Добро пожаловать в NHK!
Шрифт:
Ямазаки сделал себе уже одиннадцатую чашку кофе, а я начал хлебать вторую тарелку лапши.
— Я понял, Сато. Давай все обсудим. Я расскажу тебе свой план.
Наклонившись, Ямазаки начал рассказывать заговорщическим голосом:
— Нынешние игры очень сложны в плане внутреннего устройства и производства. Требуется много расчетов и аккуратного программирования, так что у новичков вроде нас ничего не получится. Даже создание игры на уровне древней приставки Super Nintendo будет тяжелым испытанием, в лучшем случае. И даже если тебе удастся сделать что–то вроде этого, ты все равно не сможешь назвать себя разработчиком игр.
— Тогда…
Ямазаки
— Просто послушай меня, ладно? У нас нет ни денег, ни друзей в этой индустрии, нет ничего кроме весьма ограниченных ресурсов. Но даже из нашего бедственного положения есть выход. Даже без умения писать достойные программы или сочинять хорошую музыку, если у нас будет примерно полсотни картинок с компьютерной графикой и тетрадка со сценарием, для нас найдется подходящий игровой жанр!
Теперь голос Ямазаки был просто переполнен эмоциями.
— И–и что это за жанр? – глухо звучал мой собственный голос.
— В качестве программной основы нам подойдет какой–нибудь бесплатный игровой движок. Саундтрек мы сделаем из бесплатно распространяемой музыки. Я буду заниматься компьютерной графикой, а ты, Сато, напишешь сценарий.
Сценарий? Ну, наверно это несложно, если мне нужно написать что–нибудь вроде «герой должен спасти похищенную злодеями принцессу».
— Хорошо, — сказал я.- Я напишу столько сценариев, сколько потребуется. И каков будет жанр?
— Ты правда это сделаешь, Сато?! — Ямазаки похлопал меня по плечу.
— Да, мы сделаем это, Ямазаки. Давай вместе создадим свою игру! Как я уже спросил, какой мы выберем жанр?
— Если у нас получатся хорошие графика и сценарий, мы сможем стать очень знаменитыми. Быть может, мы даже станем профессионалами в будущем. Если мы сможем заработать денег, издав свой проект, то мы сможем основать компанию!
— Компанию! Это будет потрясающе, Ямазаки. Ты бы смог стать президентом, а я — вице–президентом. Так что там насчет жанра?
— Ты точно готов, Сато?
— Да, я готов.
— Зайдя так далеко, обратного пути уже не будет.
— Ну сколько раз мне еще повторить?
— Ну хорошо, значит договорились. Мы приступим прямо завтра!
Ямазаки крепко пожал мне руку.
— У нас с тобой родственные души.
— Так какой будет жанр?
— Мы друзья!
— Какой жанр?!
— Мы создатели!
— Я уже сотый раз тебя спрашиваю, какого, черт возьми, жанра будет эта игра?!
Наконец, Ямазаки гордо ответил на вопрос, который я задавал ему уже не раз.
— Эротическая игра.
Кто–нибудь, пожалуйста, спасите меня.
Дрожа, я попытался сбежать домой, но Ямазаки затащил меня обратно.
— Вот, держи эти материалы для изучения. Пожалуйста, просмотри их как только появится возможность. Если ты поиграешь во все эти игры, ты сможешь понять тенденцию этой индустрии.
С этими словами он вручил мне штук тридцать коробок с играми. Они были усеяны словами вроде «пытки», «влажные», «совращение», «похотливые», «связывание», «школьницы», «заточение», «изнасилование», «дикие», «чистая любовь», «обучение» и «приключения».
Мне хотелось заплакать. Но Ямазаки лишь ухмылялся.
— Эти игры не продают малолетним, потому что они считаются эротическими. Чтож, это действительно настоящие эротические игры, но они — наш единственный путь, так что давай станем создателями эротических игр. Давай обставим всех придурков из
моего класса нашими эротическими играми! Давай станем миллионерами при помощи наших эротических игр! Давай станем всемирно известными за наши эротические игры! Мы попадем в Голливуд с помощью наших эротических игр! Давай получим Орден Культуры [25] за наши эротические игры! Давай получим Нобелевскую премию за наши эротические…25
Орден Культуры — японский орден (награда), учрежденный в 1937 году. Орден имел только одну степень и им награждали за вклад в японскую живопись, литературу или культуру, также выплачивалась пожизненная стипендия.
Он не переставал счастливо улыбаться, а мои надежды, что я смогу отказаться и сбежать, полностью испарились.
Глава 5: Гумберт Гумберт двадцать первого века
Часть первая
Возьмём, например, светлячков. Представь себе их красоту, эфемерную красоту их жизней, не длящихся и недели.
Светлячки–самки мигают своими фонариками только чтобы спариться с самцами; самцы мерцают лишь ради спаривания с самками. И лишь только их брачный сезон подходит к концу, они умирают. То есть, инстинкт размножения — для них единственный и основной смысл в жизни. Этот простейший инстинкт и нехитрый мирок светлячков не сломить никакой печали. Именно поэтому недолговечная красота светлячков так прекрасна. Ах! Как прекрасны светлячки!
Рассмотрим, с другой стороны, человеческий род. Тут мы находим чрезвычайно сложный социальный строй.
Кажется, Фрейд сказал что–то вроде «Люди — существа со сломанными инстинктами». Всякий раз, как я сталкиваюсь с разочарованием, гневом, или печалью, эти слова сами всплывают в моей голове.
«Любовь», «романтика» и тому подобные современные понятия заставляют человека, это существо со сломанными инстинктами, прятать свою истинную природу. Всё это, конечно же, обман. Чтобы скрыть эту ложь, человечеству приходится выдумывать всё новые и новые понятия. Вот почему мир становится сложнее с каждым днём.
Однако сложность не может скрыть многочисленных противоречий, порождённых нашими сломанными инстинктами. Из них возникают безнадёжные по самой своей сути противопоставления: слова и инстинкт, мысли и физическое я, разум и сексуальное влечение. Эти противостоящие друг другу понятия — словно змеи, кусающие друг друга за хвост. Змеи, навеки сцепившиеся в свирепой битве за превосходство, они крутятся и крутятся, причиняя нам всё больше боли.
Понимаешь? Тебе ясно, о чём я толкую? Что? Ты совсем потерял нить? Ну ладно.
Я говорю о том, что…
Я швырнул подушку в Ямазаки:
— Заткнись! Сдохни!
Устроившийся на котацу Ямазаки выгнулся назад, уворачиваясь от подушки, и спокойно продолжал рассуждать:
— …что наши сломанные инстинкты причиняют нам боль. Мы продолжаем жить в боли, поскольку ломаем свои инстинкты при помощи разума. Но что же нам делать? Забыть о знаниях? Отказаться от разума? Как ни крути, это невозможно. К счастью или на беду, но мы уже давным–давно вкусили от плода познания. Так было сказано в журнале «Пробудитесь!», который мне дала та женщина.