До конца времен

– Прости меня, папа, – проговорила она чуть слышно.

– Все хорошо, родная моя, – ответил Генрик и добавил несколько фраз по-немецки. Его губы дрожали и прыгали от облегчения и радости, а Роберт и Маргарет смотрели друг на друга и плакали.

– Нам тебя очень не хватало, – добавил он, после того как Генрик закончил говорить. – Спасибо, что вернулась к нам!..

В ответ Лили улыбнулась и несильно сжала его пальцы.

– Сначала я не хотела, но они велели, – ответила она, и Роберт не стал допытываться, кто такие «они». Вместо этого он сказал:

– Я рад, что ты их послушалась. Я очень ждал тебя, Лили, – ждал всю жизнь и наконец нашел. Я люблю тебя!..

Он хотел сказать ей это еще в Нью-Йорке, но не решился, зато сейчас произнес нужные слова отчетливо и громко, нисколько не боясь, что их услышит кто-то посторонний. Про себя Роберт уже решил, что никогда больше не расстанется с Лили и не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое.

– Я тоже ждала тебя… – прошептала Лили в ответ. – Но тебе понадобилось слишком много времени.

– Прости… – Роберт слабо улыбнулся. – Я постараюсь, э-э… постараюсь сделать все, чтобы мы больше не расставались.

Лили закрыла глаза и в очередной раз провалилась в сон, а Роберт, Генрик и Маргарет вышли в коридор, чтобы она могла отдохнуть спокойно.

В коридоре отец Лили взял Роберта за плечо. Лицо у него оставалось суровым, но во взгляде смешались тревога и надежда. Они чуть не потеряли Лили – два часа назад у нее упало давление и пульс, начали отказывать почки и легкие, но потом основные функции организма внезапно восстановились.

– Ты любишь мою дочь? – без обиняков спросил Генрик, и Роберт не стал увиливать.

– Да, сэр. Я искал ее всю жизнь. Она очень сильная. Сильная и цельная. – «Как и ее отец», – хотел он добавить, но сдержался, а Маргарет улыбнулась.

– И она поедет с тобой в Нью-Йорк? – снова спросил он.

– Лили хотела вернуться домой, к вам… – Роберт очень старался, чтобы эти слова не прозвучали как упрек. – Она никогда не говорила, что хотела бы остаться в Нью-Йорке, – добавил он, и Генрик кивнул. – Лили – аманитка, и для нее это очень важно. Я сам привезу ее домой после выписки. Думаю, чтобы поправиться окончательно, ей лучше быть в знакомой обстановке, среди родных.

– А ты будешь ее навещать?

– Если она захочет. И если вы позволите.

– Думаю, она захочет. А мое позволение ты только что получил. Ты хороший человек, Роберт Белладжо… – Генрик немного помолчал. – Ну а потом?.. Когда Лили выздоровеет? Ты увезешь ее к себе в Нью-Йорк?

– Только если она сама захочет, – повторил Роберт. Он считал, что этот вопрос может решить лишь сама Лиллибет, и больше никто.

Генрик кивнул и негромко сказал:

– Она… С тобой ей будет хорошо. – Генрик уже убедился, что Роберт любит его дочь. Для этого ему достаточно было услышать, как он зовет ее, умоляя вернуться.

– Надеюсь, она тоже так думает, – скромно заметил Роберт. Он был очень рад, что Лили жива и даже пришла в себя. Возможно, до полного выздоровления оставалось еще много времени, но теперь он больше не сомневался в благополучном исходе.

– Думает, думает… уж можешь мне поверить, – привычно заворчал Генрик и неожиданно улыбнулся. Эта улыбка преобразила его суровое лицо – казалось, он разом сбросил лет тридцать. – Привези ее домой, когда ей станет лучше.

За все время он ни разу не упомянул об избегании, и Роберт догадался, что Генрик позаботится или уже позаботился об отмене решения старейшин. Сам он тоже простил дочь. Кроме того, несчастье, случившееся с Лили, не только смягчило его и сделало более уступчивым, но и сблизило с Маргарет: они приехали вместе на машине Латтимера и держались почти как муж и жена. Вместе они и уехали: Джо Латтимер всю ночь просидел в больничной комнате ожидания, не желая никому мешать, хотя переживал за Лили не меньше Генрика.

А Боб снял в местной гостинице комнату и оставался с Лили еще две недели, пока она не почувствовала себя лучше. Он сидел у нее целыми днями, а бывало – и ночами, и разговаривал с ней или охранял ее сон. Иногда он даже ночевал на раскладушке в ее палате. В одну из ночей, когда Лили не спалось, она рассказала ему про удивительный сад и про то, как она встретилась с покойной матерью и странной парой на лошади.

– Это они сказали, что я должна вернуться, – объяснила Лили. – И ты знаешь, у меня такое чувство, будто эти двое… Конечно, это звучит глупо, но мне кажется – это были мы, хотя внешне они нисколько не были похожи на нас с тобой.

– Мужчина на лошади – точно не я, – шутливо сказал Роберт. – Ты же знаешь, что я боюсь лошадей.

– А как тебе кажется, у человека может быть какая-то прошлая жизнь? Я ни во что подобное не верила, но едва увидела этих двоих, как сразу поняла, что когда-то мы уже были знакомы… Нет, даже не так! Эта женщина… Мне показалось, что это была я, хотя она и выглядела по-другому.

– Боюсь, этого мы никогда не узнаем, хотя… Все возможно. Лично я очень счастлив, что ты сейчас здесь, со мной, в этой жизни. – Он улыбнулся. – Я очень люблю тебя, Лили.

Лиллибет кивнула. Она знала, что Боб говорит правду. Не просто знала – чувствовала это каждый раз, когда смотрела на него.

– Я тоже тебя люблю…

Лили поправлялась на удивление быстро; неделю спустя она уже вставала и пыталась что-то делать сама, хотя руки в лубках ей очень мешали, и Роберт кормил ее с ложечки, а сиделки помогали справляться с мытьем и другими делами. Еще неделю спустя ее выписали, и Роберт сказал, что сам отвезет ее в Ланкастер, к отцу. Поначалу он не знал, кто будет помогать ей дома, но Маргарет, также навещавшая Лили достаточно часто, пообещала, что переедет к Генрику и будет ухаживать за Лили, пока врачи не снимут гипс, и вопрос решился. После этого Роберту оставалось только договориться с Латтимером, чтобы тот передавал Лиллибет его мейлы и пересылал ответы в Нью-Йорк, куда ему давно пора было вернуться.

* * *

Дома Лили встречали Генрик, Маргарет и младшие братья. Когда Роберт помог ей выбраться из машины, они по очереди обняли ее, а близнецы исполнили вокруг сестры что-то вроде пляски диких индейцев. Марк даже заявил, что в гипсе она выглядит глуповато – «как Франкенштейн», и тут же попытался передразнить ее, разведя в стороны чуть согнутые руки и шагая, словно какое-то фантастическое чудовище или робот. Впрочем, было очевидно, что он просто очень рад ее возвращению, и Лили ни капли не обиделась.

– Смейся, смейся! – весело сказала она. – Поглядим, как ты будешь смеяться, когда с меня снимут эти штуковины!

Братья приготовили для нее подарок – щенка лабрадора золотистой масти, которого по их просьбе привез из города Латтимер.

Пока Лили любовалась щенком, Генрик предложил Роберту остаться у них на ночь – или дольше, если гость пожелает. Уилл готов был уступить ему свою комнату – сам он мог перебраться в спальню близнецов. Маргарет собиралась спать рядом с больной, чтобы помогать ей вставать и переодеваться, пока не снимут гипс. Для этого в каморку Лиллибет с трудом втиснули раскладушку. Перед выпиской врач велел Лили больше отдыхать и не перегружать себя работой по крайней мере до Дня благодарения, то есть еще почти полтора месяца, поэтому присутствие Маргарет оказалось как нельзя кстати.