До первого снега
Шрифт:
Наигранно поправив копну каштановых волос, Лусия хватает за ручку чемодан и спешит к лестнице.
– Не уезжай! Не сейчас, – вновь цепляюсь за шелковистую ткань её костюма, купленного тем самым идиотом, что якобы разрушил её жизнь. Можно подумать, до брака с моим отцом она купалась в роскоши. Как бы не так! До того, как эта расчётливая стерва попала в нашу семью, она не могла отличить обыкновенный пиллинг от шоколадного обёртывания. Зато сейчас, одетая с иголочки, изнеженная спа-процедурами, вся в золоте и бриллиантах, она безжалостно бросает моего отца в беде. Дрянь! Какая же она дрянь!
Скорчив
Смотрю вслед изящной фигуре Лусии, не веря своим глазам: это просто сон! Кошмарный, нелепый, нереальный! Вот только, как бы сильно я ни щипала себя за тонкую кожу, проснуться не получается!
Следом за бездушной стервой спешит её зануда-сынок. Гад держит под мышкой последнюю модель ноутбука, что мой отец подарил тому на день рождения.
– Крысы! – ору им в спины. – Поганые крысы!
Но они меня не слышат. Не оборачиваясь, выходят на улицу, пока мои слова растворяются в тишине огромного пустого дома. Больше не нашего дома.
– Мам, – всхлипываю, прижимая к уху мобильный. – Мне страшно! Очень!
Притянув колени к груди, сижу на широком подоконнике в ещё пока своей комнате и наблюдаю, как водитель такси старательно впихивает чемодан Лусии в багажник.
– Погоди, Рита, успокойся! – взволнованный голос матери то и дело прерывается детским плачем: я позвонила не вовремя. – Что значит арестовали Винсенто? За что?
– Я не знаю, не знаю, – лбом упираюсь в стекло, провожая взглядом растворяющиеся в темноте огоньки фар. – Ты приедешь?
– Рита,– начинает возмущаться мама. А я вижу наперёд, что она мне откажет. Мягко. Сославшись на новую дочь от нового мужа.
– Ты же понимаешь, что я не могу, – в очередной раз она ищет оправдания своей нелюбви. – Милая моя, у Мари лезут зубки, как же я её оставлю? А тащить годовалого малыша через всю страну… ну, сама подумай!
У Мари куча нянек, красавец-отец и вполне себе молодая бабушка, но мать словно не помнит о них, точнее, забывает, что я тоже её дочь. Мои проблемы всегда были для неё чужды.
Мне было лет шесть, когда мама, вот также, как сегодня Лусия, собрав чемодан, решила переехать в Барселону. Одна. Без меня. Ей не хватало свободы. Приключений. Внимания. А мне не хватало её. В шесть сложно понять, что такое развод. Но ещё сложнее его принять.
Отец был готов на всё, чтобы меня отвлечь: лучшие игрушки и всевозможные развлечения, самые изысканные наряды и бесконечная череда психологов. Мои истерики сводили отца с ума. Мои слёзы кислотой разъедали его сердце. Но, увы, запредельная тоска в моих глазах множилась ежедневно, наплевав на все его старания. Парадокс: мне нужна была только мама, но ей не была нужна я. Впрочем, по прошествии многих лет мало что изменилось.
– Да, я… я всё понимаю, мам, – к горлу подступает горький комок слёз: ни черта я не понимаю! Не хочу понимать! Как и решать взрослые проблемы тоже. – Я просто не знаю, что мне теперь делать: кому звонить, о чём просить, как помочь отцу.
– Подожди немного, Рита. У Винсенто целая
армия адвокатов. Вот увидишь, уже завтра он будет дома и со всем разберётся. Ну же, успокойся!– А если нет, мам? Не думаю, что Лусия так быстро сбежала бы из-за ерунды.
– Рита, от твоего отца и не за такое женщины сбегали, так что не принимай близко к сердцу. Грош цена твоему отцу, если завтра же он не вернётся домой. Хотя ему и так цена не больше.
Закрываю глаза и мотаю головой: она ошибается! Мой отец самый лучший! Намного лучше её!
Вновь вспоминаю своё детство. Без мамы. В тот сложный период со мной был только он. Но после её побега даже всемогущий, властный, влиятельный Винсенто Морено оказался бессильным перед лицом детских слёз. Отец ломал голову, пытаясь найти выход, проклинал мою мать, обречённо наблюдая, как я исчезала на его глазах, но рук не опускал. Я перестала толком есть. Играть. Разговаривать. А потом и плакать. Но мама так и не вернулась.
Именно тогда отец научился любить меня за двоих. Именно тогда он в принципе научился любить. А я узнала, что из любой, даже самой патовой ситуации, всегда есть выход.
Отец забыл про работу и неотложные дела, перенёс важные встречи и сменил строгий костюм-тройку на удобные джинсы. Мы бесконечно много гуляли, вместе готовили и дрессировали взятого из приюта лохматого щенка колли. Отец помогал строить куклам дома, рисовать смешные рожицы и даже в лёгкую обыгрывал меня в твистер. Каждое утро он прижимал меня к сердцу, раскачивая из стороны в сторону и шептал, как сильно любит. А перед сном читал добрые сказки и обещал, что всегда будет рядом. Всегда!
Я так привыкла к его любви и заботе, что со временем перестала их замечать. Простила маму, что спустя полгода вольной жизни вспомнила про меня. Отдалилась от отца, устав от его чрезмерной опеки и постоянных наставлений.
Вот только сейчас, скрючившись возле окна с зажатым в руках мобильным, из которого всё ещё доносится недовольный голос матери, обливающий грязью отца, в унылом одиночестве, посреди совершенно пустого дома, я тихо глотаю слёзы и мечтаю о сущей мелочи – обнять своего старика и сказать, что тоже его люблю.
В одном мама права: утром отец вернулся. Помятый. Осунувшийся. С потухшим, безжизненным взглядом.
Кручу в руках чашку с давно остывшим кофе, не в силах поверить в слова отца:
– Пап, скажи, что всё будет хорошо, – прошу в сотый раз. – Неужели твои адвокаты не могут ничего сделать?
– Прости, родная, – бормочет он, не смея поднять на меня глаз. – Я всё испортил.
Так просто: «Я всё испортил». Только под этими словами скрывается вся наша жизнь!
– И что теперь, пап?
– Они не оставили мне выбора, дочка: либо я помогаю следствию, либо меня посадят. В первом случае я смогу сохранить дом, часть активов и со временем вернуть всё обратно, но…
– Ты выбрал первое, правда? – с надеждой смотрю на его угрюмое, но такое родное лицо.
– Да, Рита. Прости.
– За что ты извиняешься, пап? Всё правильно! Поможешь им, и всё вернётся на круги своя.
– Ты не понимаешь, Рита…
– Так объясни!
Отец вздыхает, но продолжает молчать. Слова камнем застревают в его горле. Он словно не уверен, что мне стоит знать. И всё же, пересилив себя, говорит.