До последнего слова

Непременно нужно вернуться в ту комнату.

И хотя я понимаю, что идея становится навязчивой, меня это нисколько не пугает. Желание кажется таким же невинным, как разгадывание загадки. Мне в голову, вне всяких сомнений, не раз приходили и гораздо более опасные задумки.

– Сэм, ты как, в порядке? – спрашивает мама.

Ее голос резко возвращает меня в реальность, и, когда я отрываю взгляд от тарелки, вижу, что на меня смотрят все – и мама, и папа, и даже Пейдж. Папа при этом широко улыбается.

– Что такое?

– Ты только что пела, – сообщил он.

– И бормотала что-то себе под нос, – добавила мама.

Правда?!

– Да так, привязалась тут одна песня… – говорю я. – Целый день в голове крутится.

– Красивая! – одобрила Пейдж.

Под столом, так, чтобы никто не заметил, трижды царапаю ногтями джинсы.

– Да, я тоже так думаю.

* * *

Я уже собираюсь принять снотворное, как вдруг мне на ум начинают приходить совершенно другие слова. И я чувствую непреодолимое желание их записать.

Несколько лет я и не вспоминала про свои блокноты, но они по-прежнему лежат на самой верхней полке моего книжного шкафа, и я отлично помню, что говорила Психо-Сью, когда дарила их мне. Я должна была каждый день делать записи в том блокноте, который лучше всего подходил под мое настроение. Желтый предназначался для радостных мыслей. В красный надо было писать, когда меня одолевает злость и нужно выпустить пар. В синий – когда у меня хорошее настроение. Когда мне спокойно. Когда я не чувствую ни особой радости, ни злости. Когда я примерно посреди этих двух полюсов и состояние у меня «ровное».

Сперва открываю синий блокнот и вижу свои записи, сделанные, судя по детскому почерку, несколько лет назад. Я твердо следовала рекомендациям Сью, но недолго – и успела заполнить всего четверть блокнота.

Записи в красном блокноте оставлены, как кажется, совершенно другой, более «тяжелой» рукой. Почерк здесь уже совсем не такой, как в предыдущих записях – то ли оттого, что я была старше, когда писала эти строки, то ли оттого, что я была злее. Пробегаю пару заметок глазами, но быстро прерываю это чтение. Слишком уныло.

Но куда печальнее мне становится, когда я вижу, что желтый блокнот совершенно пуст.

Бросаю на пол красный и желтый блокноты, беру синий и забираюсь под одеяло. Вооружившись ручкой, нахожу чистую страницу, но потом замираю в нерешительности.

Я не знаю, о чем писать.

Можно было бы написать об ОКР. Или о числе три. Или о водоворотах мыслей, которые приходят из ниоткуда, поглощают все мое внимание без остатка и долго не оставляют меня в покое, чем ужасно пугают. Или о том, что я очень боюсь дня рождения Алексис, который будет уже завтра, хотя бояться провести целый день вместе с лучшими подругами – очень странно и неправильно.

Поэтам нужны слова. Даже когда мне на ум приходят точные образы, у меня никогда не получается дать им выход. Они выручают меня только в бассейне.

Бассейн.

И я тут же начинаю строчить о единственном занятии, которое помогает мне почувствовать себя здоровой, счастливой и… нормальной. О том, как приятно выныривать на поверхность. Слышать всплески воды и тишину. Обеими ногами отталкиваться от бетонной стены и ощущать в себе огромную силу. Наслаждаться прикосновениями воды к моим щекам.

Через два часа я все так же сижу в постели и быстро записываю свои мысли в блокнот, торопливо перелистывая странички. Добравшись до конца очередной страницы, бросаю взгляд на часы и понимаю две вещи: уже глубоко за полночь, а я забыла принять снотворное.

Обычно такие открытия пробуждают во мне сильную тревогу, но только не сегодня. Я слишком воодушевлена, чтобы спать.

Возвращаюсь к синему блокноту и продолжаю писать, пока около трех часов утра не засыпаю сама, безо всяких лекарств.

Прочти мне одно

Подъезжая к салону, мы все хором подпеваем песне, которая играет в машине, но потом мама Алексис резко выключает колонки, мы замолкаем и начинаем с любопытством осматриваться вокруг.

Длинная подъездная дорога обсажена с обеих сторон пышными зелеными деревцами и светлыми розами, а когда мы поднимаемся на крутой склон и проезжаем мимо виноградника, я опускаю стекло на окне и вдыхаю аромат свежескошенной травы и сладковатый запах лаванды.

– Вот это да! – восхищенно протягивает Оливия с заднего сиденья.

– С ума сойти! – вторит ей Кейтлин.

– Я же вам говорила! – замечает Алексис.

Поворачиваюсь к миссис Мейзер:

– Восхитительно. Спасибо вам.

– Тебе здесь точно понравится, – заверяет она меня.

Хейли бы здесь тоже понравилось.

Мы останавливаемся на круглой асфальтированной площадке с огромным фонтаном по центру. Кажется, будто он обладает силой притяжения, потому что я первым делом направляюсь к нему, встаю рядом, наблюдая за тем, как бурно стекает и плещется вода, и слушаю, как звонко падают капли в небольшой прудик внизу. Закрываю глаза, а уголки губ приподнимаются в невольной улыбке.

– Девочки, идите сюда! – зовет миссис Мейзер. Мы все собираемся вокруг нее, позади машины. – У меня для вас сюрприз! – сообщает она, поднимает багажник, ныряет в него рукой и достает ярко-зеленую сумочку из махровой ткани, на которой белыми нитками вышито имя «Алексис». – Это тебе, моя девочка. С днем рождения!

Пока она снова ныряет в багажник, Алексис расстегивает молнию на своей сумочке, перебирает ее содержимое и тут же достает лосьон для тела, крем для кутикулы и скраб для лица.

– А это – тебе, – сообщает она, передавая Оливии ее сумочку. Сумочка тоже именная, только цвет у нее не зеленый, а красный – Оливия его просто обожает. – Ну а тебе, само собой, фиолетовую, Кейтлин! – объявляет миссис Мейзер, протягивая еще один подарок.

А мне наверняка подарят синюю.

Миссис Мейзер закрывает багажник и обнимает меня за плечи.

– Прости, Саманта. Я пыталась заказать еще одну вчера вечером, но было уже слишком поздно.

– Да ничего страшного. – Нижняя губа у меня начинает едва заметно дрожать, но я с силой ее прикусываю.