До захода солнца

— Я знаю, но на этот раз тебе придется отправиться в приключение.

Она улыбнулась в ответ, смешинки осветили ее глаза, сделав их светящимися, она прошептала:

— Отправиться в приключение.

Люсьену очень хотелось насладиться весельем, которое он только что подарил Лии, но у него не было времени.

Поэтому он продолжил:

— Крессида будет раздражать. Она может говорить такие вещи, возможно, даже делать их, которые могут свести с ума или даже причинить боль. Делай все возможное, чтобы не обращать на нее внимания. Я разберусь с ней и обещаю обсудить с тобой все, если у тебя возникнут вопросы, после их ухода. — Он дождался ее кивка, продолжил: — Мой отец — другое дело.

Ее голова склонилась набок.

— Твой отец?

— Мы с ним не общаемся, — сказал он.

— О, — прошептала она.

— То есть совсем, — продолжал он.

— О, — повторила она шепотом.

— Он мне не нравится. Я его не уважаю. И не доверяю. Он связался с Изобель, поэтому она привезла его к нам домой. Я поговорил с Бел. Я не знаю его намерений, зачем он пришел. Он может быть очаровательным. Может быть снисходительным. По любому ты должна относиться к нему с уважением, несмотря ни на что.

— Хорошо. — Шептала все еще она.

Руки Люсьена еще раз сжались.

— Несмотря ни на что, Лия. Я сделаю все возможное, чтобы контролировать его, но, как и Крессида, он неуправляем и непредсказуем. Единственное, о чем я могу попросить — контролируй свои реакции.

— Я буду контролировать свои реакции, Люсьен.

После ее немедленного ответа он несколько секунд внимательно изучал выражение ее лица. Любопытство исчезло. Нежность приглушилась. Явно была озабоченность.

Ему это не понравилось, но он кивнул.

— Я также прошу тебя ничего ему не рассказывать о нас, — продолжил он.

Лия моргнула. Затем спросила:

— Что?

— Ничего не говори ему о нас, Лия. Они знают, что я живу с тобой. Знают, что ты моя наложница. В курсе, что я глубоко тебя уважаю. Любая личная информация не для их ушей. Тем более твои кошмары. Ни твои способности. Не то, что ты значишь для меня.

Он почувствовал, как ее тело напряглось, и она тихо спросила:

— А что я значу для тебя?

— Мы любовники.

Замешательство отразилось на ее лице, и она начала:

— Но...

— Ничего из этого их не касается.

— Конечно, нет, — ответила она. — Но разве они уже не знают об этом?

— Они могут только догадываться, — солгал он. — Я просто хочу, чтобы ты избегала любых дискуссий на эти темы. Не касайся этих тем.

Ее голова снова склонилась набок, и замешательство на ее лице усилилось.

— Почему они должны спрашиваться об этом?

— Опять же, Крессида и мой отец неуправляемы и непредсказуемы. Они могут поднять этот вопрос, чтобы спровоцировать тебя. Не поддавайся им, и, если я попрошу тебя выйти из комнаты, ты должна подчиниться. Немедленно.

Она пристально посмотрела на него мгновение, прежде чем призналась:

— Все это меня немного пугает, Люсьен.

Его руки еще раз сжались, он склонил голову, чтобы быстро прикоснуться губами к ее губам. Когда поднял голову, то встретился с ней взглядом.

— Со мной ты чувствуешь себя в безопасности, — напомнил он ей, ее веки медленно опустились для томного моргания, которое ему очень понравилось, затем она кивнула. — Тогда ты должна доверять мне, потому что я обещаю, моя зверушка, что буду тебя охранять.

— Хорошо, — прошептала она.

Люсьен вздохнул.

Затем заявил:

— Поехали домой.

— Хорошо, — повторила она.

Он снова прикоснулся губами к ее губам, затем отпустил ее только для того, чтобы взять за руку и повести к выходу. Он знал, что она повернулась к окнам и помахала своей семье и Эйвери.

Он не стал поворачиваться.

Он посадил ее в свой «Порше» и повез домой.

20 Ланч

— Мама, — прошипел сын Люсьена, — прекрати.

Она не собиралась ничего прекращать. Это я уже поняла. Я находилась в присутствии Крессиды в течение часа и все поняла.

Бывшая Люсьена была настоящей сукой. Я ненавидела ее. Хотя старалась не быть ненавистником, но она относилась к тем женщинам, которым даже мать Тереза влепила бы аплеуху.

Но Крессида меня мало заботила. Я была женщиной. И повидала сук за свою жизнь.

Меня больше заботил отец Люсьена Этьен, от которого у меня мурашки бежали по коже. И мурашки у меня бежали от него, потому что ему нравилось, как Крессида играет со мной. При каждом ехидном ее комментарии, его глаза вспыхивали болезненным счастливым светом, и передвигались на меня, ожидая мой ответ. Я не знала, откуда я это знала, но точно знала, что он выжидал, когда я сломаюсь не важно как. Обижусь, устрою истерику, выйду из себя, в конце концов, разозлюсь.

Вампиры были похожи на людей. Это означало, что Люсьен получил ДНК своего отца, в это мне было трудно поверить. Люсьен мог быть придурком, но он был горячим придурком, который мог быть забавным, милым и нежным. Этьен не обладал ни одной этой чертой (за исключением, черт возьми, я должна была признать, по части горячий), видно, гордился этим. Если бы Магдалина не была такой милой и открыто любящей своего сына, я бы подумала, что она родила его ни от Этьена. В Люсьене не было ничего похожего на отца. Они даже не были похожи внешне, Этьен был светловолосым и голубоглазым, высоким, но худощавым для вампира. Люсьен был больше похож на свою мать. На самом деле, он был невероятным мужским воплощением ее классически прекрасной женственности.

Крессида повернула свои (чертовски, я должна была признать, великолепные) небесно-голубые глаза к сыну и спросила с притворной невинностью:

— Прекратить что?

Джулиан пристально посмотрел на нее, затем приказал:

— Нам нужно поговорить в кабинете.

Она изящно протянула руку к обеденному столу, где Эдвина в данный момент подавала нам десерт.

— Но мы еще не закончили ланч.

Джулиан отодвинул свой стул назад, заявив:

— Потом съешь.

— Джулиан, не груби, — ответила Крессида.

Я посмотрела на свои колени и улыбнулась, потому что было забавно услышать эти слова от нее. Она грубила с самого начала, когда взяла меня за руку, сжала ее и пробормотала: — Мм... вкусная.

— Мама, сейчас же, — прорычал Джулиан, и я посмотрела на сына Люсьена.

Было странно, что у Люсьена, которому, как я знала, было более восьмисот лет, но это не имело значения, учитывая его внешность и жизненную силу, было двое взрослых детей. Также странно было то, что его родители выглядели как его современники. И в равной степени странно было то, что оба его ребенка явно получили лучший выбор генофонда. Джулиан был великолепен в грубоватой, мужественной манере своего отца. Изобель была красавицей, должно быть, изящество ей передалось от матери, но черты Люсьена тоже проступали в ней.