Дно разума

– А сейчас в той квартире что происходит?

– Сейчас? А чего сейчас? – Женщины переглянулись. – Ничего там не происходит. Как Дуська оттуда удрала, все и успокоилось. Родня ее приходила. Дочка с мужем. Порядок там навели. И на этом все кончилось. Вновь в нашем доме тишина.

– А какова, по-вашему, причина?

– Это событиев, что ли? Причина… – Женщины опять переглянулись.

– У меня такое мнение, – заговорила та, которая доселе молчала. – Дом-то наш где построен?

– А где?

– Да на могилках!

– Чего ты такое говоришь, Клава? – воскликнула словоохотливая гражданка. – Какие тут могут быть могилки?

– Уж не знаю, какие. Только они имелись.

– Дом этот построен в начале тридцатых, а до этого здесь была голая степь, – не сдавалась словоохотливая.

– А тебе-то откуда знать? – спросила Клава. – Ты сюда после войны вселилась. Я же помню. В сорок седьмом или в сорок восьмом… А я на его строительстве работала. И не только его. Всей этой улицы Красных Галстуков. Не спорю, степь тут была голимая. А это место возвышенное. С него все окрест видно было. И город, и завод… Так вот, как начали котлован под дом копать, кости из земли и полезли.

– Чьи кости? – спросила словоохотливая.

– Бог знает. Одни говорили: тут киргизы своих хоронили, другие: мол, в Гражданскую тут побитых закопали. Темное дело.

– И много костей выкопали?

– Да не так чтобы очень. Но кости точно человечьи.

– И чего из этого выходит?

– А того! День-то какой тогда был? Родительский! Вот они, мертвяки эти, и дали о себе знать. Неприкаянные лежать. Никто о них не помнит. Кто они такие, чего… Вот и напомнили.

– А я думаю: никакие это не мертвецы, – заявила словоохотливая. – Просто дом наш повело. Весна. Земля оттаивает. Вот стены и гуляют.

– Гуляют! Ну ты даешь, Степанида! Чего ж они раньше не гуляли? Ты хоть одну трещинку видела? Нет их и не могет быть. Тогда строили на века. Тридцать пять лет дом простоял. Разве это срок?! Да и построена улица, считай, на скале. Земля оттаивает… Чепуха.

– Если это мертвецы, то почему только у Дуськи в квартире колобродят? – не сдавалась словоохотливая Степанида.

– Вот уж не знаю. У нее спросить надоть.

– Скажите, в вашем доме имеется подвал? – прервал полемику Севастьянов.

– А как же! Имеется, само собой. Только в нем, кроме старого хлама и мышей, ничего нет.

– Может, вода просочилась?

Но обе гражданки замахали на него руками.

– Никакой там воды нет, – веско заявила Клава. – Ни воды, ни трещин… Все в целости стоит.

– А в квартиру этой Дуси… Как, кстати, ее фамилия?

– Копытина, – в один голос ответствовали соседки.

– В квартиру гражданки Копытиной как можно попасть? На предмет ее осмотра… – обратился к словоохотливой гражданке Севастьянов.

– В квартиру-то Дуськину?.. Да как же без хозяйки?

– Да где же ее искать?

– У дочки она нынче живет. Сюда, говорит, нога моя не ступит, пока поп не явится и не освятит помещение. У дочки, конечно, жить можно. В двухкомнатной-то квартирке.

– И где же эта дочь проживает?

– На Правом. Хотите узнать адрес? Да ради бога.

И словоохотливая Степанида тут же выдала координаты нынешнего места обитания хозяйки квартиры, в которой творились странные вещи, словно бывала там каждый день. Оно оказалось совсем рядом с домом, в котором проживал Севастьянов. Как уже отмечалось, Сергей Александрович отличался чрезвычайной цепкостью в своей исследовательской деятельности. И он решил немедленно продолжить изыскания. «Заодно и пообедаю дома», – мысленно решил он, взглянув на часы. До начала практикума оставалось порядочно времени.

Прощаясь с соседками Дуси Копытиной, профессор сообщил им, что еще появится здесь, возможно даже сегодня, и пошел к остановке трамвая. В вагоне он удобно расположился в одинарном креслице и принялся равнодушно таращиться в окно на знакомые до мелочей виды. Ничего интересного не наблюдалось. Трамвай спустился с горы и покатил вдоль усеянного лачугами склона Карадырского хребта. По другую сторону полотна тянулась однообразная бетонная стена, отгораживавшая завод от остального города.

Сейчас, в спокойной обстановке полупустого вагона, он анализировал рассуждения соседок Копытиной и выделил главное. Нигде, кроме ее квартиры, странных событий не происходило. Значит, ни о каких физических явлениях, типа просадки фундамента дома или деформации его стен, речи идти не могло. Но и о влиянии на происходившее неких потусторонних сил тоже рассуждать не приходилось. Если эти неприкаянные мертвецы (тут Севастьянов невольно рассмеялся вслух, обратив на себя внимание пассажиров трамвая) решили о себе напомнить, то почему именно этой самой Дусе? Значит? Значит, все это подстроила сама Копытина. Но зачем?! Вот на этот вопрос и предстояло ответить. В голове Сергея Александровича уже стали оформляться наметки еще не сформировавшегося фельетона. Севастьянов чувствовал: фельетон должен получиться отменным.

Он довольно быстро нашел нужный дом, а потом и квартиру. На его звонки долго никто не открывал, наконец за дверью послышалось старческое шарканье.

– Кто там? – услышал Сергей Александрович.

– Профессор Севастьянов, – назвался он.

– Какой еще профессор?! Никого нет дома. Уходите…

– Я по делу.

– По какому еще делу?! Ничего не знаю. Нету никого.

– Откройте, я все объясню.

– Не надо мне твоих объяснений. Убирайся, откуда пришел.

Севастьянов топтался на месте, не зная, что предпринять дальше. Он понимал: открывать ему не собираются, однако и уходить, не пообщавшись с Дусей, он не желал.

– Ваша фамилия Копытина? – пытаясь нащупать нужный тон, продолжал взывать он.

За дверью молчали, однако он чувствовал: Дуся стоит и слушает.

– Ну откройте же!

И вновь тишина.

– Дяденька, вам чего здесь надо? – услышал он за спиной девчоночий голосок.

Сергей Александрович поспешно обернулся. Перед ним стояло круглолицее, курносое существо лет двенадцати и с любопытством взирало на него.

– Я хотел поговорить с твоей бабушкой, – сообщил Севастьянов.

– О чем?

– О том, что произошло у нее в квартире.

– А вы кто? Из газеты?

– Нет, я профессор… Из педагогического института… Интересуюсь подобными вопросами.

– О! Профессор! Ну тогда конечно.

– Ты, Наташенька, документики у него проверь, – послышалось из-за двери. – А то мало ли кто по подъездам шастает. Может, он ворюга какой…

– Конечно-конечно… – Севастьянов достал из внутреннего кармана пиджака красненькую книжечку и протянул девочке.

– Точно профессор, баба, – сообщила Наташа.

За дверью вновь молчали.

Девочка достала ключ, щелкнул английский замок…

– Проходите, – предложила Наташа.

На пороге стояла невысокая старуха в застиранном халате. Седая голова ее была всклокочена, поросячьи глазки грозно поблескивали, на лице написана угроза.

– Чего надо? – сердито спросила она.

«С такой нужно держаться вежливо и как можно солиднее», – соображал Севастьянов. Поэтому он, хотя и был со старухой одного роста, взглянул на нее свысока и веско произнес: