Добытчик

Когда Маша, наконец, закончив «геноцид» ни в чем не повинного картона, постучала в дверь кондейки-«тренерской», в которой днем в свободное время пьют кофе и треплются за жизнь инструкторы «Полигона», я как раз собирался в третий раз ставить чайник.

— Ты не ждал? А я приперлась, — эффектно замерла она на пороге.

— Что значит — не ждал — с укоризной смотрю я на нее. — Тут уже и вода в чайнике остыла, и пряники почти засохли… А тебя все нет и нет. Жестоко это… По отношению к пряникам…

— Придется им еще немного посохнуть, — Маша сверкает безукоризненной белизной зубов. — Мне нужно заняться одним очень грязным делом. Или подсобишь?

— Заранее предупреждаю: расчлененный труп твоего бывшего в лесополосе закапывать не буду! Я все-таки полицейский и даже совсем чуть-чуть росгвардеец, пусть и в прошлом!

— Ой, балабол! — заливисто хохочет она. — Нашел о чем вспомнить!

— О чем? — удивленно заламываю домиком левую бровь.

— Ну, пусть будет «о ком», — совершенно не смущается девушка. — Хотя… Вот пообщалась я тут с нормальными мужчинами: с Иванычем, с тобой, из ребят-стрелков со многими… На вашем фоне мой бывший — именно «что», на «кто» не тянет, и сильно… Так что, поможешь даме с пистолетом? А то мне потом руки отмывать, а у меня…

— А у меня — лапки, — состроив «ми-ми-мишную» рожицу тонким голоском заканчиваю я, глядя на ее ухоженные ладошки, и короткие, но аккуратно (и явно недешево) наманикюреные ногти

— Тьфу на тебя, дурак! Если я сама буду сначала «чижика» чистить, а потом еще и руки отмывать, то когда чай-то пить будем? В полночь? — девушка перешла было в наступление, а потом вдруг резко переменила пластинку. — Ну Сереооож, тебе жалко что ли?

— Ну как я могу отказать молодой и красивой девушке в такой личной, почти интимной просьбе? Только представь: мои сильные, покрытые маслом пальцы будут гладить и ласкать… затвор твоего пистолета…

— Тьфу на тебя два раза! — снова рассмеялась Маша. — Несешь какую-то пошлятину! Затвор он ласкать будет… Хорошо не ствол, это вообще звучит как-то совсем по-гейски…

— И кто теперь пошлит? — строго хмыкаю и осуждающе смотрю я на нее. — Ладно, уболтала, речистая. Но! Чай тогда завариваешь ты.

— Запросто, — легко соглашается Маша. — Где у тебя заварка. О, улун, мой любимый сорт!

— А то я не знаю. Только чайник все-таки еще раз включи…

Пока Маша заваривала, а потом и пила чай под свежие, очень вкусно пахнущие ванилью пряники, я быстро и сноровисто раскидал ее «ЧеЗет» на запчасти и привычными движениями начал приводить его в порядок. Да, от души девушка постреляла, лапы у меня теперь, словно у шахтера или кочегара — ярко-черные, с глянцевым антрацитовым отблеском. Зато пистолет сияет, как новенький.

— Так, — отложил я убранный в кобуру пистолет в сторону, — пойду-ка вымою руки… И горе тебе, о женщина, если к моему возвращению не будет на этом столе стоять для меня пиала душистого чая и поднос с этой божественной выпечкой.

— Чай — легко, а вот по поводу пряников ничего обещать не могу, — из-за набитого рта немного неразборчиво пробурчала Маша. — Слушай, где ты их такие покупаешь, открой тайну?

— Только если ты мне расскажешь, как ты умудряешься их каждый раз в таких количествах жрать и при этом не толстеешь.

— Это страшное «бапское колдунство» и вообще — большой секрет, — задирает нос к потолку девушка.

— Понял, не дурак. Ну, тогда фиг тебе, а не тайна пряников. Будешь их только в гостях получать, в виде поощрения!

— Жестокая сволочь и сатрап! — несется мне вслед.

— Так точно, мэм! — гаркаю я в ответ, прикрывая за собою дверь «тренерской».

Ну, ехидная Машка, может, и ехидная, но исполнительная. По возвращении и чашка моя, слегка парящая, на столе стоит, и даже пряниками она все же поделилась. Аж целых три штуки оставила. Ладно, мне хватит. Опять же, нормальные люди от сладкого полнеют, а я — не Маша, чтоб сладкое и мучное лопать, как не в себя, и при этом умудряться сохранять стройность в талии. Видать, и правда какое-то «колдунство», не иначе. Ведьма! Но красивая.

— А это что за фигня, — киваю я на экран висящей на стене «плазмы».

— Где? — оборачивается девушка. — Ой, не знаю… Только что сериал какой-то шел.

Ага, шел сериал, точно помню, глянул мельком, когда руки мыть уходил. Очередная нашего производства байдовина «типа про полицию». Из тех, от которых настоящие полицейские в истерике бьются и от хохота разогнуться не могут. Зато сейчас на экране здоровенный логотип местного, Питерского телеканала, а поверх него — ничего хорошего не предвещающая надпись: «Мы прерываем вещание для трансляции важного сообщения. Оставайтесь с нами».

— Это вообще что? — Маша скорее озадачена, чем встревожена.

— Военный переворот, — по-идиотски и совершенно невпопад хихикаю я.

— Чего?! — глаза у девушки становятся почти как у анимешного персонажа — большие и круглые.

— Хотя, нет. Тогда бы «Лебединое озеро» включили, традиция, — продолжаю нервно хохмить я. — Слушай, прости, это глупая шутка. Но что-то хорошее с таких вот заставок не начинается.

В этот момент заставку на экране сменяет изображения сидящей в студии ведущей, и Маша хватается за пульт.

— … сим свои извинения за причиненные неудобства и предлагаем прослушать экстренное сообщение…

За кадром где-то неподалеку от камеры, что-то гулко, с дребезгом, рухнуло на пол. Ведущая недоуменно вскинула взгляд, явно пытаясь сквозь яркий свет осветительных приборов разглядеть, что происходит. Но профессионализм — прежде всего, и она продолжает.

— Полной информацией о произошедшем наш телеканал на данный момент не располагает, однако достоверно известно о произошедшем буквально несколько минут назад в Москве крупном террористическом акте с применением…

За камерой упало что-то еще, по звуку — явно тяжелое, а потом раздалась громкая и какая-то испуганная матерная тирада.

— Ребята, вы там с ума сошли? Мы в эфире! — на лице ведущей негодование просто крупными буквами написано. — Прошу прощения за технические накладки, уважаемые телезрители. Итак, в Москве произошел террористический акт с применением неустановленного химического, биологического либо психотропного оружия… Обстоятельства в данный момент уточняааа…

Монолог девушки на экране прерывается каким-то диким, нечеловеческим воплем сразу нескольких глоток.

— Вы чего творите?! — привстает девушка-диктор. — Мы же в прямом эфире!!! Артем, Саша, что у вас там?

В реальность того, что происходит потом, поверить сложно. С разных сторон камеры в кадр какими-то обезьяньими, дерганными прыжками врываются сразу двое. Они с разбегу сбивают и роняют на пол студии и стойку с ноутбуком, за которой сидит ведущая, и ее саму вместе с небольшим, вроде барного, крутящимся табуретом. А потом… В угол обзора камеры происходящее на полу попадает далеко не полностью, но и того, что видно — хватает за глаза. Эти два… существа… назвать их людьми у меня язык не повернется, буквально рвут зубами в клочья и живьем жрут телеведущую. Та дико визжит и отбивается руками и ногами, но справиться с двумя навалившимися на нее мужиками, да еще и такими агрессивными…Больше всего творящееся на экране напоминает сцену какого-нибудь дешевого слэшера*, из тех, где бутафорская кровь хлещет в потолок и клочья мяса летят прямо в объектив камеры. Вот только с чего бы кому-то разыгрывать сцену из зомби-муви в прямом эфире?