Дни знамений

И потом, конечно, многое значило присутствие Саламандра. Марха старалась найти укромное местечко на безопасном расстоянии, откуда могла бы наблюдать за ним часами – и во время представлений, и когда он просто упражнялся или даже обедал, сидя у костра. Она боялась приближаться к нему. Но однажды, упражняясь в подбрасывании шелковых шарфов, он заметил ее и подозвал к себе.

– Хочешь поучиться, как это делается? – спросил он.

– О да, хочу! – ответила она, удивляясь собственной смелости. – Если вы уделите мне немножко времени и покажете…

– С удовольствием, с превеликим удовольствием!

С того дня у нее появились законные основания проводить несколько часов в день в его обществе, хотя ей приходилось ловить взгляды, невзначай брошенный в их сторону Киттой или Джилл – взгляды далеко не одобрительные.

После одного из таких уроков он рассказал ей, что настоящее его имя – Эвани, но взял с нее слово соблюдать тайну и ни с кем не делиться. Как ни была Марха ослеплена им, ей хватало проницательности, чтобы ощутить холодок сомнения; жонглер, совершенно очевидно, скрывал также и другие странные истины. Стоило ему заговорить о варварском королевстве на севере, как его рассказы становились скупы и сдержанны. Он никогда не упоминал о своей семье или о родном городе, никогда не объяснял, почему сделался уличным артистом.

– Как ты думаешь, может он быть изгнанным отпрыском какого-нибудь знатного рода? – спросила как-то вечером Марха у Китты. – Может, он даже опальный князь?

Китта фыркнула:

– Насчет опалы я готова поверить сразу!

– Вот вечно ты все опошляешь! А я… я иногда думаю, женат он или нет?

– Марха, дорогая, есть у тебя голова на плечах или нет? Нашла о чем думать! Успокойся, я спрашивала у Джилл, и она сказала – не женат.

– Ох, как я рада! Ведь Джилл можно верить, правда?

– В ней есть что-то такое, дитя мое, что мы могли бы вверить ей даже свою жизнь, – Китта досадливо прикусила губу, но добавила: – Чувствую себя дурой, говоря такие слова, но не могу удержаться…

Марха пропустила последнее высказывание мимо ушей, целиком поглощенная вестью об Эвани, приятнейшей, чем лучшее вино, сладчайшей, чем мед. Радости хватило на много дней; Марха упивалась сознанием того, что никакая другая женщина не называет его своим. Однако он по-прежнему держался на расстоянии, демонстрируя самые братские чувства, и наконец Марха вынуждена была с горечью признать, что он ее просто жалеет.

За день до приезда в Индерат Ноа труппа остановилась на ночевку в постоялом дворе у дороги. Они могли бы до темноты проехать еще немного, а до города оставалось всего пять миль, но был риск, что ворота закроют у них перед носом. Когда накормили лошадей и поставили шатры, Марха пошла искать Эвани. Неподалеку от стоянки, в окружении старых каменных дубов журчал родник, растекаясь по нескольким каменным желобам, устроенным архонами Индерат Ноа для удобства путешественников. Эвани и Джилл сидели там, и что-то в их напряженных позах заставило Джилл остановиться. Но Эвани сам заметил ее, и он так вздрогнул, и так виновато улыбнулся… Марха поняла, что речь шла о ней. Кровь прилила к ее лицу, она почувствовала, что краснеет, как дитя. Не говоря ни слова, она развернулась, убежала и, нырнув под полог шатра, рухнула на постель с намерением хорошенько выплакаться.

– А что случилось с ее матерью? – спросила Джилл.

– Честно говоря, не знаю, – призналась Китта. – Ее давно уже не было, когда я поступила в труппу Хамиля. В то время дело у него было солидно поставлено…

Они сидели на каменной скамье под деревьями на рыночной площади Индерат Ноа – большой и красивой площади с фонтанами и мощеными дорожками между скоплениями навесов и торговых палаток. Мостовые, разогретые послеполуденным солнцем, излучали жар, над фонтанами искрились облачка брызг. Неподалеку Саламандр и Винто торговались с двумя чиновниками архоната насчет разрешения на представление.

– Я слышала только, что мать Мархи уехала в Мангортинну, – продолжила Китта. – Думаю, она оттуда родом.

– Ясно. Не понимаю, почему она не взяла с собой дочку.

– Кто бы ей позволил? Ведь они с Хамилем были женаты по закону и все такое…

– Ну и что?

– Ох, погоди! Ты так чисто говоришь по-нашему, я и забыла, что ты чужестранка! По нашим законам ребенок – собственность отца. Мать не имеет никакого права голоса, если только супруг ей не позволит, – Китта сердито пошевелила бровями. – Мне именно потому никогда не хотелось выходить замуж.

– Само собой. Значит, Мангортинна? Похоже, нам не удастся отыскать ее, если она туда отправилась, даже и пробовать не стоит…

– Да зачем ее вообще искать?

– Ну… это, может, излишняя чувствительность с моей стороны, но мне кажется, что кто-то должен… я должна дать ей совет. Понимаешь, Саламандр собирается жениться на Мархе.

– Жениться? По-настоящему, по закону?

– Именно так.

– Поразительно! Такой человек, как он, сумеет позаботиться о ней, а она явно мечтает выйти за него!

Джилл засмеялась:

– Ты только что описывала мне все ужасы брака!

– То, что ужасно для меня, не пугает большинство женщин. Избранный мною путь мало кому подходит. А Мархе я не пожелала бы судьбы незамужней женщины с ребенком, что бы ты ни говорила о высоких душевных качествах твоего спутника…

– До сих пор он и пальцем до нее не дотронулся.

– А что будет дальше? Она ведь прехорошенькая, верно?

– Верно. И, что еще важнее для Саламандра, она его обожествляет.

– Угу. Так что же плохого в их намерении пожениться?

– Понимаешь, он намного старше ее, он вообще старше, чем можно судить по его внешности. И потом… – Джилл замолкла, не зная, как объяснить – и насколько далеко можно зайти в объяснениях.

Кто-то окликнул их обеих. Размахивая бумагой с разрешением, Саламандр шел к ним, и Джилл оставила объяснения для другого случая. За жонглером поспешал Винто, чем-то очень довольный.

– Мы обрушим потрясающий каскад наших чудес на публику, нынче вечером на Восточной площади! – воскликнул Саламандр. – А площадь сия не только вымощена плитами, а посему отличается ровной поверхностью, но также и расположена в богатейшем из кварталов города. Сейчас нам следует вернуться на стоянку и оповестить всех об этом сказочном везении. Заодно выясним, поспеют ли Марха и Делиа дошить новые костюмы!

– Я останусь в городе, – вмешалась Джилл. – Хочу наведаться к книготорговцу, а потом схожу еще раз посоветоваться к жрецам Далэй-о-контремо.

Хотя Индерат Ноа мог похвалиться несколькими просторными площадями, улицы старого города были узки и извилисты; проложенные под аркадами домов и лавок, дающими тень, они напоминали туннели. Пробираясь через эти сумеречные кущи, Джилл увлекла за собою толпу Вольного народца, крупных, покрытых фиолетовыми полосками гномов, встречающихся только в Бардеке – они торопились за нею на толстеньких ножках. Давний знакомец, седой гном, тоже материализовался, но почему-то в меньшем размере, чем обычно, так что он спокойно уселся ей на плечо и поглядывал на фиолетовых гномов с величественным презрением.