Добровольная зависимость

Он улыбнулся, на этот раз совершенно открыто и тепло, и моё сердце успокоилось. С минуту он просто глядел на меня; глубокие тени залегли у него под глазами, создавая мнимое отсутствие глаз вообще: только две яркие искры в пустых глазницах; и влажные пряди его чёрных волос скрывали от меня шрам под правой бровью.

— Я прошу прощения у вас, — наконец, нарушила я тишину. — Это было неправильно... и глупо, лезть в чужие дела. Мне стыдно.

— О, да, милая. Тебе должно быть стыдно, — он тихо рассмеялся, и это был приятный, красивый смех беззаботного молодого мужчины. — К тому же, это не я сейчас лежу нагишом в такой романтической обстановке.

Смущённая, я хотела было возразить: и совсем ведь не нагишом, а в длинной ночной сорочке. Но я не стала ничего говорить. Его игривый тон меня весьма позабавил.

— Послушай меня, Кейтлин, — сказал он, посерьёзнев. — Как только придёт время, обещаю, что ты всё узнаешь... Но сейчас... Есть тайны, которые я вынужден хранить, поскольку они лишь косвенно мои. Ты понимаешь меня?

— Я понимаю. Постараюсь вам поверить.

— Вот и умница! Доверься мне. — Джейсон поднялся, затем, наклонившись надо мной, едва ощутимо коснулся губами моего лба и выпрямился. — Теперь я хочу, чтобы ты поскорее заснула. Дадим твоей пострадавшей ноге отдых. А я должен разобраться с электричеством.

Легко сказать — довериться! Он оставил меня, а сон долго не шёл ко мне; запахи дождя и ощущение его мягких, влажных волос, касающихся моей кожи, до сих пор были слишком близко.

Его чрезвычайная забота и волнение тронули моё сердце, я хотела верить в то, что он искренне желал обо мне заботиться; и те долгие ночные минуты я воображала, лёжа на его подушках и укрываясь его одеялом, как неплохо было бы наконец подружиться с ним, с этим загадочным, странным человеком.

***

Через несколько дней я могла спокойно ходить самостоятельно, а синяк на коже исчез, как и боль. Поначалу меня смущало то, как все отчаянно пытались угодить мне, словно я была беззащитным ребёнком, требующим ежеминутного ухода. Я не требовала, но они настаивали; миссис Фрай суетливо исполняла обязанности по ведению хозяйства, каким-то невероятным образом успевая приглядывать и за мной.

И целых два дня я почти не вставала с постели! Моим дневным развлечением были только чтение и Анаис, которая забавно шутила, пока расчёсывала меня или прибиралась в хозяйской спальне.

Но как только наступал вечер, и Готье возвращался домой, мне казалось, что сама природа вместе с домом и его атмосферой меняются, потому что я чувствовала глубоко внутри, как моё сердце замирает, и любые желание, что раньше имели для меня значение, теперь казались бессмысленными, ненужными.

Не переодеваясь даже, мой муж, наскоро здороваясь с экономкой, вбегал по лестнице и прямо с порога принимался расспрашивать о моём самочувствии. Затем снимал своё тёмно-зелёное пальто, садился на край кровати и осторожно осматривал мою пострадавшую ногу. Когда его пальцы, ещё холодные после улицы, мягко массировали мою лодыжку, я обнаруживала в себе скрытые потребности к чему-то настолько интимному, что приходилось отводить глаза и не смотреть на то, как искусно его пальцы скользят по моей коже. И, самое интересное, он чувствовал моё смущение, он знал, как влияет на меня. И он молчал и улыбался, рассматривая меня.

Меня тронуло его внезапное перевоплощение из угрюмого, нелюдимого хозяина в заботливого и внимательного мужчину. Поразительно, как быстро он отбросил свои обиды и колючие манеры, и всё свободное время стал проводить со мной.

Сколько ещё раз мне следовало бы упасть с лестницы, чтобы он мог вот так ухаживать за мной?

Я засыпала в его просторной постели... одна, без мужа, и с удивлением понимала, как обидно мне становится от этого по-настоящему женского одиночества. Где спал сам Джейсон, я спрашивать не решалась.

Одним ранним субботним утром, когда многочасовой ливень барабанил по карнизу снаружи и не давал спать, супруг вошёл в спальню, предварительно постучав. Его расстрёпанные после сна волосы, лёгкая щетина на лице и помятая фланелевая рубашка создавали ему какой-то иной образ, по-домашнему простой и милый. Увидев его, я тут же села, опираясь на руки, и, будто загипнотизированная этим утренним зрелищем, широко улыбнулась.

В правой руке он держал что-то большое, накрытое куском шёлковой ткани, и не трудно было догадаться, что это была клетка; Джейсон поставил её на прикроватный столик и, с лукавой улыбкой глядя на меня, сдёрнул покрывало. Я ахнула и едва не подскочила на месте, когда увидела маленькую жёлтую канарейку, с любопытством разглядывающую нас из клетки.

— Боже мой, какое чудо! Где вы взяли её?

— Один из моих коллег доставил её вчера вечером, но я не хотел волновать тебя перед сном. — Готье щёлкнул пальцами, и канарейка коротко защебетала. — Тебе нравится?

— О, конечно, она прелестна! Вы принесли её для меня?

— Считай, что это мой способ загладить свою вину, — сказал он. — Здесь бывает весьма скучно, а она может петь с тобой дуэтом, если захочешь её обучить.

— Спасибо, сэр, но вам не за что извиняться, — кротко ответила я, рассматривая свой подарок. — Разве мы не обговорили это?

— Всё понять — всё простить ! — произнёс он, смеясь. — Какое счастье, иметь данное благословение и быть способным на столь редкое в наше время всепрощение. Хотелось бы мне, чтобы и этот твой дар распространялся на меня.

Наши взгляды снова встретились, и я почувствовала, как мои пальцы начало непривычно покалывать. Его рука почти касалась моей обнажённой ноги, и я больше всего хотела узнать, что бы я ощутила, если б он коснулся меня там...