Добрый убийца

Петру Григорьевичу сразу вспомнился душный азиатский вечер. Квартира Вахида Ибрагимова в микрорайоне Андижана, сросшиеся брови Райхон, ее темные соски, бритый низ живота.

Подполковник, покраснел от жгучего стыда. В тот вечер он напоил друга и переспал с его женой.

— Алешка этот женщин сильно любил, — покачал головой Халит, не замечая замешательства москвича.

— Дай мне эту карточку. Не обещаю твоего друга найти, но чем черт не шутит, — попросил Ерожин.

— Бери. Но твоя моя не совсем дает, — без особого удовольствия разрешил Халит.

— Почему же ты своего Алешку через справочное бюро не искал? — спросил Ерожин, не выпуская снимок из рук.

— Моя имя знал, фамилию знал, а у вас еще имя отца надо. Моя думала, отчество как и у нас, по фамилии отца, у русских не так.

Петр Григорьевич еще раз внимательно взглянул на снимок. В голове зазвучали слова узбечки, как будто разговор происходил вчера.

— У тебя нет русского брата? — спросила Райхон, прижимаясь к нему в танце.

— Нет. А почему ты спрашиваешь? — удивился Петр.

— У меня был русский парень, сильно на тебя похож, — ответила тогда Райхон. Теперь Ерожин смотрел на фотографию этого парня. — Самовар поспевает. Ты, муженек, куда пропал? — крикнула Дарья Ивановна, заметив отсутствие Халита.

— Пойдем моя твоя чай пить. Нехорошо жена обижать, — вставая, предложил Халит гостю.

— Ты иди, а я немного посижу и приду.

Хочу еще на фотографии твои посмотреть.

Мне они молодость напомнили, — попросил Петр Григорьевич.

— Еще насмотришься. Моя твоя чай пьем, фотка не убежит, — сказал Халит, но вышел, не дожидаясь гостя.

Ерожин поднес фотоснимок к тусклой лампочке. В улыбке белобрысого парня проскальзывало что-то до боли Ерожину знакомое.

«Господи, так иногда улыбалась Надя, — понял Ерожин, — Алеша?» Неужели он нашел отца своей жены?

Петр Григорьевич вернулся за стол, поднял свой стаканчик, снова наполненный Халитом, и предложил тост:

— Выпьем за наших друзей. Выпьем, Халит, за твоего русского друга Алешку. Как его фамилия? Помнишь?

— Как забыть друга? Моя помнит. Ростоский его фамилия.

— Алексей Ростоцкий! — Петр залпом глотнул самогон. В сознание всплывало множество деталей. Припомнились слова Шуры, когда она говорила о своем муже: "Вы с ним похожи. Такой же поджарый и белобрысый.

Солидности не нажил. Что ты, что он — мальчишки". Петр Григорьевич подошел к азиату, обнял его и пообещал:

— Халит, я найду твоего русского друга.

— Твоя шутит? — не поверил Халит.

— Я никогда так серьезно не говорил, — улыбнулся Ерожин.

— Что у вас за секреты? — строго спросила Дарья Ивановна, не поняв, о нем ее муж беседует с московским сыщиком.

— Так, вспомнили наши общие азиатские дела, — ответил Ерожин и пошел приглашать хозяйку. Дарья Ивановна оказалась мастерица танцевать. Петр Григорьевич вел женщину в такт старого танго и оглядывал стол.

Тракториста Гену совсем развезло, его супруга беспощадно подняла мужа со стула и, подпихивая, повела в сени.

— Прощай, Дарья. Счастье тебе с твоим басурманином. Он, не в пример нашим мужикам, норму понимает. Спасибо за хлеб-соль, но пора и честь знать. Мой еще выпьет — на трактор не залезет, — бросила Прасковья на прощание и вытолкнула Гену за дверь. За ними потянулся и однозубый Коля со своей смешливой Зиной.

— Верка, пойдем прогуляемся до околицы? — набрался смелости трезвенник Санек, когда часть гостей рассосалась и рев трактора за окном поутих. Вера не противилась. Ее мрачное настроение понемногу отступило, да и крепкий самогон свое дело сделал.

— Халит, иди истопи печь в моей избе.

Пока москвичи чая попьют, изба согреется, — вернувшись после танца на свое хозяйское место, наказала Дарья Ивановна мужу.

— Мы с Глебом тоже бы прошлись. После вашего застолья надо живот протрясти, — "попросил Ерожин.

— Только не долго. Вернетесь, самовар опять закипит, — согласилась Дарья Ивановна.

— Туда схожу, обратно схожу, — пообещал Халит.

— Сколько звезд! — восхитился Глеб, вдыхая чистый морозный воздух.

— Да, в городе мы небо редко видим, — признался Ерожин и спросил Халита:

— Не мерзнешь? Русская зима морозная.

— Халит мороз привык. Памир тоже мороз.

Мороз и ветер с ним. Так дунет, что Халита до кишка достанет, — улыбнулся мусульманин.

Они пересекали деревню. Забитые накрест окна в пустеющих домах выглядели печально.

Вокруг мерцал серебристый снег от лунного света и стояла звенящая тишина.

— Тихо у вас, — сказал Глеб, поднимая воротник куртки.

— Даже собак не слышно, — удивился Петр Григорьевич.

— Собак нет. Был собак у Дарьи. Хороший собак. Дошем звать. Теперь нет. — Халит сообщил это совсем другим тоном, чем говорил раньше.

— Куда же собака Дарьи подевалась? — спросил Ерожин.

Халит не ответил. Он шагал впереди и молчал. Потом остановился:

— Плохой человек у Дарьи был. Топор брал, убил Доша. Я говорил Дарья: не пускай плохой человек. Осенью опять пустил. Халита не слушал. Гостинцы брал у него. Баню топил.

Теперь слыхал, он тюрма сидит. — Высказавшись, мусульманин двинулся дальше.

— Что же, он осенью сюда париться приезжал? — остановился Петр Григорьевич.

— Долго париться. Пять часов баня сидел.

Никуда не ходил. Потом машина сидел, в город ехал, — ответил Халит, останавливаясь у последнего двора:

— Вот Дарьин избушка. Заходи, гостем будешь.

Халит, не снимая полушубка, присел возле печи. Быстро и ловко настругал лучин, столбиком уложил дрова и чиркнул спичкой. Через три минуты огонь набрал силу и уютно загудел в трубе.

— Халит, я к вам по делу ехал. Не знал, что на свадьбу попаду. Потому без подарка заявился, — начал Ерожин.

— Если твоя слово держит, Алешка найдешь — твоя мне как брат будет. Лучший подарка моя не надо, — ответил Халит, закрывая дверцу печи. — Моя и так довольна. Валечка рассказал, как Глеб его от беды спасла. Моя перед твоя, Глеб, Аллах видит, до гроба помнить.

— Поможешь нам, если твоего Алешку найду? — не отставал Ерожин.

— Моя сказал, как брат будешь. Халит не пьяный. Халит свое слово помнит.