ДНК Америка

Но мы с Ли собираем некоторые самые необходимые вещи в два больших рюкзака, прячем их под кровать и дальше полночи обсуждаем план действий. Нам страшно. Мы просто не знаем, такие ли эти парни асы в своем деле, как мы ожидаем. Слишком большой риск, чтобы ошибиться. Но я верю в своего великана. Поэтому к утру перенастраиваю себя и на пару часов засыпаю.

Потом новый день. Полно работы. Исполняю все быстро, без возражений. А вечером, как и договаривались, спускаюсь в подвал. За спиной рюкзак с футболками, их нашлось всего несколько штук, и то не факт, что в них кто-то из парней влезет. Ли пробралась к Рогозину в дом и похитила у него четыре пары берц, сорок шестого размера. Самый большой из всех на этом объекте. Больше ничего не было. Я волновалась, что они замерзнут, пока добегут до вертолета, хотя они заверяли меня, что им это не проблема. Руки дрожат, в голове мутится. Но я быстро открываю все камеры, раздаю футболки и обувь. Некоторым обувь подошла. Остальные идут босыми. Футболок семь штук, они сидят на парнях, как вторая кожа. Это все, чем я могу помочь. Разочаровываюсь, но не опускаю руки.

Все парни собираются в коридоре, обступая меня кругом. Тех, кто в трансе, Германия и Шотландия забросили себе на плечи и, с легкостью удерживая парней под сто пятьдесят килограмм, передвигались. Я удивляюсь, в который раз, мощи их силы.

Крейвен обнимает меня, как всегда страстно и неудержимо. Оставляю на его губах легкий поцелуй, и мы рассоединяемся. Он все время рядом, но внимание сосредоточено на том, что его окружает. Взгляд у всех хищный и уверенный. Я молча оглядываю всех. Вижу их решимость и успокаиваюсь. Приступаю к своим обязанностям. Рассказываю всем, где в это время стоит патруль и сколько людей на посту. Все слушают внимательно, молча, распределяют между собой охрану. Дают мне непонятные, некие знаки друг другу и все, они уже в военном режиме.

 Показываю на четыре камеры, которые я еще не открывала.

– В них точно никого не осталось? – спрашиваю у Крейвена, приближаясь к узкому подъему наверх.

– Три пустые полностью. В одной испытательная палата, - отвечает он, не теряя бдительности.

– В смысле? - перепрашиваю.

– Там приспособления, где нас привязывали и проводили исследования,- объясняет.

Половина парней, крадучись, уже поднялись наверх. Сомали, который пошел первым, издал некий звук, предупреждая, что все чисто. Пока все остальные протискаются наверх, я открываю эту палату, и Крейвен следует за мной.

– Не отходи от меня, - рычит он взволнованно.

– Мне надо осмотреть эту пыточную, - отвечаю. И начинаю рыскать во всех ящиках и уголках.

В центре стояла, такая себе, огромнейшая кровать с железными кандалами и несколькими толстыми обручами, которые, видимо, использовали для полного обездвиживания испытуемого. Над этим столом нависала огромная лампа, как в хирургии, во время операции. Морщусь от этого. Неприятное зрелище, когда понимаешь, что кто-то из твоих новых друзей был тут прикован. Остается только догадываться, что они с ними делали. Даже думать об этом не хочу.

Поэтому быстро шарю по всех шкафчиках, вижу множество ампул, всяких пробирок с образцами, но на них у меня нет времени. Нахожу в одном из выдвижных ящиков кипу бумаг, хватаю их и запихиваю в рюкзак.

– Нам нужно идти, - поторапливает меня Крейвен, когда последний из его братьев поднялся наверх.

Я слушаюсь его, чувствуя, что нашла то, что мне необходимо. Поэтому молча следую за ним. Наверху темно. Осматриваюсь и на миг пугаюсь. Все четырнадцать пар глаз, в темноте, светятся необычным неоновым цветом. Застываю и успокаиваюсь, пока понимаю, что это мои мальчики. Они рассредоточиваются, молча, между собой. Помню, как Крейвен говорил, что ночью они видят идеально. Поэтому следую без возражений за тем, кто берет мою руку.

Некоторые тихо выдавливают дверь в лаборатории наружу. И половина выходят. Я застываю, почему-то ожидая выстрелов, но спустя пять минут все тихо. Потом тот, кто держит меня за руку, начинает движение. Мы выходим на улицу, и я ежусь от холода. На мне только легкий свитер и джинсы. Небольшой снег бьет мне в лицо. Руки и нос моментально коченеют. Вспоминаю, что моя куртка осталась где-то в раздевалке в здании лаборатории. Но возвращаться нельзя.

На улице все тихо. Фонари отведены от внешнего двора, и я понимаю, что вся охрана уже наша. Успокаиваюсь. Но мне надо одеться. Тот, кто держит меня, чувствует то, как я замерзла, и приостанавливается.

– Тебе холодно, - заключает он.

Я киваю. Не узнаю, кому принадлежит голос, но это точно не Крейвен.

– У меня в общежитии есть толстовка…

– Веди, - отрезает он, и я иду вперед.

Общежитие освещается тусклыми фонарями, поэтому я легко направляюсь к входу. Внутри почти всегда есть тусклое освещение. Второй Трансформатор уже подключили, поэтому свет есть. Оборачиваюсь и вижу, что со мной Иран. Он молча забирает мой рюкзак и накидывает на свои плечи. Рюкзак не тяжелый, но я благодарна, без него легче передвигаться.

Переступаю порог, слышу некий шаркающий звук. Хруст снега. Мой защитник моментально хватает меня за талию и аккуратно укладывает на пол. Он наваливается на меня, закрывая своим телом. Чувствуя опасность, закрываю голову руками. Слышу выстрел и топот ног. Иран подрывается, отпуская меня, и бежит за нападающим следом, при этом бросив мне:

– Жди здесь!

Я сижу несколько секунд, прислушиваясь к тишине, но слышу только стук своих зубов. Замерзла нереально. Поэтому решаюсь на отчаянный поступок. Поднимаюсь и бегом мчусь на второй этаж. Открываю свою комнату, достаю махровую толстовку и, накинув на себя, застегиваю на все пуговицы. О рюкзаках с другими необходимыми вещами должна была позаботится Ли. Разворачиваюсь, чтобы выбежать из комнаты, как натыкаюсь на самого Рогозина. Его взгляд оставляет желать лучшего. Пульс ускоряется. Отступаю назад. Не отвожу взгляда. Он подходит, замахивается. У меня вырывается отчаянный крик прежде, чем его кулак ударяет мне в голову, и я теряю сознание.

Глава 8

Не знаю, сколько пробыла без сознания, но когда прихожу в себя, чувствую, что меня несут вниз тормашками, как мешок с картошкой, на плече, которое ужасно вдавливается в мои ребра.

Приподнимаю голову и не могу понять, где мы находимся. Темно до жути.

Вспоминаю последние события, и голова отзывается резкой болью. Стону. Значит, я у Рогозина. Прежде, чем понимаю это, слышу его грубый, холодный голос:

– Рыпнешься, пойдешь опять в отключку, сука! – рычит он.

Мне страшно, дрожу, как осенний лист на ветру. Но еще хуже становится, когда понимаю, что мы взобрались на борт некоего самолета. Не знала, что тут такой есть. Осматриваюсь. Самолет на восемь мест и два для пилота. Меня бросают на проходе и пристегивают наручниками к ножке сидения. Я слегка потеряна в пространстве после удара, но пробую их на прочность. Сразу накрывает отчаяние. Когда мы взлетим, назад дороги не будет.

Наблюдаю за Рогозиным. Он садится на сидение пилота, надевает наушники, включает необходимые приборы. Замечаю в его руках пульт, он наводит его вперед, и перед нами раздвигаются в разные стороны ворота ангара. Так, вот где был самолет! Этого мы не учли.

Слышу запуск турбин, мы приходим в движение. Медленно выезжаем, и я приподнимаюсь на коленях. Впереди, сквозь стекло пилота, вижу, что одного вертолета уже нет, второй стоит в стороне и машет лопастями. Готовится к взлету. В стороне перед нами стоит четверо моих мальчиков, в угрожающей стойке. У всех в руках автоматы. Мы набираем скорость и просто несемся на них. Мне страшно, что сейчас их раздавят. Но в последний момент, метров за десять перед парнями, самолет поднимается вверх и резко взлетает.