До основанья, а затем

— Понятно. Винтовки раздать, «максим» приготовить к ведению огня в сторону набережной. «Мадсена» ко мне в кабинет. Все господа, вас я больше не задерживаю, а вас Платон Иннокентьевич попрошу остаться.

Фельдшер и вахмистр вышли, в бывший букинист Муравьев, а нынче ответственный секретарь отдела, придвинул стул поближе к столу.

Почти час мы потратили на то, чтобы определиться, как в нынешних условиях начать вести прием граждан и другой документооборот. К моему удивлению, некоторые вещи практически не изменились за прошедшие сто лет.

А потом я дал команду на общее построение.

Люди выстроены в просторном фойе дворца, подальше от посторонних глаз. Анфиса была плотно занята на кухне, готовя немудрящий обед для многочисленного личного состава, а учащиеся были отправлены домой, с наказом выходить на службу с завтрашнего дня, по скользящему графику, не в ущерб учебе. И теперь в здании дворца остались, так сказать, только свои. С одной стороны, мрачно, стояли «бывшие». Бывшие правоохранители, пытавшиеся до конца выполнять свой долг перед властью, которой они присягали, и вычеркнутые из всех списков властью новой, что просто принесла их, в качестве ритуальной жертвы, разъяренной толпе. А напротив, кривой шеренгой, стояли люди, призванные старой властью на войну, отдавшее свое здоровье, и брошенные подыхать. Их не ненавидели как первых, просто старались не замечать. При этом эти две группы людей, мягко говоря, не любили друг друга. Передо мной стояла задача заставить этих людей объединится, совместно выполнять стоящие перед ними задачи и держать языки за зубами. Потому что, если все вскроется, не выживу ни я, ни они.

— Здорово, уроды. — я вскинул руку к обрезу шапки и, не дожидаясь ответа от, задохнувшихся от возмущения, подчиненных, подал следующую команду: — Вольно.

— в чем вы со мной не согласны? — я не отводил глаза от этих, способных воспламенить меня, гневных взглядов: — Одни лишенцы, которых сейчас, или на улицах убивают, либо в Петропавловскую крепость садят, если только, живыми доведут. А вторые, вы что усмехаетесь? Считаете себя лучше? Вас самих просто выкинули на улицу, оставив наедине с вашими увечьями. И уверен, что следующую зиму вы не переживете. С хлебом в стране будет еще хуже, а таких, как вы, инвалидов, станет гораздо больше. Вы просто все вымрете, если будете жить, как жили раньше, пробираясь на улицах. Хотите выжить? Хотите получить новую жизнь? Держитесь меня и друг друга, и мы выживем. Вам, бывшие держиморды, я обещаю новые документы, с новыми биографиями. Обещаю, вытащить ваши семьи, которым, я думаю, сейчас не сладко живется. Позже найти способ, чтобы вы могли жить со своими близкими, нормальной жизнью, не думая о прошлом. Вам, калеки, я обещаю, что если вы будете четко выполнять мои приказы, и старательно изучать все то, чему вас будут учить, то, через пару лет, вы найдете себе место в этой жизни. Тем более, что революция и воцарившийся вокруг бардак, такую возможность дает. Но, я вас собрал не для этого. С завтрашнего дня будут вводиться совместные патрулирования, поэтому будьте так добры, перестаньте косится друг на друга. Вы либо будете вместе работать, либо у нас ничего не получится. Вас, бывшие городовые, одних в патруль не выпустишь, по вашим мордам видно, что по вам крепость плачет. Вам, инвалиды, в одиночку тоже делать нечего, уголовные зарежут в первый же вечер. Поэтому, только вместе. И да, если есть знакомые, за которых вы можете поручится, зовите их к нам. Я даже безногих готов принять, человек десять. Нам, по-хорошему, необходимо человек двести, не меньше, так что, имейте в виду, готов взять на службу очень многих. Командиры, после обеда, прошу выделить шесть человек, которых вы планируете ставить старшими патрулей завтра, если ничего не случится, пройду с ними по району, посмотрю, где завтра будем патрули выставлять. Пора заявить о себе. На этом все, разойдись.

Завтрак мне притащили в кабинет. Была жидкая овсяная каша с кусочками конины — убитая в перестрелке у склада купца Пыжикова лошадь была разделана и помещена в ледник. При таком количестве голодных ртов, в котел шло все. То же самое, только сдобренное костями, получил и Треф. Задумчиво ковыряя ложкой в глубокой миске, я думал о планах на ближайшее будущее.

Социализм — это, конечно, прекрасно, а социализм с человеческим лицом ещё лучше. Главную свою задачу я видел в том, чтобы не допустить установление в стране, так называемый, диктатуры пролетариата, со всеми её извращениями, типа обострения классовой борьбы по мере укрепления социалистического строя. Привнесенная пролетарской диктатурой в жизнь нашего народа революционная целесообразность потом аукалась на протяжении всего существования советского государства. Кровавые гильотины Великой французской революции, что, под крики обезумевшей от крови толпы «Liberte, Egalite, Fraternite », отсекали головы врагам революции, а потом и самим революционерам, повторились в нашей истории. А тем более, я не приветствую казни аристократок, как-то неправильно носить головы красивых женщин на революционных пиках и штуках. И хотя, все лучшее, что я видел в детстве, как нас учили, дал социализм, это был совсем не тот социализм, что строили нынешние большевики, охреневшие ныне в своих Швейцариях от мгновенного падения многовекового царского режима. Социализм эпохи застоя — это была просто реакция на кровавую вакханалию, в которой бултыхалась Россия с семнадцатого по… наверное, пятьдесят седьмой год, для ровного счета, когда от борьбы с самим собой устал как сам народ, так и молодые руководители страны, пришедшие к власти. И какой итог всех этих чисток и классовых боев? СССР доказывал свои успехи, используя в качестве точки отсчета экономические результаты Российской империи 1913 года. Это как Николай Второй доказывал свою состоятельность, сравнивая экономические результаты своей державы с показателями государства в конце правления своего дедушки — Николая Первого.

Что я помнил о будущем России на период с марта по ноябрь семнадцатого года? Главной заботой Временного правительства до лета семнадцатого года будет проведение, обещанного союзникам, летнего наступления Русской армии на позиции Центральных держав. А для этого необходимо выпихнуть на фронт огромную массу солдат из окопавшихся в столице запасных полков. И я очень сильно сомневался, что удастся отправить эти массы вооруженных людей в окопы. Скорее всего, правительство ожидает провал, иначе кто его свергал в ноябре семнадцатого года? Да и организовывать успешное наступление, имея армию, которая мыслила уже только категориями близкого мира, вряд ли посильная задача даже для такого записного говоруна, как господин Керенский.

Я, конечно, не стратег, да и военный опыт мой равен опыту «срочника» Советской Армии, но я бы, на месте правительства князя Львова, сидел бы в активной обороне, ожидая, когда голод окончательно задушит заблокированные со всех сторон Германию и Австро-Венгрию.

В принципе, как заставить запасные полки, численность которых доходила до двух десятков тысяч человек в каждом и, что чувствовали себя полными хозяевами в столице, проведя через Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов решение, что солдаты полков, участвовавших в Февральских событиях, на фронт отправляться не будут, я примерно представлял. Правда, провернуть эти мероприятия в одиночку было решительно невозможно, а если кто-то узнает… Наверное, смерть на штыках солдатни будет за счастье.

После этого останутся совершеннейшие пустяки — нейтрализация восьмидесяти тысяч моряков Балтийского флота, засевших на базах в Финляндии и, самое опасное, в неприступном до зимних холодов Кронштадте. Я представил, как армада бомбардировщиков «Илья Муромец», включив сирену, как немецкие «штуки», заходит на форты и на стоянки кораблей, а потом я стою на вокзале, с высоко поднятой над головой бумажной табличкой: «Большевики, ВКП (б), трансфер, бесплатно» и, не сдержавшись, заржал. В это время в дверь нервно постучали.

— Командир, вам надо посмотреть. Кажется, нас окружают.

Глава 2

Глава вторая. Прописка.

9 марта 1917 года.

Во дворце творился бедлам и кавардак. Весь личный состав отдела толкался локтями у высоких овальных окон, выходящих на набережную. Я довольно-таки невежливо, но энергично, сдвинул в сторону какого-то бойца в серой шинели, тот злобно обернулся, одновременно перехватывая поудобнее костыль, чтобы провести воспитательную работу, но узнав меня, сделал вид, что все в порядке.

— Извини, браток, еще насмотришься — я хлопнул его по плечу и прижался к холодному стеклу.

На узком пятачке набережной перед въездом к великокняжескому дворцу стояла плотная колонна солдат, человек в двести, перед которой стояли три, затянутые в плечевые портупеи фигуры, очевидно, офицеры, что внимательно смотрели в нашу сторону. Потом офицеры посовещались, затем один из них начал отдавать команды. Половина солдат встала на колено, вторая осталась стоять в положение для стрельбы стоя, в любом случае в сторону нашего дома смотрело множество стволов. С флангов залегли, прямо на мостовую, пулеметные расчеты станковых «максимов», что в количестве двух штук направили толстые хоботки стволов в нашу сторону.

Конечно, в современной реальности смотрелось это неимоверно круто, и полиция, да и, сохранявшие царю верность, подразделения войск, от такой картины чувствовали себя очень грустно и начинали переговоры о сдаче. Поэтому, наши визитеры, действуя по проверенной схеме, чувствовали себя вполне уверенно. Офицеры посмотрели на часы — висевший на запястье одного из них прибор, похожий на маленький будильник с крышкой сверху, о чем-то пошутили и достали папиросы из портсигара. Как я понимаю, эти господа ждали появления представителей с нашей стороны, которые обязаны были с опаской выйдя из дворца, абсолютно не приспособленного для обороны, должны были махать кривой палкой с примотанной старой портянкой и униженно просить о сохранении наших никчемных жизней.

— Вахмистр, что там сзади, обложили?

— Нет, ваше благородие, это раненные из госпиталя на улицу выходили. Войска только на площади.

— Ну и хорошо. Внимание, слушать меня. Приготовиться к бою. Пулеметы по моей команде на подоконники. Остальные, винтовки в свободные окна и изображаете готовность стрелять. Еще раз повторяю, только изображаете. Никакого боя не будет. Нас попугают, мы в ответ попугаем. Потом они вытащат из колоды свои козыри, мы свои, на этом разойдемся. Повторяю, сегодня никто не умрет. Но наши партнеры на улице должны видеть, что мы крутые перцы, готовы биться до последнего патрона, а потом их просто загрызем. Они кто? Сявки, что бояться идти на фронт, не зря такой толпой притащились. А вы все ветераны, герои, что не раз смеялись в лицо Костлявой. Это они вас забоятся, как только узнают, кто вы такие. Сразу говорю, максимум, что они смогут еще притащить — это пару броневиков, но я вам обещаю, что с броневиками я разберусь. А теперь по местам, к бою.