До свидания, Натанаел !
Шрифт:
– Вспомнила: просто спекулянтом был!
– усмехнулась Нвард.
– Но если бы он не накопил денег, не смог бы заняться раскопками Трои... А когда деньги у него кончились, он на время оставил раскопки и снова начал торговать.
– Его звали Генрих?
– Да. Во время раскопок он нашел украшения Елены и надел их на свою жену. А жену его звали Софья.
– Но я-то ведь не жена тебе, чтобы ты надел на меня украшения царицы!
– А мы обязательно поженимся, - сказал я,- Когда люди бывают хорошими товарищами, они потом обязательно укенятся. Это всегда так. бывает...
– А я никогда не выйду замуж!
–
– Тигран... Нвард,- подал голос Нат, выходя из церквушки.
Он так торопился, что даже забыл нагнуться и ударился головой о притолоку.
– Ой!
– невольно застонал Нат, потер лоб и закричал: - Смотрите, что я нашел?
– Клад!
– сразу догадалась Нвард.
– Да.
– Настоящий?
– Самый настоящий!
– Золото?
– спросила Нвард, и ее глаза заблестели.
– Кто тебе сказал, что клад - это золото?
– пожал плечами Нат.Смотрите и любуйтесь.
И он протянул нам несколько каких-то листочков.
Это были желтоватые страницы из книги с истертыми уголками. Что это? У меня захватило дух. Может, пергамент?.. Конечно. Я внимательно пригляделся к листкам, на одном из которых был только рисунок, а на другом рукописный текст. Но и здесь на полях были маленькие картинки. Я ни секунды не сомневался в том, что это страницы древней рукописи.
– И это клад!
– разочарованно развела руками Нвард.
А я от волнения не мог слова вымолвить. Ведь это же настоящие музейные ценности, а она...
– На этой странице работа художника-миниатюриста девятого или десятого века, не иначе!
– возбужденно объяснил Нат.- Видите? А эта страница, точнее, эта роспись сделана в четырнадцатом веке! Я могу тебе даже сказать, кто был художником.
– Кто?
– Саркис Пицак. Конечно, это только мое предположение, но, я думаю, верное...
– А это?
– Это, скорее, творение безымянного художника.
– У него что, не было имени?
– удивилась Нвард.
– Было. На нам оно неизвестно, потому таких художников и называют безымянными. Например, всему миру известно творение безымянного художника-миниатюриста, иллюстрировавшего Библию в обложке из слоновой кости.
– А почему из слоновой кости?
– Так уж случилось, чтобы сохранить это ценнейшее творение нораванкското[Нораванк - храм в Армении. ] художника. Библию позже вложили в обложку слоновой кости, изготовленную другим творцом еще раньше, в шестом веке. В таком виде и дошла до нас эта Библия восемнадцатого века. Она находится сейчас в Матенадаране[Матенадаран - хранилище древних рукописей в Ереване].
– Наверное, очень это важная рукопись?
– предположила Нвард.
– Сама рукопись нет... Обыкновенная Библия. Вся ее ценность в оформлении, о котором написаны исследования на многих языках.
– А это?
– Нвард показала на странички.
– Если мое предположение верно, то это - определенно клад. В Матенадаране всего восемнадцать рукописей, которые иллюстрировал Саркис Пицак. Это могут быть страницы из тех книг, а возможно, что совсем из других. Пока неизвестных. А какие миниатюры!.. Нет, вы лучше сами посмотрите. Да повнимательнее.
Нат сел рядом с нами на камень и протянул нам полуистлевшую страничку.
– Тигран, это ты можешь считать для себя экзаменом. Археолог кроме знаний должен еще обладать блестящим воображением. Ну-ка, что тебе представляется?..
Я
взял страничку. Посмотрел. Обыкновенные миниатюры. Правда, краски прекрасно сохранились... "Смотри внимательно! Смотри внимательно!" мысленно повторял я себе и... ничего особенного не видел. "Наверное, света маловато",- подумал я. Дело шло к вечеру. От напряжения глаза у меня заболели. И я уже решил, что не выйдет из меня археолога, раз нет никакого воображения, как вдруг в синеватых сумерках произошло нечто удивительное, изображение ожило, люди на рисунках пришли в движение...Я увидел, честное слово, увидел!..
...Стена все поднималась и поднималась. С раннего утра люди тесали базальт, готовили раствор. Каменщики сверху беспрерывно требовали то камень, то раствор. Молотки стучали бесперебойно, придавая базальту необходимую гладкость, форму, а резчики по камню украшали здание своими творениями. Все делалось на века... Чем выше поднималась стена, тем труднее было работать, но творцы не унывали.
Они утирали со лба пот и под лучами обжигающего солнца работали, напеаая каждый себе под нос свою песню - о своей заботе, о своем счастье.
Поднимались стены, расцветали орнаментами, и вот строение готово. Оно должно стать божьим храмом, но чаще становилось крепостью, пристанищем гонимых, немым свидетелем бессчетных бедствий народа.
Когда здание становилось крепостью - враг старался разрушить его; когда оно становилось пристанищем гонимых - враг снова стремился разрушить его, уничтожить народ. А в короткие промежутки мира люди восстанавливали здание, и вновь здесь курился ладан. Так было тысячи долгих лет, пока на этой земле не утвердилось государство справедливости и мира. Теперь это здание памятник архитектуры, охраняемый государством...
– Ну что?
– откуда-то издалека услышал я голос Ната.
И видение исчезло, растворилось в синеватой мгле. Передо мной снова был истлевший листок, яркие рисунки вновь онемели, и я очень пожалел, что мне помешали.
– Это - наш монастырь!
– уверенно сказал я.
– Конечно, - утвердительно кивнул Нат, немного, кажется, удивившись, что я оказался смекалистым.- Рисунки повествуют о строительстве монастыря. А строительство его завершилось в десятом веке. Следовательно, рукопись относится к десятому веку. А художник был неопытным. Может, старик? Рука у него явно дрожала. Я был уверен, что найду здесь... Был уверен!
– Натанаел спрятал обрывок в папку.- В этих листках из рукописи много загадок для специалистов.
– А вы разве?..
– Я? Я физик. Но очень люблю историю...
– И все это было в церквушке?
– удивился я. Ведь столько раз я там бывал и ничего не замечал. "Нет,-не выйдет из меня археолога",- горевал я в душе.
– Да. Странички эти висели рядом с репродукцией Рубенса, - сказал Нат.
От волнения я только слюну проглотил: глупец, а я-то думал, что это кто-то из верующих преподнес свой рисунок несуществующему святому!
– А другие обрывки,- продолжал Нат,- были вложены в книгу, в ту самую, к которой тысячекратно прикладывались прихожане, как к святыне. В прошлое воскресенье, еще до встречи с вами, я был здесь. Мне тогда не удалось полистать ее. А сегодня я уж как следует разглядел. Сама книга ничего ценного не представляет, но обрывок пергамента в свое время вплели в. нее как украшение.