Добренькая, или Замаскированный урод

Но ведь всего этого давно нет! Этого нет! Теперь она живет одна. В ее уютной квартирке тихо. Очень тихо. Наверное, до конца своих дней она не сможет насытиться тишиной. Тишина. Как она любит тишину! Даже, когда смотрит телевизор, звук включает на самый минимум.

Легкий ветерок шевелил листву, над крышами домов голубело небо. Леля судорожно вздохнула, успокаиваясь. Просто не надо ей было ходить к этим мерзким алкоголикам. А если уж так хочется помогать кому-то, то лучше уж старушкам, или собачкам и кошечкам.

Она вышла из-за кустов на дорогу и сразу же увидела светловолосого соседа, идущего ей навстречу. Ну вот, опять он… А у нее нос, наверное, красный, глаза распухли… Хотя ну его! Зачем он? Идет себе и пусть мимо идет. Сколько их уже мимо нее прошло и пусть! Пусть! Она ценит тишину, а все эти мужчины – от них один шум и гам. И потом, кто его знает, может быть, этот белобрысый тоже алкоголик.

Мужчина приближался, и Леля заметила, что он о чем-то думает, сосредоточенно глядя себе под ноги. Задумчивый и даже вроде печальный… Неужели тоже ипохондрик? Хотя, если вспомнить, каким злым был его взгляд, когда он заметил, что она наблюдает за ним в бинокль, то сразу мысли о его ипохондрии отпадают. Но разве ипохондрик не может разозлиться? Может.

Однако задумчиво-печальный вид светловолосого заинтриговал Лелю. Ее же всегда тянуло ко всякого рода несчастненьким. Правда, она впервые видела этого мужчину в таком духовно-опустошенном состоянии, до этого он вроде никогда не выглядел уныло, наоборот, такой весь красивый и бодрый ходил. В общем, обычный. Даже странно, что она на него внимание обратила. Ведь обычные люди, не вызывающие к себе жалости, ее не интересовали…

Мужчина был уже совсем близко от нее, когда вдруг поднял лицо. Голубые печальные глаза равнодушно скользнули по Леле и снова опустились вниз. Он ее не узнал. Он не понял, что это именно она смотрела на него в бинокль. Он вообще не обратил на нее внимания, будто она пустое место. Леля почувствовала досаду. Она наблюдает за ним, можно сказать влюбилась, а он просто не замечает ее. Какой противный. Ну и пусть. Фиг с ним.

Возле дома к ней под ноги кинулась мяукающая кошка. Тощая, испуганная. Леля вытащила из сумки творог и скормила несчастной почти целую пачку. Та ела с жадностью, время от времени испуганно замирая и прислушиваясь, а потом снова принималась за еду.

– Не бойся маленькая! Не бойся! – приговаривала Леля, подкладывая той новые порции творога.

Бабки, сидящие у подъезда на лавке, неодобрительно смотрели на нее.

– И чего вы кормите этих кошек? – сварливо подала голос одна из них. – Их в подвале знаете сколько? И все больные, лишаястые, блохастые. У людей вон, кто на первом этаже живет, блохи из подвала в квартиры запрыгивают и людей кусают!

– Да! – подхватила вторая бабка. – У меня внука еле-еле вылечили от стригущего лишая. Дите почти четыре месяца в школу не ходило! А все эти кошки!

– И что вы предлагаете? – раздраженно спросила Леля.

– А ничего! Просто кормить их не надо! Пусть дохнут лучше, чем заразу тут разводить! А если жалко, то домой берите их себе!

Но Леля не хотела брать домой никакое животное. У нее год назад умерла ее любимая собака, и боль от потери была такой острой, что она зареклась заводить еще хоть какое-то животное.

– Не буду я никого брать! – сумрачно заявила она. – А вот кормить буду, а кому тут сдохнуть надо, так это вам – все равно никому не нужны, только сидите тут, задницы расплющив о скамейку, и кости всем перемываете!

Она решительно прошла в подъезд мимо ошарашенных ее отповедью бабок. На душе вдруг сразу как-то полегчало. Наверное, это от того, что удалось выплеснуть негативные эмоции. Она ведь всегда такая сдержанная, такая вся правильная и добренькая, но так хочется иной раз врезать, пусть и словом, какому-нибудь зануде! Раньше с ней такое случалось крайне редко, но в последнее время все чаще. Прошлым летом, например, подобное было. Она тогда торопилась на работу и, перебегая дорогу, чуть не попала под колеса иномарки. Сама она быстро пришла в себя, и пока шофер, которому пришлось резко притормозить, оценивал обстановку, успела перебежать на другую сторону. До шофера (это был молодой парень в очках) в это время дошло, что по вине какой-то придурочной он чуть не стал виновником ДТП. Он выразил свое негодование длинным сигналом в спину Леле. Леля остановилась и вопросительно посмотрела на него: чего, мол, надо? Тот возмущенно жестикулировал одной рукой, а другой не переставая давил на сигнал. Люди кругом поостанавливались, чтобы посмотреть на это шоу с нерадивой тетей и психическим шофером. Сигнал орет, шофер жестикулирует и орет, люди рты пораскрывали, а Леля стоит и ей кажется, что она разорвется от этого шума, от этих любопытных взглядов. Она ведь так любит тишину! Тишину и одиночество. Шум от сигнала сводил ее с ума. И тогда в отчаянии она присела, схватившись за подол платья, словно собиралась делать реверанс, и скорчила страшную гримасу шоферу, высунув при этом язык.

И все. Наступила тишина. Шофер перестал сигналить и орать. А Леля почувствовала облегчение. Наконец-то стало тихо. Она развернулась и побежала что есть духу на работу. На душе у нее, от того, что она так быстро, одной только гримасой и высунутым языком смогла добиться тишины, было очень хорошо.

Когда стемнело, Леля вышла на лоджию с биноклем. В светлое время суток она предпочитала теперь обходиться без бинокля, чтобы сосед из соседнего дома не заподозрил, что она снова наблюдает за ним. Хотя зачем он ей сдался, если совсем не замечает ее? Леля решила, что будет смотреть на другие окна, а на его окно даже и не взглянет.

Тишина. Только собаки где-то лают вдали, да за домами слышен шум автострады.

Леля подняла бинокль к глазам и по привычке навела его на окна голубоглазого. Там было темно. Неужели мужчина спит? Леле стало скучно. Она пошарила биноклем по другим окнам, потом посмотрела вдаль, между домами, на светящиеся точки населенных пунктов, и снова взглянула на окна светловолосого. Ничего. Темно и никого движения. Конечно, время почти одиннадцать. Он, наверное, действительно спит уже. Ну и ладно. И вообще, этот мужик надоел. А может, он в отпуск уехал? Ну а что, сейчас лето, пора отпусков. Только когда же он успел? Она ж его видела на улице всего лишь несколько часов назад. Странно.

Леля вздохнула, и в последний раз окинув ночную панораму, зашла в комнату.

На следующий день в окнах соседа тоже было темно. В выходные Леля тщетно вглядывалась в эти окна, но там все было без признаков жизни. Окна были плотно закрыты и зашторены. Наверное, сосед действительно уехал куда-нибудь…

Еще несколько дней понаблюдав за заветными окнами, Леля совершенно успокоилась, и совсем забыла о светловолосом мужчине. Нет его и не надо. Она даже почувствовала какое-то облегчение. Стой теперь с биноклем, сколько хочешь, смотри, сколько влезет на все подряд, и никто больше не будет смущать.

Леля пыталась не обращать внимания на смутное разочарование в душе, и даже печаль. Чего ей печалиться? Она с этим человеком не общалась, не знает вообще, какой он на самом деле. Просто стояла и наблюдала за его жизнью, и привыкла это делать. А теперь от этой привычки приходилось избавляться.

Внезапно Леля с новой силой ощутила всю свою неприкаянность в этой жизни, даже несуразность. Ну что у нее за жизнь? Кормит голубей каждый день, собакам и кошкам частенько таскает еду, ходит на работу, воспитывает там чужих детей и все это вне ее. Там покормила, тут повоспитывала, а на душе так одиноко! И даже мужчина, маячивший еще недавно в окнах соседнего дома, куда-то испарился. Но разве ей нужен, вообще, какой-нибудь мужчина? Неужели нельзя просто жить, радоваться всем этим гулькам, которых она кормила, детям, которых воспитывала? Ну почему ей все время так плохо и одиноко? Мама ей что-то о Боге говорила, о любви к Нему. Но как можно любить Бога? Любовь к Богу слишком абстрактное понятие. И ей совершенно не хотелось вызывать в себе эту любовь осмысленно, путем молитвы и поста, как это делали святые. Не лучше ли любить кого-то конкретного, и через конкретную любовь наполнять свою душу? Люди умирают или предают, говорила мама, а Бог не предает и не умирает. Ну правильно. Как может предать или умереть тот, кто отсутствует, а если и присутствует, то абстрактен, невидим и эфемерен? Хотя Леля все-таки верила в существование Высшего разума, просто этот разум был слишком далек, непонятен и неконкретен для ее души. Загвоздка была в том, что и кого-то конкретного она не любила. Можно, конечно, вспомнить о детях в садике. Да, она их любит, но они все только ее работа, и по-настоящему никто из них ей никогда не принадлежал. Они принадлежали своим родителям, а она так, воспитательница только. Пришла, поработала, ушла. Временное явление в их жизнях. Сидит по вечерам на лоджии с биноклем, наблюдает за чужой жизнью, а своей жизни-то и нет. Одинокая, неприкаянная, никому не нужная, словно бомж. Внешность свою несуразную замаскировала под прической и одеждой, душу свою одинокую запрятала под личиной благополучия. А где оно благополучие? Нет его. И счастья нет. Может, пойти в волонтеры за отказниками поухаживать? Но к отказникам многие идут, а вот бомжами все брезгают. И она в том числе. Да и как ими не брезговать, если они почти все алкаши? А алкашами она не собирается заниматься, даже не то, что не собирается, а вообще не может. Не хочет. Вот с отказниками она бы позанималась, но ей непременно захочется присвоить какого-нибудь малыша, но страшно, что она не полюбит, не справится… Одно дело работать с детьми, весь день тютюшкаться с ними, а потом возвращаться в тишину своей квартирки и отдыхать. И совсем другое дело, когда отдых совершенно невозможен, потому что дите всегда с тобой. На работе дети, дома тоже… Нет, это уже слишком.

Она вспомнила подругу Наташку. Вот бы сейчас увидеться с ней, поделиться как в юности всем, что на душе. Но разве нужна она подруге? У той муж, взрослый сын. Недавно встретила ее, так та летела с сумками, вся такая хозяйственная домовитая. Вся такая при деле, а Леля что? Леля в это время тащила из магазина мослы, чтобы сварить варево дворовым собакам.

– Ой, Леля, Сережа в этом году школу оканчивает. ЕГЭ будет сдавать! Я так беспокоюсь! – поделилась Наташка, остановившись на минуточку.