Добровольцы: смерть была где-то рядом…
Шрифт:
– Да, трогай!
Матросов с заднего сидения тут же прокомментировал.
– Шеф потрогал и сказал: «Ого-го!»
Зоя прыснула смехом и пригрозила Матросову кулаком.
– Прекрати,
Микроавтобус качнуло. За окном замелькали улицы города.
Матросов развел руками.
– А что я такого сказал?
Стас Павлов направил объектив фотоаппарат на Матросова, и он сразу поднял руку, широко расставив ладонь, закрывая ей объектив.
– Не надо меня снимать.
Стас Павлов не стал спорить и убрал объектив камеры в сторону, благо ему было кого фотографировать, а Матросов тем временем продолжил пошлить.
– Есть ли в России цензура? – обратился оперный певец к Пал Палычу, и жеманно приложил руку ко лбу, но только чтобы выругаться, – твою ж мать! Что за мысли лезут с утра в голову, да еще в субботу. Твою ж, мать.
Анна обернулась, кинула укоризненный взгляд на мужчину, а потом что-то зашептала Кристине. Они захихикали.
– Конечно
же, есть, – Матросов, уже никого не замечая, продолжил диалог сам с собой, – причем самая жестокая. Мы живем в стране с самой жестокой цензурой. Так было, есть и будет. Вы только подумайте. У нас в стране запрещается ругаться матом. Запрещенные слова так и называются "нецензурные". Бляха муха.Анна не выдержала и смущенно покосилась на ругающегося Матросова, но тот воспринял ее взгляд как вызов.
– И не надо так на меня смотреть. Дырку протрете.
Анна фыркнула, показала язык и увела взгляд от Матросова, а тот будто этого ждал, продолжил развивать свою мысль.
– При этом действует ли такая цензура? Нихера.
Зоя укоризненно покачала головой, пожалуй, только она и могла остановить болвана, но Матросов разошелся и уже ни на кого не обращает внимания.
– Потому что все четко знают, что любое запикивание матерных слов нужно только для того, чтобы не нести ответственность.
Конец ознакомительного фрагмента.