Добрые Люди

— Могу я забрать мешок и тетрадь?! — крикнул я, потому как чистый снова перебрался на противоположный берег.

Мужчина кивнул.

— А вопрос можно?

Снова кивок.

— Мне бы накинуть что, холодно?

— В пути согреешься, — пробасил чистый.

Я мог бы поклясться, что он ухмылялся, хотя густая борода и усы полностью скрывали его рот.

— Пойдём этим берегом, так что перебирайся сюда, — сообщил красноглазый и в голосе его я услышал приказ. — И впредь все разговоры на всеобщем, никакого энтри, но лучше бы тебе попусту рта не раскрывать.

Вот и угрозы. Меня прям подмывало съязвить, но я благоразумно промолчал. Окинув галечник беглым взглядом на предмет потерянных сапог, я печально вздохнул, бросил в мешок тетрадь, и, завязав горловину, закинул поклажу за спину. Первый уже топтался возле брода всем своим видом приглашая меня идти вперёд. Я не стал спорить и перебрался на другой берег методом красноглазого — прыжками с камня на камень. Второй уже поджидал на том берегу, видимо он ходил в разведку, а через реку перебрался где-то в ином месте. Перекинувшись с красноглазым несколькими фразами, он снова скрылся в тайге. «Пойдёт впереди», — решил я. Троица действовала уверенно, так что угодить в засаду недружелюбных племён могги или нарваться на дикого зверя у нас вряд ли выйдет, соответственно шанс завладеть чужим снаряжением стремился к нулю.

Следовало прочертить определённую грань, прощупать чистого, поэтому я сделал вид, будто устал и, тяжело дыша, сел на землю.

— Запыхался? — нашёлся красноглазый. — Ты учти, ждать тебя никто не будет.

— Я бы посмотрел на тебя, будь ты на моём месте, — огрызнулся я.

— Это вряд ли, — дунул в ус чистый.

— Никогда не говори я не пью этой воды, — парировал я.

— А говоришь, что память отшибло. Поговорки юга знаешь.

Как-то совсем уж по-отечески погрозил он пальцем.

— Некоторые знания всплывают будто из пустоты. Это сложно объяснить.

— А мне и не нужно, — пожал он плечами. — Объяснишь всё капеллану.

Красноглазый вытащил из кустарника связку скатанных шерстяных одел и бросил мне.

— Понесёшь, — сказал он и направился вверх по склону.

Я поймал себя на мысли, что чем больше красноглазый меня раздражал, тем больше импонировал мне, что было весьма непривычно. Правда сам он, по всей видимости, потерял интерес к моей персоне. В его глазах поселилась тоска, будто он нёс тяжкий душевный груз, а быть может, тоска не покидала его уже долгое время. Стоило присмотреться к чистому, было в нём что-то необычное. К тому же, он вполне мог быть встречающим, чем бес не шутит — Добрые Люди могли внедриться во все эти новоиспечённые братства.

«Поживём — увидим».

Я бросил грустный взгляд на галечный берег, перекинул связку через голову, так что половина груза оказалась за спиной, а другая со стороны груди, и поспешил за красноглазым.

[1] Энтри — язык учёных сословий, церковнослужителей и аристократии.

Глава вторая

Первый день оказался настоящим испытанием. Давненько мне не приходилось разыгрывать немощность, но я старался изо всех сил: меня бросало то в жар, то в холод, рвало, несколько раз я даже лишался чувств, на привалах проваливался в тревожное забытьё. Липкий пот пропитал рубаху, так что чистый в насмешливой форме сообщил, что теперь нам не нужны ни дозорные, ни замыкающие, мол, от такой вони не то, что медведи, так даже лесные духи разбегутся по сопкам. Но когда я сверзился с косогора и всей массой врезался в замшелый пенёк, так что дух вышибло напрочь, чистый помрачнел. Помрачнел и я — не переигрываю ли?

Второй, которому я нравился меньше всех, если можно так выразиться, шипел и бранился на чём свет стоит, а я не знал насколько велик авторитет красноглазого и сможет ли он удержать стрелка от соблазна вдавить скобу арбалета, у того явно руки чесались сделать это, он постоянно твердил, что моя участь — смерть во славу лесных духов, только вот близость святых земель мешает ему осуществить расправу.

Но я упорно продолжал играть роль жалкого, оторванного от городской суеты буржуа и первую ночь провёл в кошмарном бреду, благо тут мне стараться не требовалось: кошмары — мой постоянный спутник. Утром следующего дня я всё же решил слегка сбавить обороты.

— Сильный организм, — резюмировал красноглазый. — Очень похоже на отравление. Вчера пропотел хорошенько и снова на человека похож.

— Я же говорил, что это вы меня отравили, — я попытался пошутить, отхаркнув густую слизь.

На том диалог и закончили. Между тем для себя я решил называть братьев Младший и Старший. Нравилось мне вести внутренний диалог, а нумерация обезличивала конвоиров. Спрашивать же их настоящие имена я даже и пытаться не стал — всё равно не скажут.

Старший снова ушёл в дозор, а мы стали собирать лагерь. Младший могги умело заметал следы пребывания людей на месте стоянки: разворошил костёр, а на его место уложил заранее снятый дёрн, присыпал старой листвой спальные места, и даже, как мне показалось, озаботился уборкой отхожего места. Красноглазый, тем временем, скатывал шерстяные одеяла и настаивал какой-то отвар, мне же дали задачу набрать воды во фляги и отпустили одного к ручью, но я понимал — стоит дёрнуться, и стрелы найдут свою мишень, ведь тетивы у лучников были установлены загодя, а спуск к воде отлично просматривался.

В путь со стоянки вышли только мы с Младшим. Красноглазый остался подчищать следы и нагнал нас лишь через час. Он коротко что-то обсудил с могги и вновь скрылся в тайге. Очень серьёзный подход к делу, видимо не так спокойны нынче Леса Эльхо: то ли местные кланы снова что-то не поделили, то ли ловят кого. Я очень надеялся, что моя работа не будет связана с местными дрязгами.

Шли зверовыми тропами. Какими путями двигался красноглазый, для меня оставалось загадкой, потому как лес представлял из себя один сплошной бурелом. В основном могги пускал вперёд меня, сам же держался на небольшом удалении сзади. Выбирать путь не приходилось, так как тропа была хорошо проторена копытами зверей и лишь на развилках Младший отдавал команды: «право» или «лево».

Двигались молча. Природа вокруг завораживала, особенно когда мы поднимались на сопки и взору открывался горнолесной массив, уже подёрнутый кое-где осенними красками. Иногда попадались кусты жимолости, и я жадно поедал ягоды. Младший однажды подшутил, сказав, что они ядовиты, и мне пришлось разыгрывать беспокойство по этому поводу. В силу юности своей, могги смеялся, что называется, от живота. Я молча завидовал его способности так ярко, по-детски, переживать эмоции. Было вдвойне обидно от осознания того, что вряд ли Младшему удастся дожить до седых волос.

Пару раз на широких тропах я примечал красноглазого позади нас, а вот Старший никак не выказывал своего присутствия. Иногда спереди раздавался крик птицы, на что Младший откликался таким же криком, извлекая звук при помощи свистульки. Крик подхватывала ещё одна птица позади нас. Таким образом отряд обменивался информацией между дозорным, группой и замыкающим. Иногда сигналы менялись, на этот случай у могги была припасена другая свистулька, и тогда мы останавливались на привал.

К вечеру второго дня наш отряд подошёл к границе зоны леса и моему взору открылась горная цепь с ослепительно белыми заснеженными вершинами, многочисленными перевалами, горными цирками да извилистыми ледниками, которые, словно застывшая карамель, лениво сползали в широкую долину.

— Белые горы, — подтвердил мои догадки Младший.

Гряда завораживала дух. В закатных лучах солнца я отчётливо наблюдал, как порывами ветра срывает снежные вихри с косых полок и стелиться позёмка на более-менее пологих участках. Если нам придётся преодолевать их, то со ступнями мне придётся ненадолго распрощаться. Слегка успокаивало то, что красноглазый и могги так же не имели должного снаряжения для прохождения перевалов.