Добронега
Шрифт:
– Слушаюсь, господин.
– Как на твоем наречии «пошел вон, пес паршивый»?
– Get thee away, mangy cur.
– А как – «Удались с глаз моих»?
– Remove thyself from my sight.
– Замечательно. А как – «Послушание есть первейший долг холопа»?
– I’m a revolting Kievan moron, – ответил Годрик, не моргнув глазом.
– А если тебе башку … noggin, да? … Если тебе твой noggin оторвать?
– Obedience is a serf’s primary duty.
– Вот так-то оно лучше. Ну, стало быть, remove thyself from my sight, thou mangy cur, and see about that dinner, there’s a good fellow.
Новый
Проснулся он поздно, снова умылся, сходил на двор поссать, съел завтрак, оделся по-домашнему, и деликатно постучал в комнату Хелье. Никто не ответил. Поколебавшись, Гостемил открыл дверь. Комната была пуста, постель застелена.
– Геракл! – позвал Гостемил, входя в гостиную.
Годрик пришел на зов.
– Хелье не возвращался?
– Нет, господин.
– Но ведь это не в его привычках – проводить где-то ночь, ничего никому не сказав?
– Нет, господин. Насколько я знаю – нет.
– Значит, что-то случилось?
– Скорее всего именно так, господин.
– Что же делать?
– Нужно наводить справки.
– Наведи, а, Геракл?
– Как же это, господин, я пойду наводить справки, коли я холоп?
– Как-нибудь.
– Нет, так нельзя.
– Ты хочешь сказать, что это я должен идти их наводить? Справки?
– Увы, господин.
– Ты безусловно прав. Но до чего утомительно! А сверд нужно с собою брать?
– Судя по всему, да, поскольку, возможно, господин будет подвергаться опасности, выручая друга.
– Невыносимо это, – сказал Гостемил. – Ну, что ж, как видно, придется. Ты точно не пойдешь?
– Помилуй, господин…
– Ладно, понял. Эх! А ведь так все хорошо устраивалось. На постоянную службу, оказывается, поступать не надо, а надо раз в полгода нести службу срочную и чрезвычайную. Полгода можно было сидеть дома днем и развлекаться вечером. А тут – вот, пропал человек, иди ищи его теперь. И сверд этот…
Следуя рекомендации Хелье, Гостемил посвятил около часу упражнениям со свердом. Приобретенные навыки жалко терять. Окатив себя водой, он тщательно оделся, опоясался, и зашагал на север, обходя Горку с востока, к дому Александра. Он был уверен, что самому ему в данный момент никакая опасность не грозит – вряд ли его кто-то запомнил там, на поле. А вот Хелье дурные варанги лицезрели у реки Скальд весь день.
– Нет дома, – сказал Швела.
– Жена?
– И жены нет.
– А кто есть?
– Сопляк есть с подружкой.
На всякий случай Гостемил хлестнул Швелу
по щеке, чтобы тот впредь был повежливее, и вошел в дом, повинуясь какому-то инстинкту, связывающему людей, побывавших вместе в переделке. В гостиной Илларион и Маринка бегали друг за другом, стараясь не столкнуть с постамента какую-то тонкой работы вазу. Гостемил оглядел детей. Дети остановились. Ваза упала и раскололась на великое множество частей.– Здравствуйте, дети несмышленые, – вежливо обратился к ним Гостемил. – Не знаете ли вы, когда вернется хозяин дома сего?
Дети молчали.
– Хорошо, – сказал Гостемил. – Тогда так. Я ищу человека по имени Хелье.
– Его повязали давеча, – сразу ответил Илларион.
– Его повязали, – объяснила Маринка. – Он шел, а они его повязали.
– И унесли.
– Куда?
– Мы не видели.
– Ага. А как выглядят те, кто его вязал?
– Большие такие.
– А сколько их было?
– Много.
– А все-таки?
– Много.
Много так много. Что ж. В общем, понятно. Нужно дождаться Александра. Сесть вон на то сидение на возвышении, очень элегантное, и ждать. Час, два, день, месяц. А за месяц, и даже за час, может многое произойти. Поднимутся цены, сменится правительство, германцы завоюют Полонию и Индию. И знаменитый изгой Эрик Рауде привезет из Винлянда десять необыкновенно красивых виндлянок с золотыми волосами и плохими зубами, а какой-нибудь венецианский умелец воспроизведет наконец легендарную лиру, которой Орфей завораживал сирен, и будут на ней диатонно бренчать, не модулируя, наши консервативные гусляры.
А также можно предположить самое вероятное и действовать самому. Неустрашимые осведомлены обо всем. Сигтунца узнали на улице, и, если он еще жив, и содержится в темнице, то следует выяснить, в какой именно. Дальнейшее понятно. Возможно, все это связано с большими расходами, придется подкупать людей, но тут уж ничего не поделаешь. Гостемил вздохнул. Он боялся за Хелье, и это было утомительно. И нужно было действовать, и это тоже было утомительно. В этот момент в залу спешным шагом вошел Александр.
– О, наконец-то, – сказал Гостемил. – Ты заставил меня ждать, друг мой. Это не очень-то вежливо с твоей стороны.
– Извини, – ответил Александр. – Я спешу. Что-то важное?
– Не очень. Хелье схватили и где-то спрятали. Зачем-то. Как бы худого не случилось. Я пришел, чтобы спросить, нет ли у тебя сведений.
– Схватили? Diabolo… Как не вовремя, а! Просто наваждение какое-то. Одно к одному. Мне нужно срочно отлучиться на две или три недели.
– Повремени.
– Не могу. Никак. Хотел бы, да не могу. Схватили и спрятали… К Эймунду соваться глупо. Но Добронега должна знать.
– Добронега?
– Мария.
– Это для нее он ездил в Константинополь? – спросил Гостемил.
– В Константинополь? – удивился Александр. Он помедлил, что-то соображая. – Ах вот оно что, – сказал он, улыбаясь. – Да. Для нее. И она, конечно же, знает, куда Неустрашимые прячут в этой местности людей, которых следует допросить. А допрашивать будет не иначе, как сам Святополк, когда вернется в Киев. Да, Мария знает. Швела!
Швела с невозмутимым видом появился в гостиной.
– Мой дорожный мешок, походный сверд, длинную сленгкаппу. Быстро.