Добывайки в поле

— Ах, господи, — жалобно запричитала Хомили.

— Да нечего вам волноваться, — сказал Спиллер. — Ну, я пошел. Что-нибудь принести?

— Я бы не отказалась от чего-нибудь теплого, — сказала Хомили, — этой ночью мы все озябли.

— Хотите овечьей шерсти? — спросил Спиллер. — Там, у дороги, ее на колючках полно.

— Все, что угодно, — сказала Хомили, — лишь бы оно грело. И лишь бы, — добавила она, в ужасе от внезапно пришедшей ей мысли, — это не был носок. — Ее глаза округлились. — Мне не нужен носок Кривого Глаза.

В тот вечер Спиллер ужинал вместе с ними (холодный отварной пескарь с салатом из щавеля). Он принес им великолепный комок чистой овечьей шерсти и длинный красный лоскут, оторванный от шерстяного одеяла. Под, не будучи таким противником вина, как Хомили, налил ему в половинку ореховой скорлупы бузинной наливки, но Спиллер и не прикоснулся к ней.

— У меня дела, — сказал он сдержанно, и они догадались, что он собирается в дальний поход.

— Ты надолго? — спросил Под, пригубливая наливку с таким видом, словно хотел лишь попробовать ее.

— На неделю, — ответил Спиллер, — может быть, дней на десять…

— Смотри, — сказал Под, — будь осторожен. — Он сделал еще глоток. — Очень неплохо, — сказал он Хомили, протягивая ей скорлупку. — На, попробуй.

Хомили покачала головой и сжала губы.

— Мы будем по тебе скучать, Спиллер, — сказала она, хлопая глазами и не обращая внимания на Пода. — Это факт.

— А зачем ты уходишь? — вдруг спросила Арриэтта.

Спиллер, уже готовый скрыться в лиственном пологе у двери, обернулся и посмотрел на нее.

Арриэтта вспыхнула. «Я задала ему вопрос, — горестно подумала она, — теперь он исчезнет на долгое время». Но на этот раз Спиллер, хоть и не сразу, ответил:

— За зимней одеждой, — сказал он.

— Ах! — в восторге воскликнула Арриэтта, поднимая голову. — За новой?

Спиллер кивнул.

— Из меха? — спросила Хомили. Спиллер снова кивнул.

— Кроличьего? — спросила Арриэтта.

— Кротового, — сказал Спиллер.

В освещенной свечкой пещерке вдруг наступил праздник, словно их всех ждало радостное событие. Все трое улыбались Спиллеру. Под поднял свой бокал.

— За новую одежду Спиллера! — сказал он, и Спиллер, смутившись, тут же нырнул в листву. Но не успела еще живая завеса перестать колыхаться, как они снова увидели его лицо.

— Ее шьет одна дама, — смущенно сообщил он и снова исчез.

Глава шестнадцатая

«Счастье с бессчастьем, что ведро с ненастьем».

Из календаря Арриэтты. 30 октября

Было еще совсем рано, когда на следующее утро Под позвал Арриэтту с порога пещеры:

— Вылезай-ка из ботинка, дочка! — крикнул он. — Я хочу что-то тебе показать.

Дрожа от холода, Арриэтта натянула на себя одежду и, накинув на плечи кусок красного одеяла, вылезла наружу и стала рядом с отцом. Солнце уже поднялось, и все, на что падал ее взгляд, поблескивало, словно посыпанное сахарной пудрой.

— Первый иней, — сказал через минуту Под.

Арриэтта сунула закоченевшие пальцы под мышки и туже натянула одеяло.

— Да, — сдержанно откликнулась она, и оба замолчали..

Но вот Под откашлялся и сказал:

— Нет нужды будить мать. При таком солнце через час все, наверное, растает. — Он снова замолчал, погрузившись в свои мысли. — Думал, тебе понравится, — хрипло сказал он наконец.

— Да, — повторила Арриэтта и вежливо добавила: — Очень красиво.

— Самое разумное, — сказал Под, — тихонько приготовить завтрак и не трогать мать. В этой овечьей шерсти ей должно быть тепло.

— Я еле жива, — ворчала Хомили за завтраком, держа обеими руками ореховую скорлупку с горячим, как огонь, чаем (теперь благодаря Спиллеру им не приходилось так экономить свечи). — Я продрогла до мозга костей… Знаешь, что? — продолжала она.

— Нет, — коротко сказал Под. — Что?

— Давай, пойдем на выгон, где останавливаются цыгане и поищем чего-нибудь. Там сейчас никого нет. Раз Спиллер ушел надолго, значит, цыгане снялись с места. Может, мы что-нибудь найдем, а в такую погоду хуже всего сидеть на месте. Как ты на это смотришь, Под? Оденемся потеплее.

Арриэтта сидела молча, переводя глаза с отца на мать. Она уже поняла, что если ты хочешь чего-нибудь, лучше не вмешиваться в разговор взрослых.

Под колебался — он не хотел вторгаться в чужие владения, ведь туда ходит за добычей Спиллер.

— Ну, ладно, — неуверенно согласился он наконец.

Поход оказался совсем не легким. Спиллер спрятал свою лодку, и им пришлось переправляться на другой берег на плоском куске коры, а когда они двинулись по лесу вдоль ручья, оказалось, что оба берега заросли густо куманикой — чудовищная чаща из живой колючей проволоки, которая цеплялась за платье и волосы. К тому времени, когда они перебирались через зеленую изгородь на травянистую обочину дороги, все трое были растрепаны и расцарапаны до крови.

Увидев место, где разбивали табор цыгане, Арриэтта совсем приуныла. Лес, через который они с таким трудом пробрались, заслонил последние тусклые лучи солнца. Покрытая тенью трава была истоптанная и пожухлая. Повсюду валялись старые кости; ветер перегонял с места на место перья и лоскуты; то и дело на изгороди хлопала грязная газета.

— Батюшки! — бормотала Хомили, поглядывая по сторонам, — Мне что-то разонравился этот кусок красного одеяла.

— Ну, — сказал наконец Под, — пошли. Раз уж мы здесь, надо все хорошенько осмотреть.

И первым спустился с насыпи.

Но им было противно до всего дотрагиваться. Хомили боялась, как бы они не набрались блох. Под нашел старую железную кастрюльку без дна. Под чувствовал, что она может для чего-нибудь пригодиться, только не знал, для чего. Он ходил вокруг нее, рассматривая со всех сторон, и даже раз или два стукнул головкой шляпной булавки. Раздался глухой звон. Однако в конце концов он оставил ее, решив, что здесь она ни к чему, а нести ее тяжело.

Арриэтта обнаружила небольшую кухонную плиту. Она лежала на насыпи под живой изгородью, и, судя по тому, как сильно она заржавела и как густо разрослась вокруг нее трава, лежала уже много лет.