Доброй ночи, мистер Холмс!
Шрифт:
– Ну что ж, в таком случае мы, по крайней мере, будем знать, что их кто-то трогал.
– А как же твое горло? – запоздало спохватилась я.
– С этого дня буду ограничиваться чаем с медом. Никаких иноземных отваров, – Ирен клятвенно прижала руку к сердцу. – Ну а теперь мне надо выяснить обстоятельства смерти короля. Поскольку принц настолько занят подготовкой к похоронам, что на аудиенцию с ним рассчитывать не приходится, придется заняться расследованием за ужином.
– Ирен, неужели ты хочешь прямо за столом допрашивать людей, только что потерявших близкого человека?
– Пенелопа, у меня
Я знала любовь Ирен ковать железо, пока оно горячо, и поэтому, наряжаясь в черное перед ужином, пожалела, что не могу надеть кольчугу.
Подруга явилась на трапезу в платье из черного бархата с оголенной шеей, на которой скорбно поблескивало ожерелье из граненых ониксов. Как обычно, даже траур невероятно шел Ирен, будто играя ей на руку. Новоявленный король, сидевший во главе стола, с обожанием уставился на Адлер. Гортензия с явным неодобрением обмахивалась веером, напоминая кошку, недовольно мотающую хвостом.
– Ваше величество, подготовка к похоронам закончена? – спросила Ирен короля.
– Почти, – вздохнул он.
Ирен помешала ложкой чистый как слеза бульон из бычьих хвостов:
– Сейчас, надо полагать, вам очень тяжело. А особенно нелегко герцогине.
– Да… – начал было король и вдруг запнулся: – А почему именно Гортензии? Она была не особо привязана к отцу.
– Вилли! – резко произнесла герцогиня.
Увидев возмущение невестки, король лишь пожал плечами. Для человека его положения и габаритов любые проявления недовольства со стороны других людей были все равно что комариные укусы.
– Тензи, я вовсе не хотел сказать, что ты была к нему непочтительна. Я говорил о том, что отец не любил, когда другие выставляют чувства напоказ. Об этом надо будет помнить и на похоронах.
– Я… я просто… – Ирен очаровательно запнулась, смущенно кинув косой взгляд на Гортензию, – имела в виду положение герцогини.
– Положение? – возмущенно пискнула Гортензия.
– Положение? – одновременно с ней ахнула королева-мать.
– Положение? – прорычал Вилли.
– Я просто подумала, – деликатно продолжила Ирен, – ну… мне показалось странным, что ее милость в последнее время ест столько яблок. Я была уверена, что она…
Создавалось впечатление, что Ирен мямлит из соображений скромности. Все-таки моя подруга была великолепной актрисой. Она вовремя замолчала, дав выкристаллизоваться подозрению, которое заронила в сердце каждого присутствующего за столом, заставив тем самым Гортензию первой раскрыть рот.
– Я не в том положении, на которое вы, мисс Адлер, столь прозрачно намекаете. – Лицо герцогини сделалось пунцовым. – Я просто чрезмерно люблю яблоки.
– Ах чрезмерно, – пробормотала Ирен. – Простите, я вас неправильно поняла.
– Похоже, мисс Адлер, вы вообще очень многое понимаете неправильно, – холодно произнесла Гортензия.
Все уставились в тарелки с супом. Лицо короля медленно побагровело. Насколько я могла судить, наше с Ирен присутствие за семейным столом было нарушением семейных обычаев, на которое пошел Вилли. Для присутствующих мы были простолюдинами, незваными гостями и козлами отпущения.
Впервые за все время пребывания в Богемии
я почувствовала холодок страха. Сейчас не составит никакого труда обвинить Ирен в убийстве государя. Мотив очевиден – она хотела, чтобы Вилли быстрее сам взошел на престол. Это всех устроит, даже самого Вилли, ведь теперь он уже стал королем!Молчание прервал именно он. Не терпящим возражений голосом Вильгельм произнес:
– Вы, мисс Адлер, и вы, мисс Хаскли. После ужина я жду вас в библиотеке. Выпьем по бокалу коньяку.
Ирен покорно склонила голову. Лишь я да бульон из бычьих хвостов увидели едва заметную улыбку на ее лице.
– Сейчас есть только один способ добиться аудиенции. Устроить свару за ужином, – чуть слышно проговорила подруга, не поворачиваясь ко мне.
Я просто не могу описать, с каким счастьем встала из-за стола и вышла из обеденной залы, проникнутой атмосферой уныния и печали. Вскоре мы с Ирен, словно провинившиеся школьницы перед директором, стояли перед королем, мерявшим шагами мрачную библиотеку. Его тень скользила по корешкам книг.
– Любезная Ирен, – начал он, настороженно на меня посмотрев.
– Вилли, Пенелопа умеет хранить тайны. Порукой в том моя жизнь.
Король просверлил меня взглядом, после чего повернулся к Ирен и продолжил, словно меня и вовсе не существовало:
– Жизнь, говоришь? Не исключено, что на карте стоит именно она. Тебе известно, что смерть моего отца вызвала подозрения?
– Известно, – спокойно ответила она.
Вилли воззрился на мою подругу. Ее выдержка явно произвела на него впечатление.
– Известно ли тебе, что определенные подозрения падают на тебя?
Губы Ирен растянулись в горькой улыбке:
– Я об этом узнала лишь недавно. Это еще одна причина, в силу которой я пригласила сюда мою верную Пенелопу.
– Тебе известно, – голос государя теперь напоминал отдаленные раскаты грома, – что из той самой библиотеки, где мы сейчас находимся, пропала книга о лекарственных травах?
– Да… Нет, – произнесла Ирен и, наклонившись, медленно начала поднимать подол платья.
Черный бархат пополз вверх, словно театральный занавес. Показались пышные нижние юбки из черной тафты. Вилли словно завороженный уставился на затянутую в черный чулок лодыжку. Увы, ему было не суждено долго наслаждаться этим зрелищем. Ирен выхватила книжку из кармашка, нашитого на нижней юбке, и протянула ее королю:
– Книга не пропала. Она у меня.
– Значит, ты и вправду ее взяла! Это и подозревала Гортензия.
– Именно. А Гортензия, как я и подозревала, очень часто с ней сверялась, иначе как бы она смогла заметить пропажу этой крошечной книжонки?
Ирен и Вилли с вызовом воззрились друг на друга. Я почувствовала, что Ирен оскорблена подозрениями короля не меньше, чем он – словами моей подруги.
– Ты хочешь сказать, Ирен, что Гортензия… сверялась с книгой? Неужели ты намекаешь, что член королевской семьи…
– Не более, чем ты намекаешь, будто я или член моей семьи… – Ирен в точности воспроизвела тон голоса государя, замявшись совершенно как Вильгельм, однако король этого не заметил. – Кроме того, подозрения, вызванные болезнью короля, для меня не новость. Как ты думаешь, зачем я позвала Пенелопу? Мне требовалась помощь в расследовании.