Дочь Господня

На куполе Дворца дожей лежали рыхлые снежные хлопья. Бронзовая статуя льва – символа Венеции поджала хвост и заметно съежилась, как бы уменьшась в размерах в предчувствии скорого прихода другого, куда более свирепого и кровожадного хищника. Бесследно исчезли вездесущие и наглые, безалаберно прикормленные туристами голуби. Крыша часовой башни Торе-дель-Оролого обледенела, даже на значительном расстоянии отливая пронзительно-хрустальным, слепящим глаза блеском. Впору на коньках кататься. И все-таки Венеция оставалась бесподобно хороша даже такой: слабой, побежденной, почти сдавшейся на милость черной зимы, застывшей в объятиях студеной Тьмы. И достанет ли у меня сил и смелости, чтобы спасти, обогреть ее и вдохнуть свежее пламя жизни в этот впавший в летаргический сон город? Я мало верила в благоприятный исход затеянной нами авантюры, но храбро подпитывала свою решимость словами молитвы и мечтами о любви, продолжая надеяться на лучшее. Я тоже была наивна.

Я выдохнула клубы влажного пара и натянула черные кожаные перчатки, предусмотрительно расправляя мельчайшие складочки. Температура наружного воздуха прочно застряла на минусовых отметках, поэтому перчатки оказались совсем не лишними. Теперь мои руки не замерзнут, и это очень важно, ибо чутье подсказывало мне, что без драк сегодня не обойдется, а выходить против классических рапир и шпаг желательно не с голыми ладонями, а имея соответствующую защиту – еще лучше, усиленную специальными щитками. Но сейчас выбирать не приходится – чем богаты, тем и рады. Остается надеяться на себя да спешно припоминать уроки сенсея Кацуо.

По поводу подходящего карнавального наряда я тоже особо не заморачивалась. Оделась во все черное, не стала прятать кэны, и как финальный штрих, нарисовала на щеках два японских иероглифа, обозначающих смерть и ужас. Получилось очень даже впечатляюще – вылитый ниндзя. Точно так же поступила и Оливия, от чьей внушительной фигуры так и веяло нескрываемой угрозой. Полагаю, встретившимся с ней стригоям сегодня крупно не поздоровится! Ариэлла нарядилась в норковую шубку шоколадного оттенка, напустив на себя вид томной, рафинированной леди. Под мехами скрывался остро отточенный кинжал. Но Натаниэль затмевал всех. Он просто снял охранную молитву, являя веселящемуся городу белоснежную ширь гордо распахнутых крыльев. Да и кто там разберет – настоящие они или нет, но прохожие восторженно охали и ахали, проча ангелу первый приз на конкурсе костюмов. Натаниэль издевательски посмеивался.

Между тем вечерняя тьма, окутывающая улицы, сделалась совершенно непроницаемой. Снегопад возобновился с удвоенной силой, с каждой минутой становясь все яростнее и гуще. Праздничная иллюминация, хоть и яркая и обильная, оказалась совершенно не способна справиться с подкравшейся темнотой. Электрический свет отступал перед властью угольно-черной ночи. Но это лишь придавало еще большую пикантность порочным карнавальным развлечениям. Снег превратился в плотную молочно-белую ширму, не дозволяющую видеть что-то дальше вытянутой руки и надежно скрывающую творящиеся на улицах безобразия. Повсюду гремела музыка и раздавались раскаты пьяного смеха.

«Плохо, – обеспокоенно подумала я, донельзя раздраженная настоящей какофонией звуков, впитавшей в себя все – от классики до хард-рока. – При таком шуме никто не обратит ни малейшего внимания на крики жертв, их попросту не будет слышно. Глупые люди, сами подставляющиеся под клыки стригоев…»

Рестораны и пиццерии переполняли толпы ликующего народа, безудержно предающегося веселью, обжорству, пьянству и откровенному флирту, быстро переходящему в самый разнузданный разврат. На скупо освещенных фонариками площадях и переулках танцевали нетрезвые туристы, облаченные в невообразимые костюмы и прячущие лица под фантазийными масками. Усатый испанский конкистадор, бряцающий огромной бутафорской рапирой, лихо кружил пухлую, укутанную в манто пейзанку. Римский легионер в овчинном тулупе поил из фляжки полуголую, но уже не замечающую холода нимфу. Оперевшись на обклеенную афишами тумбу, пылко целовались две покачивающиеся личности неопределенного пола, обе одинаково плоские и длинноволосые.

– Содом и Гоморра! – тоном оскорбленной невинности возвестил Симон, смущенно отводя взгляд. – Этот город погряз в грехах!

– Пир во время чумы! – криво ухмыльнулась Оливия, не выпуская из рук пистолет. – Хоть тысячу убей, никто и не заметит!

Ариэлла молчала, восхищенно таращась по сторонам.

– Вот гадство, – вздохнула я. – Пойди-ка угадай, кто скрывается под этими масками? Как отличить стригоя от обычного человека?

– По запаху! – уверенно подсказал де Монфор. – Недаром вам в аббатстве чутье тренировали. От стригоев пахнет кровью!

Нат остановился под приоткрытым окном и прислушался. По его прекрасному лицу расплылась фривольная ухмылка. Из комнаты явственно доносились сладострастные постанывания…

– Эх, – бесстыдно позавидовал ангел, – не хило там кого-то жарят, видать, если им даже в такую холодрыгу жарко стало…

Ариэлла показала ему кулак. Симон целомудренно покраснел.

– Смотри! – Оливия вдруг сильно сжала мои пальцы, привлекая внимание к двум стройным девицам, остановившимся в паре метров от нас и завлекающе похихикивающим под прикрытием щедро позолоченных масок. На одной красовалось дорогое кожаное пальто, обшитое полосками голубой шиншиллы, а вторая куталась в перелину из чернобурки. Обе усиленно заигрывали с Натаниэлем, соблазнительно улыбаясь накрашенными ртами и строя глазки. Я сделала шаг вперед и принюхалась, глубоко вдыхая холодный, насыщенный различными ароматами воздух. Пахло гарью взрываемых на улице петард, крепким кофе и хорошей выпивкой, сигаретами и женскими духами. Но, перебивая все второстепенные запахи, до меня мгновенно долетело особенное, ни на что не похожее амбре свежей крови – сладковатое, гнилостное и противное до омерзения. Я едва удержалась от крика, незаметно подмигивая Нату. Ангел ответил мне понимающим кивком. Он беззаботной походкой подошел к кровососкам и склонился в галантном поклоне.

– Приветствую вас, о прекрасные существа с длинными ногами…

– Так бы прямо и говорил без намеков – страусы! – брезгливо скривила губы Оливия.

Ариэлла обидно хмыкнула. Стригойки нахмурились, не понимая, где таится подвох.

– Это что, оскорбление? – удивилась первая девица, фигуристая и белокурая.

– Блондинко! – так тихо, что ее услышала только я, беспощадно заклеймила валькирия.

Симон неуверенно топтался в стороне, стригойки нерешительно переглянулись, видимо, взвешивая, стоит ли с нами связываться. Тогда нетерпеливый Натаниэль решил взять инициативу в собственные руки. Он развязно подхватил девиц под локотки и засюсюкал сладким голоском:

– Девочки, а как на счет того, чтобы прогуляться в одно милое местечко и поиграть в шахматы на раздевание?

Я прикусила губу, стараясь не рассмеяться. Но стригойки счастливо просияли и, повинуясь направляющему движению ангела, повернулись к нам спиной. Удар моего клинка и выстрел Оливии слились в один короткий звук, два мертвых тела беззвучно осели в снег… Натаниэль без подсказки шустро оттащил трупы в ближайший проулок, предоставив им там медленно рассыпаться серым, смердящим прахом.

Так повторилось несколько раз. Мы уверенно продвигались вперед, к главной площади Пьяцца ди Сан-Марко, поминутно наталкиваясь на неосторожно шляющиеся пьяные компании и изредка – на бродивших в одиночку или вдвоем стригоев. Причем последние неизменно вели себя на удивление беззаботно, становясь легкой жертвой для наших пуль и клинков. Сначала я недоумевала, а потом попросту утратила бдительность, начав подозревать, что стригои на самом деле весьма тупые и ограниченные твари, начисто обделенные хитростью и изобретательностью. И как это при подобном скудоумии они осмелились претендовать на мировое господство?

Первым взбунтовался основательно заскучавший Натаниэль, ибо в методичном истреблении кровососов не обнаружилось ничего не только героического, но даже интересного.

– Да что я вам, быдлоукладчик, что ли? – привередливо возмутился взопревший от монотонной физической работы ангел, прикопавший в снегу уже то ли восьмое, то ли девятое по счету тело. – Так и пуп надорвать недолго! – он поднял за длинные волосы отрубленную голову очередной стригойской красотки и дурашливо потыкал в нее пальцем: – Не-а, не айс! – он эффектно размахнулся и забросил злополучные останки куда-то на крышу соседнего дома. – Баста, карапузики, кончилися танцы, мне надоело подвизаться на вторых ролях!