До захода солнца

По какой-то причине я ненавидела саму мысль о его паре. По сути, жена где-то там в любую минуту может предъявить на него права на уровне, который мне никогда не светит. Почему мне не нравилась сама мысль о его паре, я понятия не имела, и это пугало меня больше всего.

Он покачал головой, но облегчения я не почувствовала. Его следующие слова, сказанные так небрежно, хотели казаться небрежными, еще больше укрепили во мне это чувство.

— Не с Катриной, нет. Давным-давно от двух других союзов у меня родились сын Джулиан и дочь Изобель, оба живут в Англии.

О боже мой!

Люсьен был отцом.

Я вообще не могла это осознать.

Я отвела глаза в сторону и спросила:

— Ты общаешься с ними?

— Часто.

Я старалась не смотреть в его сторону.

— Вы близки?

— Очень.

— Ты... поддерживаешь связь с их матерями?

Почему я задавала все эти вопросы?

Он не колеблясь ответил.

— Мать Изобель покончила с собой тридцать лет назад.

Мои глаза снова метнулись к его лицу, но в них не было чувств — ни печали, ни раскаяния.

Он продолжил:

— Я общаюсь и иногда встречаюсь с Крессидой, матерью Джулиана.

Я больше не хотела говорить на эту тему. И в надежде закончить дискуссию и мой урок, который начался так отлично, но потом все пошло наоборот, я больше не задавала вопросов, а просто произнесла:

— Хорошо.

Мгновение Люсьен изучал мое лицо.

Затем тихо спросил:

— Уже хватит, зверюшка?

С меня хватит.

Боже, мне и так всего хватает.

Я кивнула.

— У тебя есть вопросы? — Спросил он, я отрицательно покачала головой.

Это неправда. У меня все еще имелся миллион вопросов, но ни на один я не хотела получить ответ в данный момент. И первым в списке среди вопросов был существование Катрины. Кем она была. Где она жила. Что она думала обо мне. Как долго они были вместе и почему Люсьен ночами находился в моей постели, а его одежда заполняла мою гардеробную, и почему он сию минуту лежал здесь со мной на диване, который он мне и предоставил.

Хотя я понимала, что мне определенно не нужен ответ ни на один мой вопрос.

Пока я разбиралась в этом новом бардаке в своем мозгу, он приподнял голову, и его лицо исчезло у меня на шее.

— Хорошо, дорогая. Урок окончен.

Я вздрогнула главным образом потому, что его глубокий голос звучал так чувственно на моей коже, это было приятно. А также потому, как он произнес свои слова, его язык попробовал мою кожу, и это было приятнее. Наконец, потому что он назвал меня «дорогая», и мне понравилось, когда он так меня называл.

В попытке самосохранения, чтобы положить конец предательской реакции моего тела на него и его слова и в попытке взять ситуацию под контроль, я спросила:

— Могу я теперь одеться?

— Нет.

Я моргнула.

— Нет?! — хрипло переспросила я.

Его губы путешествовали вверх по моей шее, по моему подбородку, встретившись с моими губами.

— Нет. Я решил, что большую часть сегодняшнего дня ты будешь голой.

«Что?!» — Проорал мой разум.

— Что? — прошептали губы.

Я почувствовала его улыбку на своих губах.

— Ты будешь голой. Очевидно же, что ты усвоила урок и перестала мне противоречить. Это заслуживает награды, — его голос понизился, когда он сообщил мне, — и я собираюсь потратить весь день, награждая тебя этой наградой.

О боже мой.

Что же я наделала?

Игра, которую затеяла, приняла скверный оборот. Потому что он играл в нее намного лучше меня.

Проклятый вампир!

— Люсьен... — Я вздрогнула, но его рука коснулась моего обнаженного бедра, скользнув вверх под халат, обхватив за задницу.

Он прервал мою концентрацию на движении его руки, потребовав:

— Поцелуй меня, зверушка.

— Поцеловать тебя? — прошептала я.

— Я хочу, чтобы твой язык был у меня во рту.

О боже мой.

— Люсьен... — снова начала я, но он прервал меня.

— Ты собираешься меня ослушаться? — Его слова прозвучали как мягкая угроза или, возможно, вызов.

Что мне делать?

Мой выбор заключался — или остаться Послушной Лией, или поцеловать его и стать Настоящей Лией, скорее всего, потом быть наказанной.

Я и так уже раз облажалась!

— Можем мы?.. — Опять начала я, но меня снова прервали.

— Поцелуй меня, Лия.

— Дай мне две…

Его рука прижала мои бедра к себе, и я почувствовала его твердый член. Тело отметило, что мне нравится, что он твердый, что я могу сделать его твердым, просто лежа рядом и разговаривая.

Это отметило мое тело, но в ту же минуту мой разум отметил полный и абсолютный страх.

Я видела, как его глаза потемнели и стали напряженными.

Затем он прорычал:

— Делай, что я говорю, или...

На этот раз я прервала его поцелуем.

В ту минуту, когда мой язык, как обычно, коснулся его языка, я задалась вопросом, почему я все время борюсь с ним. Наши головы склонились в разные стороны. Языки боролись за превосходство, брали, брали, брали, такие голодные, в то же время отдавая так много, что я почувствовала, как мое тело потрясло от дара его поцелуя.

Это было великолепно.

Спина выгнулась, прижимаясь к нему всем телом, стремясь к максимальному контакту, но он отстранился. Его рука двигалась между нами, он дернул за пояс халата, сдвигая его в сторону. Его рука скользнула по моей талии, вверх по спине, прижимая мой чувствительный обнаженный торс к его массивной, твердой, обтянутой футболкой груди.

Это было великолепно.

Его рот оторвался от меня, он потребовал хриплым голосом:

— Обхвати меня ногой за талию. Я хочу чувствовать твой запах.

Его требование заставило мой живот ухнуть вниз, между ног разлился жар.

Я выполнила его приказ, прикусив губу, чувствуя одновременно желание и смущение, перемешанные со страхом перед ним, перед тем, чем мы занимались, что все это значило, почему я так сильно отвечала ему, хотя так сильно его ненавидела.

Когда нога пяткой уперлась ему в задницу, его глаза расфокусировались.

— Черт возьми, — пробормотал он, и его взгляд встретился с моим, все еще затуманенным. — Я не могу дождаться, когда мой рот коснется тебя, почувствую твой вкус на своем языке, твой аромат заполнит мой мир.