Добросельцы
Шрифт:
– Знаешь что? - обернулся к нему председатель. - Память у меня что-то сдавать стала: забыл отдать одно распоряжение.
– Какое? - насторожился Василь.
– Забыл сказать колченогому, чтобы сходил ко мне да напилил женке дров.
– Так я сбегаю скажу, - охотно вызвался Печка.
– Сбегай, брат, - попросил Мокрут, - а то женка завтра меня запилит. Скажи, пускай заодно передаст, что задержусь сегодня, опись буду делать. Ох уж эти жены! Ты, брат, не знаешь, какими ведьмами бывают иные из них. Ну и счастье твое, что не знаешь. Беги, а потом догонишь меня.
Секретарю в охотку было пробежаться, поспорить с морозцем,
Под машину Мокрут не угодил, а с человеком едва не столкнулся лоб в лоб. Это был тот самый человек, которого председатель звал за глаза сивым молодоженом. Мокрут любил давать людям клички, и часто они были удачны. Встреченный человек действительно был сед, но не от старости, как это водится, а по природе. Говорят, отец его начал седеть лет в тридцать, а сыну как-никак было сейчас около сорока. Женился он, правда, недавно, однако и не так поздно, чтобы прокатываться на этот счет. Тут Мокрут, известное дело, преувеличивал. Роста он был немного выше среднего, как и сам Мокрут, только, пожалуй, пощуплее. Если бы они, к несчастью, и впрямь столкнулись, то вышло бы точнехонько нос в нос. Разве что воротники бы выручили: у одного кожаный, с острыми уголками, а у другого - овчинный, серый, как и пряди волос, что виднелись из-под рыжей высокой кубанки.
Звали человека Ильей Саввичем, и работал он здесь директором школы-семилетки. Увидев председателя сельсовета в вершке от себя, директор сперва резко отпрянул, потом принял в сторону. Ему не хотелось вступать в разговор с Мокрутом, которого в душе недолюбливал и признавал только как официальное лицо.
Вышло так, что Мокрут заговорил первым:
– Вы куда, Илья Саввич?
– Да в школу, - ответил директор. - Там же у нас...
– А-а, да-да, - подхватил Мокрут. - Знаете, Илья Саввич, я не смогу сегодня принять, так сказать, активного участия в представлении. Дела, понимаете, дохнуть не дают. Позвонили из района... Вот бегу на поселок.
– А что там стряслось? - без особой доверчивости спросил директор.
– Описываем, Илья Саввич. Понимаете? Невеселое дело.
– Поменьше бы этих невеселых дел, - хмуро произнес директор и не оборачиваясь пошел дальше.
"Иди, куда идешь!" - пробормотал себе под нос Мокрут, досадуя, что вслух сказать этого не может. Приходится считаться с тем, что Илья Саввич депутат сельсовета и секретарь территориальной парторганизации.
Миновав несколько подворий, председатель подошел к окну нарядного домика, постучал в стекло и громко, с озорными переливами в голосе прокричал:
– Тихоня-а, выходи строиться!
– Нету дома, - едва послышался сквозь двойные рамы неприязненный женский голос.
– Где же он?
– А кто его знает. Я за ним не бегаю.
Мокрут уже собрался было отойти от окна, но тут внезапно отворилась филенчатая дверь и на крыльцо вышел грузный человек с непокрытой головой, в милицейском кителе, расстегнутом на груди.
– Чего тебе? - спросил он у Мокрута.
– Одевайся скорей и пошли!
– Куда?
– Дело есть.
Срочное!Когда участковый в полной форме и при оружии поравнялся на улице с Мокрутом, тот насмешливо бросил:
– За женкину спину прячешься?
– Да не прячусь, - принялся оправдываться Тихоня. - Чего там прятаться? Хотя, если подумать, что это за жизнь? Целый день на ногах, ночью тоже редко бываешь дома. А она, женка... Вот тут и крутись.
– Разбаловали вы своих жен, распустили!
– Кто это "мы"?
– Ты, к примеру, да этот наш мудрец седовласый, директор. И еще кое-кто найдется.
– Ну, знаешь, - снова начал участковый, - если толком подумать, то...
– Кстати, вот что, - перебил его Мокрут, - нет ли у тебя случаем каких ни то сведений об этих наших интеллигентиках?
– Например?
– Ну, возьмем хотя бы этого молодожена. Он что, не был, скажем, на оккупированной территории?
– Он не с моего участка по месту рождения, - мрачно ответил Тихоня. - И вообще свой человек. Ты это зря.
– Зря? - Председатель глубже втянул голову в воротник.
– Так куда же мы идем? - спросил Тихоня.
– Не бойся, не к молодожену.
Прошли в молчании почти до конца улицы, и, когда уже свернули на дорогу к поселку, Мокрут сказал:
– Семен Козырек приглашал. Там у него сегодня вроде бы родины. Секретарь мой придет, запишем ему пополнение да посидим с часок в тепле, потолкуем. Надо же как-то нам поближе к народу стоять, знать, как люди живут, чем дышат. Правда?
– Правда-то правда, - согласился Тихоня, - однако ежели толком подумать...
– Нечего думать! - опять перебил его Мокрут. - Человек приглашает, так не надо нос задирать. Наверное, ждет уже давно.
Когда Мокрут с Тихоней подошли к хате Козырька, тот был во дворе. По тому, как усердно рубил он дрова, по куче хвороста, дожидавшейся топора, можно было судить, что гостей здесь не ждали. Разглядев в сумерках начальство, хозяин, похоже, с сожалением вогнал в колоду топор, подтянул путо на куцем полушубке и сделал пару шагов навстречу.
– Хозяйничаешь? - обратился к нему Мокрут, вяло протягивая руку.
– Да вот, - кивнул Семен на кучу хвороста, - надо бы порубить да сложить, пока снегом не замело.
– А что это за дрова у тебя? - Мокрут подошел к колоде, взял в руки тоненький кругляшок. - Так это же, брате, что-то плодовое, груша или слива.
– Засохшая антоновка, - равнодушно сказал Семен. - Вот уже неделю баба не нарадуется с нею. Славно горит, чтоб вы знали.
– А ну, дай-ка, хозяин! - Мокрут с мальчишеской решимостью сбросил рукавицы, поплевал на ладони и взял из рук у Семена топор. - Люблю эту работку, - обернулся он к Тихоне, - так и тянет. Что бы тут на первый зуб?
– Да берите вот это, - предложил Семен и, с лукавством глянув на того же Тихоню, ткнул желтой бахилой в узловатый и довольно толстый комелек.
В отличие от мелких веток комелек требовалось расколоть. Мокрут выкатил его на ровное место, поставил торчком и, гакнув всем нутром, нанес удар. Не тут-то было: топор отскочил от среза, как от камня.
– Смерзся, - с заметной досадой сказал председатель и рубанул еще раз. На срезе появилась вторая белая полоска, а комелек стоял как ни в чем не бывало. Рубанул в третий раз - третья полоска, в четвертый - четвертая.
– Что-то у тебя сегодня... это самое... - переступил с ноги на ногу Тихоня. - Давай я.