До последней звезды

Маркиз обмотал правую руку носовым платком, размахнулся и что было сил ударил по доске.

Она немного поддалась. Видимо, окошко было заколочено кое-как, наспех, ржавыми гвоздями.

Он ударил еще несколько раз, здорово расшиб кулак, но добился желаемого: доски с громким треском отлетели, и в подвале стало заметно светлее.

Леня подтянулся повыше и выглянул в окошко.

За окном был виден маленький кусочек грязного, незаасфальтированного двора, сухой пожелтевший репейник и смятая банка из-под пива.

– Эй, есть кто-нибудь?! – крикнул Маркиз в окно.

Ответа, разумеется, не последовало.

– Эй, кто-нибудь! – снова закричал он.

И снова никто не отозвался.

Леня повисел еще немного на руках и наконец спрыгнул на пол: руки устали, кроме того, надо было хоть немного подвигаться, чтобы совсем не окоченеть.

Побегав по тесному пространству подвала, сделав несколько приседаний и других упражнений, он немного согрелся и снова вернулся к окошку, которое было единственной связью с внешним миром.

На этот раз за окном что-то происходило.

Сначала Леня увидел огромные, вдрызг разбитые ботинки из тех, какие в народе называют говнодавами. Ботинки неторопливо приближались к самому окошку.

То есть, разумеется, приближались они не сами. Приближался кто-то, обутый в эти, с позволения сказать, ботинки.

Леня не сразу понял цель их владельца и в первый момент замешкался. Кроме того, он боялся спугнуть незнакомца истошным криком, доносящимся из подвала.

Наконец, когда ботинки оказались перед самым окошком, Леня собрался с силами и позвал:

– Эй, мужик!

Незнакомец не услышал этого призыва.

Один ботинок поднялся и тут же резко опустился на пивную банку, смяв ее в жестяной блин. Затем перед окном появилась грязная корявая рука и ухватила сплюснутую жестянку.

– Эй! Ты меня слышишь? Я тут! – выкрикнул Леня гораздо громче.

Корявая рука вздрогнула, и через секунду перед окошком возникла небритая, опухшая физиономия со следами многодневного запоя.

– Это чего это? – опасливо проговорил бомж. – Это кто это тут? Ты мне мерещишься или как? Точно, Мухомор дрянь какую-то в пойло свое намешал… чертовщина начинает мерещиться…

– Мужик! – воскликнул Леня как можно жалостнее. – Выпусти меня отсюда, а? Я тебе денег дам! Много!

– Денег? Точно, мерещится! – с сожалением проговорил бомж и начал выпрямляться.

– Эй, мужик, ты куда? – запаниковал Маркиз. – Настоящий я, живой! Пока, по крайней мере… но через пару часов точно от холода загнусь! Можешь меня потрогать, если сомневаешься! – И он просунул в окошко правую руку.

– А как ты туда попал? – недоверчиво осведомился бомж.

– Дружки подшутили! – выдохнул Леня. – Такие шутки у них дурацкие!

– Ну, мужик, ты попал! – сочувственно констатировал бомж.

– Сам знаю, что попал… Слушай, вытащи меня отсюда, а? Христом Богом прошу!

– Неверующий я! – прохрипел бомж. – А вот чегой-то ты сперва про деньги говорил?

– Денег я тебе дам! – пообещал Маркиз. – Не сомневайся! Если вытащишь меня, конечно!

– И сколько, к примеру? – оживился бомж. – Рублей пятьдесят дашь?

– И сто дам!

– Чичас!

Бомж исчез. Леня спрыгнул на пол и стал прислушиваться. Несколько долгих минут ничего не происходило, потом за дверью подвала раздалась какая-то возня. Дверь, однако, не шелохнулась.

– Не, не открывается! – донесся наконец приглушенный голос бомжа, и все опять стихло.

Прошло еще несколько минут. Маркиз решил уже, что бомж пропал с концами, но в это время перед окошком снова показалась опухшая физиономия.

– Эй, ты тут? – окликнул бомж.

– А куда же я денусь? – вздохнул Леня. – Ну что – не получилось?

– Не получилось! Запертая она! – пригорюнился бомж. – А ты мне сто рублей обещал!

– А ты меня отсюда выпустить обещал! – в тон ему ответил Леня. – Если выпустишь – дам хоть двести!

– Так запертая она… – заныл бомж. – Чего ж делать-то? А может, ты мне хоть пятьдесят дашь? Или хоть двадцать?

– Утром стулья, вечером деньги! – отрезал Маркиз.

– Какие еще стулья? – не понял бомж.

– Да это я так… к слову… послушай, а ты позвони моим друзьям… они приедут и меня выпустят, тогда я тебе заплачу!

– Так ты же сказал, что это дружки тебя и заперли!

– Не, это другие, – проговорил запутавшийся в показаниях Маркиз. – То дружки, а то – настоящие кореша…

– Да мне это по фигу… – отмахнулся бомж. – Только как же я позвоню? У меня телефона-то нету!

– Ну уж придумай что-нибудь!

– Ладно, – согласился бомж, – пиши телефон, а то у меня память не очень-то… могу перепутать!

– А у меня и нечем писать! – признался Маркиз.

– Обожди! – Бомж ненадолго исчез, потом вернулся и просунул в Ленино окошко доску и кусок угля.

Леня написал на доске номер сотового телефона своего старинного друга по кличке Ухо, подумал и на всякий случай добавил снизу Лолин телефон.

– Ну а теперь денег давай! – потребовал бомж, принимая Ленину «записку».

– Мы же договорились, что деньги потом, когда ты меня отсюда вытащишь!

– Э, нет! – Бомж замахал руками, как ветряная мельница. – Мне телефон искать придется, звонить… хоть половину дай вперед, иначе ничего делать не буду!

– Слушай, у меня при себе денег нету, – признался Маркиз. – Эти дружки, что меня заперли, они и карманы мне обчистили!

– Во как! А тогда чего ж ты мне лапшу на уши вешал? Чего ж ты меня в это… в заблуждение вводил? Коли у тебя нет денег, так сиди здесь, пока не посинеешь! – И бомж начал подниматься.

– Эй, стой! – закричал Леня. – Мои друзья приедут, все тебе отдадут! Я тебе обещаю! Больше дадут, не двести, а сколько скажешь!

– Хоть триста? – недоверчиво поинтересовался бомж. – Хоть триста пятьдесят?

– Хоть триста семьдесят, – пообещал Маркиз. – Только позвони!

– А может, твои друганы такие же, как ты – без денег, с одними разговорами? Не, мужик, я жизнью битый, пытанный, я на слово никому не верю!

Он приблизил небритое лицо к самому окошку и внимательно пригляделся к Маркизу.