я не приеду — «некогда–де»; в сущности, зачем их вводить в лишний расход? Притом, и время теперь рабочее, неудобное время для церковного праздника. Но посланы, по просьбе Сайто, пятьдесят брошюр «О воскресении» для раздачи христианам. Давно уже написаны, оправлены в отличные рамы и посланы для церковного дома три Божии иконы: Спасителя, Божией Матери и Пресвятой Троицы.
21 мая/3 июня 1900. Воскресенье.
По окончании Литургии все ученицы остались в Соборе — эти для служения и панихиды по своей товарке, Варваре Котера, умершей в Мориока, куда недавно отправилась, чтобы оправиться, но где простудилась и вчера померла. Это тоже по собственному почину.
[Пропуск в оригинале]
24 мая/6 июня 1900. Среда.
Из тюрьмы, в Хоккайдо, пишет один, благодарит за книги, посланные ему по его просьбе, и просит научить Христовой вере его престарых родителей здесь, в Токио, в Фукагава. Пишет язычник, но точно умный и благочестивый катихизатор; видно, что человек получил хорошее образование до тюрьмы, а в тюрьме теперь видно, что действительно проникается тем, что читает в книгах, которые просит и получает.
Попросил я о. Феодора Мидзуно найти его родителей и озаботиться исполнением просьбы сына касательно их. Он нашел их; старик служит сторожем рыбного садка одной рыбной компании в Фукугава; показывали они письмо сына, в котором он и к ним пишет то же, что ко мне, — желает, чтобы они сделались христианами. О. Феодор поручил катихизатору в Цукугава, Иоашгу Катаока, наставить их; присмотрит и сам за сим.
25 мая/7 июня 1900. Четверг.
Во время утреннего занятия переводом Елисавета Котама, начальница Женской школы, пришла сказать, что умерла маленькая (двенадцатилетняя) Мария Окамура, сиротка, дочь катихизатора. Господь прибрал ее! Уродилась больною и все время не могла оправиться, несмотря на добрый уход за нею дома и в школе. Дал 10 ен на похороны. Умерла в казенном госпитале.
Что это? Уж не признаки ли какой болезни? Целый день сегодня скверное расположение духа; едва выдержал часы обычной работы и работал с оханьем и ропотом, тогда как всегда работа сопровождается взрывами смеха и шутки в секунды отдыха — обычный способ моей наботы, не могу иначе делать ни в школе, ни за переводом, ни на катихизации, как в самом отличном расположении духа; к счастию, оно всегда и бывает, за исключением вот таких редких дней, как сегодня.
26 мая/8 июня 1900. Пятница.
С плотником Василием советовался о покрасочном ремонте Собора снаружи — северная сторона особенно некрасива от черных пятен — лишайных порослей от сырости; с других сторон тоже немало пятен, и ничем нельзя убить этот сыростный лишай; покрасить — через два–три года опять станет так же безобразно. А тысячи полторы ен по крайней мере нужно на покраску; раза четыре нужно покрыть, да леса чего стоят. Впрочем, в нынешнем году едва ли придется произвести эту работу; ныне нужно будет строить вал у Женской школы, где отрезают значительную часть земли под дорогу.
27 мая/9 июня 1900. Суббота.
Первая глава Послания к Колосаям — такая трудная для перевода, что я пришел в отчаяние; четвертый раз переводим, и все выходит так, что, конечно, читающий наполовину не поймет, что читает. А как сделать иначе? Вставить свои объяснения, как делает протестантский переводчик? Но это будет толкование на Послание, а не перевод его. Раздробить на многие стихи непрерывающуюся речь, чтобы наделать отдельных периодов для понятности? Раздроблена без церемоний — и все–таки непонятно. Хоть убей, сил нет сделать что–нибудь лучшее! Просто мучение!