Добрым словом и пистолетом

— А это… — начал Орофер, но женщина, подняла на него взгляд, вдруг оскалилась, зацокала «Тц-тц-тц!» и тут же зашипела.

— Это там же. Бросилась на патрульного. Все лицо ему исполосовала.

Словно в подтверждение, женщина чмокнула губами воздух и мелодично засмеялась.

— Где доктор Игливин? — быстро спросил Ордиль.

Остальные рабочие столы вокруг пустовали — нигде не белели стопки бумаг, никто никого не допрашивал; кроме вернувшегося Ордиля, Халькона и еще троих офицеров, никого из разведки в кабинете больше не было.

— Он с коллегами осматривает других задержанных, — отозвался доктор Адвэллион, — с этими все понятно.

— А что вам, собственно, понятно? — спокойно поинтересовался мужчина и демонстративно побряцал наручниками о подлокотники. — Почему я здесь? Почему в таком виде? Кому мне пожаловаться?

— Я бы не стал держать их так, — понизив голос, заметил Нолмэндил, ни к кому конкретно не обращаясь, — слишком много всего вокруг. И окна.

— Все глухие кабинеты уже заняты, — ответил Халькон.

Присмотревшись к голдо и явно узнав, он никак реагировать и тем более комментировать его появление не стал.

— Надо решить, что с ними делать, потом уже пересаживать, — добавил Марондир. — Можем к себе забрать, у нас есть пара кладовок. Только через дворец тащить придется… Кстати, а что за делегация? Вы вот вообще кто?

— Неравнодушный гражданин, — ответил голдо, закончил рассматривать задержанных и, взглянув на Белега, чуть кивнул.

— Это что? Это можно понять как опознание? — тут же спросил Орофер и тут же одернул себя — сунувшись было вперед, опомнился, убрал за спину руки, отступил на шаг. — И что теперь дальше?..

Но никто ему уже не ответил, потому что тут, словно очнувшись, словно услышав что-то, вскинула голову женщина.

— Мы! Должно… быть. Встречались? — спросила она голосом странным, как будто чужим — спотыкаясь на каждом слове и на каждом слове меняя тональность. — Лицо. Знакомое! Да?

Нолмэндил сжал губы и не ответил.

— Метка — знакомая. Горит. Выцвела? Пусть, — сразу подхватил мужчина, и тоже странно теперь — рвано, с запинками, без недавнего возмущения уже — будничным отрешенным тоном.

— Тут. Ведь. Как смотреть…

— …знаешь — увидишь. Меточка же…

— Прямо. На душе. Горит!..

Оба уставились куда-то перед собой, пристально, завороженно глядя мимо всех них, в пустоту, в ничто; мужчина был теперь сосредоточен, словно старательно прислушивался к чему-то, повторяя, шевелил губами; женщина рассеянно улыбалась. Все вокруг тоже невольно замерли, и только помрачневший, побледневший голдо шевельнулся — дернул головой, словно отгоняя что-то от уха.

«Инциденты» с бывшими узниками Ангбанда в Дориате случались, как правило, двух типов: чаще выявляли кого-то, кто по слабости духа — из страха, от отчаяния, может из каких-то еще побуждений — соглашался сотрудничать. Передавал информацию, вредил по мелочи, распускал ложные слухи… Итог был всегда один: бесповоротная высылка за пределы королевства и передача всех данных в другие земли, во избежание. Изгоям таким оставалось только уходить куда-нибудь в глушь, в отдаление и теряться там, а то и переходить ЭредЛуин в надежде на новую жизнь и искупление, а может, и на дальнейшее падение.

Другим проявлением ангбандского воздействия было помутнение рассудка — иногда ожидаемое, иногда даже контролируемое; иногда вовсе внезапное, никак не обозначавшее себя прежде. В такой момент несчастный, только что бывший в полном сознании, мог явно или незаметно для окружающих утратить над собой контроль, стать послушным некой сторонней воле и ее приказам, а в худшем из вариантов — впасть в полное беспамятство, в настоящее безумие и, не узнавая ни близких, ни самого себя, натворить больших бед.

Поэтому все беглецы, все подозреваемые в том, что беглецами являются, обязательно попадали на реабилитацию — сначала на жесткий режим, потом, по мере обследования, на облегченный. Некоторые жили в центре не месяцами даже — годами; некоторые, чье сознание пострадало слишком сильно, были обречены провести там десятилетия; в отдельных случаях врачи и в первую очередь сам доктор Игливин делали прогнозы совсем неутешительные: вернуть кого-то к обычной жизни не удавалось вовсе. Подход этот давал свои плоды, и «инцидентов» в Дориате почти не случалось: выписанные из реабилитационного центра уезжали подальше от крупных городов и жили там, судя по донесениям местной полиции, вполне благополучно.

Но помимо этого существовал и третий тип ангбандского присутствия. В Дориате такое случалось только дважды, и оба раза Белег свидетелем не был и мог только позднее ознакомиться с рапортами и врачебными заключениями, перетекшими в дальнейшие теоретические споры: является ли это отдельным, специфическим «воздействием третьего типа» или же подтипом буйного беспамятства. Так или иначе, но если Дориату относительно везло, то в землях голодрим Белег подобное наблюдал уже лично.

— Приятно в таком месте увидеть вдруг знакомое лицо, — выровняв голос, зазвучав уже естественно, продолжила женщина — по-прежнему безмятежно глядя куда-то перед собой; а вот мужчина, напротив, смотрел теперь прямо, осознанно — разглядывал их всех весело и с любопытством, улыбался и продолжал беззвучно шевелить губами так, что казалось, будто он и говорит этим приятным женским голосом. — Не напомните имя свое?

— Вам лучше выйти, — произнес Халькон.

— Вам лучше позвать своего лекаря, — Нолмэндил снова дернул щекой.

— Невежливо так откровенно игнорировать простой вопрос…

— …доктор, вы вмешаетесь? Здесь дело посерьезнее швыряния бутылок.

— Сейчас. Сейчас я сделаю блокирующий укол.

— …неужели вас так скверно воспитали, господин голдо?..

— …да что доктор, тут нужен конвой усиленный! и смирительные ремни…

— Говорил же, надо сразу надевать…

— Отвечай мне! Смотри на меня и отвечай!

Он так сильно и так внезапно подался вперед, что, если бы Марондир и Хабрас не схватили стул за спинку, тот опрокинулся бы, несмотря на весь свой немалый вес; подался и, переменившись в лице, оскалившись и впившись глазами в голдо, только что не зарычал.

Тот отшатнулся, всплеснул руками, ловя опору. Саэрос, так и стоявший к нему вплотную, отскочил, выругался, запрыгал на одной ноге.

В помещении стало как-то странно — то ли темнее, то ли холоднее, то ли появилась в воздухе какая-то тонкая липкая паутина. Кто-то пытался снять ее с глаз, кто-то замотал головой, отмахивался и ежился.

— Довольно, довольно, — мгновенно вернув себе приветливый вид, примирительным тоном продолжил мужчина — теперь говорили они оба, и женщина, чуть отставая, повторяла за ним, словно эхо, и, словно опаздывающая тень, точно так же поворачивала голову и водила пустым взглядом по сторонам. — Не нужно так пугаться. Давайте-ка просто поглядим друг на друга. Кто тут еще?.. Artanis, вот так приятная встреча! Как поживаете, принцесса? Как поживает последний ваш уцелевший брат?

Утратив свою привычную отстраненную уверенность и легкую надменность, извечную легкую насмешку, Галадриэль превратилась теперь в статую: замерла, стиснув кулаки, сжав губы, и смотрела на говоривших с холодной чистейшей ненавистью.