Доброй смерти всем вам…

В среднеобразовательном долбилище, как все целенаправленные мутанты и продвинутые дети, хватаю сплошные трояки и четвертинки с приговорами: вот если бы ты, Леночка, не была так несобранна даже в последний год обучения… В лени из преподов меня не упрекает ни один: с чувством языка у них в порядке.

А что делать? Меня готовят к выпуску (и вылету) ещё и в совсем другом месте: это напрягает по самое не могу.

Одна отдушина: отметелить по-чёрному городские миазмы, которые мешают плодотворно готовиться к экзаменам, и свалить на дальнюю дачу. Её купили по дешёвке на моё имя: не Подстеколье и не совсем юга, но вроде них. Сплошь меловые холмы и столбы, которые здесь именуются дивами, церкви и лесные заказники. Местами густой жирный чернозём. Сосны растут островками, дремучие дубы стоят привольно. А фоновая картинка — в реале Шишкин: ковыльные поля и нивы, посреди которых возвышается одинокий, коренастый представитель флоры, цветущие степи до самой каймы окоёма, полынь, шалфей, чабрец, тимьян и иссоп. Мёд, растворённый в тёплом дыхании ветра. И далеко в вышине кречет парит, покачивая широкими крылами. Самое что надо для заценителя одиноких прогулок под палящим солнцем — вроде меня самой.

Ехать надо всю ночь, зато являешься на место ранним утром. Ну конечно, я привезла с собой полный рюкзак учебников. Какая-никакая человечья еда встречается на месте, а паковать горное снаряжение под бдящими взглядами родаков было неразумно. Вообще-то я фанат особого вида альпинизма, когда полагаешься на свои природные средства: не закидывать удочек и крючков, почти не забивать крепежа и ползти по склону ящеркой, вжимаясь в него всем корпусом. Что до меня — мне и того не нужно: когти на руках и ногах у меня покрепче молибденовой нержавейки, а длиной — сантиметров восемь-десять. Тоже рекорд. Как-то мерялись с Трюгом и кое-какими условными сверстниками: он, конечно, мужик, но не акселерат, а другие хоть и акселераты, но статью всё равно против меня не вышли — что «дали», что и «дью», без разницы. Тайский ножной бокс плюс индийский спорт раджей — поединки на ручных грабельках из стали. В смысле упороться можно от счастья. Правда, шрамы от прикосновения сотоварищей заживают мигом, так что всё ништяк.

Я сбросила поклажу в домике под заплесневелым шифером, наскоро оглядела всё вокруг: проверить, не поржавело ли насквозь крашенное голубой нитроэмалью железо, которым здесь принято обивать снаружи навозную глину и хлипкий сосновый брус, и не завелся ли на дворе посторонний. Скажем, землеройка, дикий зобатый кролик или ручная эфа: не знаю в точности.

Обулась в крепкие сандалии на широких ремнях и без носов — чтобы легко выходили ножные когти. Сунула в рюкзачок самодельные байкерские перчатки без пальцев, флягу с водой, аптечку и ксеноновый фонарик. Три последних позиции — для отвода глаз человекам. Хотя отводить понадобится, если уцопают на ровной земле. Стоит начать работу, то есть в моём конкретном случае восхождение, — как дирга накрывает такой особой «дымкой»: кому не надо, сквозь неё не видит.

Меловое «диво» в виде толстоногой триумфальной арки я приглядела ещё в прошлый визит. При виде неё вполне себе верилось, что когда-то в далёкие времена здесь было море. Вполне обустроенный аквариум вёдер этак на миллион, с коралловыми гротами и дворцами из ракушек. Корка на поверхности была плотная: никакого сравнения со школьными и рисовальными мелками, которые сыплются, крошатся и пачкают пальцы. Пальцы и ладони они нехило царапают. Когда-то из этого материала возвели крепостные стены: я бы и туда вскарабкалась, но их давно уже стёрли с лица планеты. Они оказались довольно хрупкими — не выдержали удара цивилизации.

Кажется, я начинаю говорить пышно, совсем как деда Хьяр. Гипнопедия, сказал бы Трюггви.

В общем, чтобы прекратить словесный понос, я смерила горделивым взглядом объект, что высился уже метрах в пятидесяти от меня, и стала заново прикидывать, как и что. Если поднапрячься, на одной стороне там рисуется нечто вроде лестницы с нерегулярно выбитыми ступеньками. Натуральная показуха, если учесть, что неясно, какая цель была у воображаемого зубила: облегчить подъем, добавляя — или затруднить, уничтожая сотворённые природой выпуклости и впуклости. Однако если рискнуть, ветер окажется на твоей стороне: дует прямо в спину. Вжимает в пыльный склон и держит вмёртвую.

Как только я подумала про это обстоятельство, оказалось, что я уже в метре от ровной земли. Передумывать и спрыгнуть можно, да не весьма халяльно.

Муха ползёт дальше, вся в белом сиянии, что размывает ступени, словно кисточка акварелиста — краску. Утро начинается с противоположной стороны дива — я не такая лохиня, чтобы наплевать на солнце, — но тени отсутствуют и здесь. В точности как у посона Данте. (Не имею в виду ничего такого, Господи: встретилась в инете фразка — Джон Посон, архитектор света и пустоты — вот и состыковалось малехо.)

Я застыла, прижмурилась и невольно представила, как буду при случае валяться там, внизу, вся в фиолетовой кровище, потихоньку сползаясь в кучку на глазах у потрясённых зрителей. Это если я от боли потеряю контроль над собой, а вездесущая вуаль скажет «вуаля». Летать мы, младшенькие, пока не шибко научились, только планируем, ага. Вниз и с жёстким приземлением.

А когда раскрыла глаза — увидела конец лесенки. Далее, по моим наземным прикидкам, должно было начаться русло глубокого потока, по которому легко ползти врастопырку или прыгать горным козлом, соединяя противоположные склоны невидимой «верёвочкой».

Но там был порог. И над очень горизонтальным порогом — вполне вертикальная дверь. Даже с начищенной латунной ручкой в виде симпотного дракончика с кожистыми крыльями.

— Ни фигасе трип, — пробормотала я, тихонько общупывая в дубовую клёпку. — И куда это отворяется? Если наружу…

Конечно, «это» услужливо втянулось в глубину вместе с моей правой рукой, инстинктивно взметнувшейся к туловищу тварюжки, и верхней половиной туловища. Левая рука с риском отдавить себе пальцы вонзилась в косяк, ноги болтались в воздухе — босоножки вырвало из песчаника с корнем, а на коленях, как их ни подгибай, коготков и клыков не появится.

Хорошо, что дверь была тяжелая, инерция — мощная. Меня проволокло тощим пузом по камню и оставило в прихожей.

Я вскарабкалась на четвереньки, потом стала прямо, удивляясь, куда подевалась знаменитая дирговская мощь.

Впереди светилась тенистая галерея с закруглёнными сводами. Толстенные свечи на воткнутых в белые стены рогульках пахли воском и липовым мёдом. Ну, может быть, луговым или цветочным — не знаю. По ногам тянуло вольным ветром, факт образовавшимся без участия кондиционера. Пол был устлан каким-то сухим гербарием, который слегка ерошился и пружинил под ногой. Я подняла руку: немного подпрыгнуть — и пальцы коснутся потолка в самой верхней точке. Там то и дело попадались круглые бронзовые штуковины с гравировкой — тот же дракон, что на дверной рукояти, перемежался с четырехконечным крестом или мечом. Я давила на них, пробовала поворачивать на лету — никак не поддавались.

— Ни одного выхода, сплошной вход, — сказала я себе. — Такой прикольный сеттинг.

Повернуть назад и отчалить было бы полнейшим тупизмом. Нора с одним входом в любом случае нонсенс: не ты, так хозяин знают второй.

Вот и отыщем сначала хозяина.

Как только я так подумала, меня шатнуло вперёд, и мой бедный румпель воткнулся в побелку. Нет, в натуральную меловую или там песчаниковую перегородку. С небольшой дверцей из того же выдержанного дуба, на этот раз филёнчатой.

— Глюки, — произнесла я вслух. — Ненатуральные.

И вошла, повернув ручку-защёлку такой же работы, что наружная, но в виде летучей мыши с перьями.

В келье было тихо и тепло. Никаких отверстий в стенах. Никакой мебели, кроме распятия, высокого матраса с покрышкой, тумбочки с чудным плоским светильником на ней и ночной вазой внутри — и кресла на колёсиках, с откидным пюпитром. На пюпитре боком стояла порожняя эмалированная миска, глаза прям затянуло в её пухлые розаны, и лишь потом…

Старик в кресле почти сливался с прочей обстановкой, но факт ею не был. Хрупкое, глазастое тело в бесформенной серой хламиде и плюс к тому — в одеяле, стянутом вокруг тела вроде кокона, воззрилось на меня очень даже осмысленно и с юмором.