Дочь Белого Меча

— Что это? — спросила шёпотом Ягмара.

— Баклуша бродит, — непонятно ответил Паксай. — Пошли-ка к лошадкам.

Он вытащил из-за пояса меч и понёс его на отлёте.

Лошадки были целы и вроде бы не волновались. Но у одной, белой, по спине тянулась вертикальная чёрная полоса. Ягмара дотронулась — полоса была липкой и горячей. Паксай подошёл, посмотрел, кивнул.

— Что за баклуша? — тихо спросила Ягмара. — Не знаю.

— Никто не видел, — ответил Паксай. — Откликается. Пьёт кровь. Может зарезать что коня, что человека.

Он был необыкновенно многословен. Наверное, волновался.

Тихо ступая, подошёл сзади Овтай.

— Что тут у вас?

Ягмара показала на лошадь. Овтай посмотрел. Вынул из подворота рукава чистую тряпицу, приложил к ране. Лошадка забеспокоилась, переступила, тихо фыркнула. Наверное, только теперь она что-то почувствовала.

— Стукни-ка ещё, — сказал Овтай Паксаю и жестом попросил Ягмару дать ему лук. Отошёл на пару шагов, наложил стрелу, замер.

Паксай тюкнул обухом меча по топору — раз, потом ещё два.

Когда степь откликнулась — не с той стороны, откуда Ягмара ждала, — Овтай мгновенно развернулся и пустил стрелу. Через миг донёсся высокий жалобный визг, перешедший в всхлипывания. Потом всё стихло…

— Стоять, — сказал Овтай. — Никому никуда не ходить.

Они простояли неподвижно несколько лепт, стараясь не дышать и пристально вслушиваясь в неверную тишину.

— Стукни, — не оборачиваясь, бросил Овтай.

Паксай стукнул по топору изо всей силы.

Отклика не последовало.

— Ушла, — сказал Овтай. — Наверное… Будите смену и ложитесь.

Лук и стрелы он оставил себе.

Ягмара дождалась, когда из шатра выберутся Ний и молодой стражник, забралась внутрь и растянулась на попоне. Было душно, пахло травой, лошадиным и человеческим потом. Она уснула мгновенно.

Во сне к ней пришёл Шеру и растянулся рядом. Вокруг был осенний виноградник, но дотянуться до гроздей почему-то никак не удавалось…

Она проснулась от того, что Шеру жёстким языком вылизывал ей ладонь. Конечно, это было продолжение сна… Она попыталась пошевелить рукой, но не смогла. Открыла глаза. Было почти светло. Шеру действительно всем пузом лежал на её руке. Увидев, что проснулась, коротко проурчал.

— Ты? — выдохнула Ягмара.

Шеру подтвердил.

А потом он устроил ей страшный скандал. Какое ты имела право бросать меня дома, когда тут такое?.. Ягмара виновато извинялась. В конце концов помирились.

Стражники поначалу недоверчиво отнеслись к новому бойцу, но когда он вечером приволок гуся, приняли в свои ряды. Теперь Шеру на общих основаниях сидел в кругу у котла и по ночам охранял лагерь. На переходах он либо лежал, распластавшись, позади Ягмары, либо бежал рядом.

А потом они подружились с Колобком. Ягмара любила смотреть, как эта парочка несётся впереди отряда, ныряя в траву, перепрыгивая друг через друга, вереща и курлыча. Когда Шеру уставал и возвращался на лошадь (запрыгивая, как настоящий наездник, одним прыжком, не помогая себе когтистыми лапами), Колобок изрядно грустнел…

Первые два дня шли напрямик по степи, потом Колобок повёл отряд по дороге. Попадались небольшие селения, возле которых и останавливались на ночлег — внутрь не входили, Овтай не велел. На пятый день вышли на высокий берег Инелея…

Переправа заняла полный день: пока нашли прибрежное село, пока договорились с рыбаками… Плыли на двух плотах, влекомых лодками. Лошади волновались. Но всё обошлось благополучно. Правда, пришлось отдать целый кошель серебра. Если бы они вышли к Инелею ниже по течению, там, где были Вальдовы рыбные ловы, переправились бы задаром. Но Колобок, надо думать, такими мелочами озаботиться не мог. Маленький и глупый.

От Инелея пошли почти строго на восход…

Так минуло восемнадцать дней. Погода радовала. Степь осталась позади, начались перелески, частые ручьи и речки — некоторые, вздувшиеся от частых дождей, приходилось преодолевать вплавь. В небе появилась хвостатая звезда. С каждой ночью она увеличивалась, наливалась светом…

На девятнадцатый день случилось страшное.

10. Лёгкая дорога и страшная смерть

Ближе к вечеру снова сгустились тучи и подул северный холодный ветер. Дождя ещё не было, но пробрасывало мелкой водяной пылью. Ний, и так последние дни унылый, покачивался в седле совсем сгорбившись; закутанный в плащ, он был похож на старого ворона. Ягмара уже не пыталась его разговорить, он отмалчивался или ссылался на усталость, непонятное ему самому недомогание, плохие предчувствия, внутреннюю скорбь. Он ещё больше — хотя куда уже больше? — похудел и почернел с лица; впрочем, и все остальные выглядели не лучше, и вечерами у костра никто не пел и не балагурил, все старались быстрее похлебать горячего и завалиться под навес.

Дурные это были земли…

Хотя и была тут пробита дорога, никто не понимал, куда она ведёт, по пути не попадалось ни селения, ни кочевья; другие дороги не пересекали её и не отходили от неё. Леса стояли мрачные, полумёртвые, поросшие каким-то диким мочалом — как после давнего наводнения; и не весёлая трава или ковыль покрывала перелески, а чёрный колючий бурьян — места для выпаса коней надо было искать, и не всегда это удавалось. Одно хорошо — воды было вдоволь… хотя и вода не нравилась Ягмаре — длинные узкие извилистые озерца словно подёрнуты были плёнкой дёгтя, особенно хорошо видимой на закате, и пахло от них мокрой гарью, как от залитого костра. Впрочем, лошади пили её охотно.

Лошади вообще держались лучше людей, от долгого похода и скудной еды совсем не отощали, шерсть лоснилась. Больше их никто не пугал по ночам…

Но почему-то и это не нравилось Ягмаре — как, впрочем, и Овтаю. Что-то не совсем понятное и потому тревожащее было в таком их состоянии. Ягмара попыталась поговорить об этом с Овтаем, но Овтай пожал плечами: да, непорядок, но сделать сейчас ничего нельзя, надо добраться до хорошего лошадника, может, что-то умное посоветует. Его сейчас больше тревожили люди — слишком быстро выматывались, да и сам он, стожильный, за день уставал больше, чем прежде за два.

Колобок тоже приуныл, верещал тихо и редко, катился ровно, не подпрыгивая, и иногда застывал на месте, часто дыша. Шеру тогда садился рядом с ним и нервно оглядывался. Впрочем, к темноте Колобок всегда выводил отряд к удобному месту ночёвки…

До темноты оставалось не меньше часа, когда Колобок вдруг остановился, потом начал кататься по кругу, потом замер и заскулил — прямо как щенок. Шеру подбежал к нему, ткнулся носом и принялся вылизывать, успокаивая.

Ягмара спешилась. Земля была какая-то зыбкая, неверная. Она погладила кота, и её показалось, что кот мелко дрожит. Взяла Колобка на руки. Колобок на своём языке стал ей на что-то жаловаться, легонько подёргиваясь и как бы пытаясь на что-то показать.

Подъехал Овтай. Наклонился.

— Что тут? — спросил серым голосом.

— Не знаю, — сказала Ягмара.

— Какое-то село, — Овтай показал рукой с плетью. Зачем ему плеть, подумала Ягмара.

Она посмотрела и ничего не увидела. Лес кончался, начиналась холмистая степь. Цепочка холмов, ближний как будто срезан наискось…

Потом она поняла, куда надо смотреть. На фоне холмов пологие серые крыши были едва заметны.

Ягмара сунула Колобка за отворот куртки и вернулась в седло. Лошадка в последний момент отшатнулась, Ягмара едва не упала. Что за…