Добронега
Шрифт:
Ярослав, рассеянно следя за тем, как Ляшко спешно собирает, строит и приводит в готовность увлекшихся погоней и предвкушающих славный победный пир ратников, понял, что дело плохо.
Передовой отряд Болеслава был небольшой – тысяча человек, может быть, но подкрепление наверняка идет по пятам. Ярослав оглянулся. Да, совсем плохо.
Поляки подъехали к самому берегу и частично спешились, и Ярослав, обдумывающий дипломатические ходы, прозевал очередное проявление активности со стороны Ляшко.
– А, толстый польский боров, иди сюда, я тебе, хорла, по пузу-то надаю! – патриотически закричал Ляшко.
– Заткнись! – запоздало
Но было поздно. Болеслав на другом берегу сразу вспомнил все обиды, вспомнил, что ему не отдали Предславу и послали в хвиту, вспомнил, что подписал давеча позорный мир с Хайнрихом, а Папа Римский в очередной раз отказал ему в титуле короля, а тут еще и несварение сделалось, и разозлился основательно.
– А ну, те, кто не трусит, за мной, а нет, так я один буду драться! – крикнул он по-польски, рассчитывая, что остальным переведут, и, вскочив в седло, погнал коня в воду. Конь очень не хотел идти, упирался, ржал, и брезгливо возил копытами, пытаясь отступить от кромки, но Болеслав шлепнул его хлыстом несколько раз и конь, выражая неудовольствие ржанием, полез в реку. Помедлив, несколько конников присоединились к Болеславу, и вскоре почти вся команда забралась в Бучу. Задний ряд прикрывал наступление стрельбой из лука.
– Ага! – крикнул Ляшко воодушевленно.
Ярослав, повернувшись к Эймунду, показал рукой на неприкрытый тыл. Эймунд пожал плечами, но повиновался. Часть воинства развернулась к тылу – очень вовремя, поскольку именно в этот момент с тыла ударили печенеги Талеца.
Даже Ляшко наконец понял, что не все идет так, как хотелось бы.
– Лучники! – крикнул он.
Ярослав, подъехав близко, сказал:
– До того, как сдаться в плен, крикни, если тебя не затруднит, «Спасайся кто может!» Эту честь, в виду твоих выдающихся заслуг перед страной и воинством, я предоставляю тебе.
***
Из полусотни лодок наличествовали всего четыре, а ладей нигде не было видно. Подоспевшие Эймунд и Жискар спешились.
– Где Рагнвальд? – спросил Ярослав.
– Не знаю, – честно ответил Эймунд.
На верном коне подлетел Ляшко, везя пленного, помещенного поперек седла.
– Что тебе нужно? Почему ты не сдался? – зло крикнул Ярослав.
– Я не из тех, кто сдается, – гордо и прямолинейно ответствовал Ляшко. – Вот, польского военачальника пленил.
– Чем же ты его пленил? – спросил Ярослав, забираясь в лодку.
Ляшко понял так, что это шутка такая, и отвечать не стал. Он не любил шутки.
***
Пленный оказался племянником Болеслава.
– Не мучить и вообще не трогать, – сказал Ярослав, подходя к детинцу. – Скоро прибудет парламентер.
Никто не понял, о чем говорит князь, но возражать на всякий случай не стали.
Глава тридцать пятая. Настоящий воин должен уметь
Игумен Иоанн, суровый грек, в молодости миссионерствовал в Скандинавии и теперь неплохо говорил по-шведски.
– Здравствуй, – сказал он.
Хелье поклонился. В теплой шерстяной монашеской робе, которую ему подарили, чтобы он не мерз, он отличался от обитателей монастыря только длиной волос.
– Зачем я тебя позвал, вот… Тут, видишь, брат Артем едет не откладывая в Киев…
– Ничего не нужно, – Хелье
мотнул головой.– Ты подожди! Не быстро спеши! Я даже помню, есть поговорка в этих краях даже … Как это, на местном наречии… Поспешишь… Поспешишь…
– И все пойдет прахом, – подсказал Хелье.
– Да, что то в такой душе. Так… Брат Артем едет в Киев, и надо бы, помимо разного… для кузни… купить. Разные приложения. Для кузни.
– Приспособления, – подсказал Хелье.
– Да, точнейше. Кузнец дал составление.
– Список?
– Да. В то время как брат Артем именно в этих делах не смыслит. Вообще совсем.
– Пусть едет сам кузнец.
– Нельзя, Хелье. Он обет дал за что-то… Славяне весьма любят давать обеты. Это хорошо. Но не каждый раз. Прошу тебя ехать с братом Артемом. Ты знаешь, где купить и за сколько… для кузни. Тебя никто не обманет. Не отказывай.
Вообще-то, подумал Хелье, они меня все это время кормят. И робу дали. А денег не требуют. Как-то глупо отказываться. Но ведь нельзя мне в Киев. Или можно? К Горке я близко не подойду. А так – повидаю Гостемила… нет, не хочется мне его видеть. Ну, стало быть – до Кузнечного Конца и назад, да? А то что-то одиноко здесь. Нужно и на людей посмотреть. Как они там, без меня.
– Хорошо, – сказал он. – Согласен.
– Да! Хороший ты. Хороший парень Хелье. Я сразу понял. Все деньги у брата Артема. Да, было кроме этого. Ты владеешь свердом?
Хелье промолчал.
– Нет, ты не замолчи. Ты скажи. Владеешь?
– Владею.
– Пойдем, я выдам тебе сверд. Лихих людей много в реках и на хувудвагах. Сверд в кладовой. Пойдем.
Монах-кладовщик отпер дверь. Много разной утвари. Игумен прошел в дальний угол, разобрал там какой-то хлам, вытащил оружие, и протянул Хелье.
Первый раз за три месяца Хелье ощутил рукоять в руке. Сверд тяжеловат, и лезвие покрыто ржавчиной, но, судя по всему, ржавчина не проела его пока что насквозь. Старые формы, старый сплав, небось олеговых еще времен. Хелье поискал глазами и тут же обнаружил точильный камень. Подобрав, он сунул его в карман.
Монашеская роба имеет много преимуществ. В частности, позволяет человеку ходить неузнаным в тех местах, где у него много знакомых. А сверд скрывается под нею полностью, и при этом движения не затруднены.
Весь день, сидя у кормы, Хелье обхаживал ржавый сверд, неспеша, со знанием дела. Очищенный от ржавчины и заточенный, сверд оказался шедевром старого оружейного мастерства. Новгородской ковки, кильон имел резной, поммель украшали языческие узоры, до того виденные Хелье только на рисунках. Но тяжеловат. Сделан еще в те времена, когда главное назначение свердов было – рубить, как тупым топором, чем сильнее, тем лучше. Хелье сделал несколько упражнений – и разозлился на себя. Кисть ослабла за это время.
Ночью в прибрежном лесу возбудились и завыли волки.
– Ишь воют, проклятые, – сказал настороженно брат Артем, крестясь.
Хелье это рассмешило. Сделав круглые глаза, он поднял голову к луне и протяжно завыл по-волчьи.
– Прочь, сатана! – крикнул Артем, крестясь.
– Не бойся, не съем, – сказал Хелье.
– Оборотень!
– Сам ты оборотень! А еще я мяукать умею. Хочешь вместе помяукаем?
– Вот же послал Господь попутчика, – сказал тихо Артем.
– Не Господь, – строго возразил Хелье, – а игумен, и не попутчика, но сопровождающего. Бога не гневи. А то волкам скормлю.