До самой смерти. Том 2

– Я настолько онемела, – я плачу. – Так чертовски онемела. Я ничего не чувствую. Почему это происходит со мной?

– Порой мы чувствуем онемение, потому что слишком напуганы, чтобы почувствовать боль. Потому что знаем, что это пройдет.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Я запускаю пальцы в волосы и тяну их. Форд достает мои руки, прижимает их своими и удерживает напротив своей груди.

– Это должно прекратиться.

– Это не прекратится, пока он не исчезнет! – кричу я.

– Да, прекратится. Это пройдет, когда ты примешь это и двинешься дальше.

– Ты ничего не знаешь, – кричу я, отталкивая его и вставая. – К черту, никто из вас не понимает.

– Может, и нет! – выкрикивает он. – Но мы заботимся о тебе. О твоей дочери.

Я горько смеюсь.

– Тебе наплевать на меня.

– Катя, ты собираешься разрушить так много жизней.

– Я все сказала, – шепчу, опуская голову.

Я поворачиваюсь и направляюсь в лес.

– Черт возьми! – орет Форд сзади меня. – Очнись!

Я больше ничего не слышу, так как исчезаю в густых кустарниках. К тому времени как я добираюсь до дороги, моя голова плывет. Я пытаюсь выкинуть слова Форда из головы и унять агонию в груди. Я не хочу, чтобы моя дочь осталась без меня. Не хочу этого, но не могу унять желания сделать больно Маркусу.

Я хочу, чтобы он страдал.

Ловлю такси и прошу отвезти меня в ближайший бар. Я все такая же онемевшая, только сейчас мое сердце колотится. Не знаю, почему оно так бьётся. Мне не удалось разрушить барьер вокруг моего сердца. Мне нужно его сломать. Я должна защитить свою дочь. Однако я здесь, уезжаю все дальше и дальше от людей, которые хотят мне помочь.

Я отдаю какие–то деньги таксисту и выбираюсь, когда он останавливается. Спешу внутрь переполненного бара, и направляюсь прямо к стойке, чтобы выпить. Заказываю водку со льдом и выпиваю ее до того, как заказать еще одну. Потом еще. Вскоре я сбилась со счета, и мое сердце больше не колотится. Я опускаю голову на прохладную деревянную стойку и сжимаю зубы.

Они не понимают.

Они никогда не поймут.

Никто и никогда.

Глава 17 Катя

Я пьяна.

Поэтому я не заметила его приближения.

Когда он остановился передо мной со сжатыми кулаками, задыхаясь от ярости, ко мне приходит понимание, в какой ситуации я нахожусь. Я медленно поднимаю голову и осматриваю его. Взлохмаченные волосы, черная футболка плотно охватывает грудь, черные джинсы низко висят на бедрах, карие глаза яростно пронизывают меня насквозь.

– Маркус, – произношу я невнятно.

– Как ты смеешь? – рявкает он.

– Как я смею что?

Он тянется, хватает меня и тащит через людей. Как только он выводит меня на свежий воздух, алкоголь сразу же сильно ударяет мне в голову. Я прислоняюсь к стене и постанываю от боли.

– Ты пытаешься меня убить.

Я резко поворачиваю голову на его убийственные слова.

– Откуда ты узнал?

Он запрокидывает голову и смеется с такой горечью, что от этого у меня мурашки по коже.

– Откуда я узнал? Ни слова «О, Боже мой, я сожалею об этом» или «Мне жаль, Маркус». Вместо этого ты спрашиваешь, как я узнал? В какого монстра ты превратилась, Катя?

– Монстра? Я? – рычу я. – Ты здесь монстр, Маркус.

Он качает головой, злится. Не думаю, что когда-либо видела его таким. Он тяжело дышит, пот стекает по его лбу. Все его тело так сильно заведено, что видны напряженные мышцы.

– Ты хочешь заставить меня заплатить, – он так громко кричит, что я вздрагиваю и прижимаюсь к стене. – Тогда ты должна прийти и, блять, сделать это со мной. Ты же превращаешься в, мать его, долбанную трусиху и нанимаешь киллера. Какая, блять, женщина попытается убить человека? Я облажался, Катя, но смерть? Куда, черт возьми, ты катишься?

Слезы снова появляются на моих глазах.

– Она была всем, что у меня было!

– И я никогда, блять, не убивал ее! – орет он. – Я не знал. Я не делал это намеренно.

– Ты удерживал меня! – воплю я, бросаясь вперед. Он делает шаг назад, и я спотыкаюсь. Он не пытается мне помочь.

– И я живу с этим, но это…. – Он горько смеется. – Ты только представь, как она гордится тобой, когда смотрит на тебя.

– Да пошел ты! – кричу я, размахиваюсь и ударяю его в челюсть.

– Хочешь сделать мне больно? – рявкает он. – Валяй. Ударь меня, Катя. Блять, врежь мне! Заставь нас всех гордиться тобой.

Я снова бью, соприкасаясь с его челюстью. Он мычит от боли, но не останавливает меня. Ярость взрывается в моей груди, и месяцы мучений и страданий берут вверх. Я бью его, ударяя по лицу, снова и снова, касаясь кулаками его идеальной кожи. Но это не исчезает. Это не становится лучше. Это не прекращается.

– Достаточно! – рычит он, после моего четвертого или пятого удара.

Я не останавливаюсь.

Он хватает меня за руки, удерживая их над моей головой, и тащит задом наперед, придавливает мою нижнюю часть к стене. Я бросаюсь вперед, но он не двигается. Я хочу плюнуть ему в лицо. Хочу поцеловать его. Я хочу бить его, пока он не заплачет.

– Это заставляет тебя чувствовать себя лучше? – рявкает он. – Причинив мне боль, все исправишь?

– Пошел к черту! – плачу я.

– Так ли это? – орет он. – Блять, так ли это?

– Катись в ад!

– Я уже, блять, там, детка.

Затем он впивается своими губами в мои. Я целую его сильно и глубоко. Он отпускает мои руки. Я хватаю и дергаю его за волосы, опускаюсь руками вниз по шее, спине, и запускаю их под рубашку, отыскивая его голую, твердую спину. Я вонзаюсь в нее и он шипит от боли.