Дочь Императора. Том 2

Иллюзия Инфора моргнула и изменилась. Стало ясно, что это уже другой день. Тяжело вздохнув, я остановила кристалл. В голове образовалась натянутая, звенящая пустота. Обводя глазами комнату, я понимала, что именно здесь он и общался со мной. И сидел как раз в этом кресле. Сердце болезненно сжималось.

— Показать дом, милая? — Послышалось от двери, и я вздрогнула.

— Зачем?

— Здесь несколько скрытых комнат. Если я не покажу их, никто больше и не покажет.

Я кивнула, поднимаясь. Как он мог? Зачем? Неужели у него не было человека ближе, чем дочь друга, которую он вынужден был охранять меньше двух месяцев? Что мне делать с этим замком? Со всем, что он оставил мне? Какое я имею право на все это?

Поднявшись, я вынула кристалл и спрятала в карман. Это мое. Это единственное истинно мое в этом доме…

Рика показала пару помещений без дверей. Несколько раз повторила, как открывать стены, пока я утвердительно не кивнула. Заставила запомнить комбинацию из набора простейших стихийных преобразований для запечатанной комнаты. Озвучила находившиеся в распоряжении Инфора денежные средства и ценности. Я безразлично слушала ее кивая. Сердце сжималось от каждой фразы. Только пальцы сжимали кристалл в кармане. Хотелось закрыться где-нибудь и прослушать его целиком. Все, что он имел и успел сказать мне за эти два месяца. Все что накипело. Все что выплеснулось. Все что он не смог держать в себе после расставания.

Рика поняла мое нежелание осматривать замок и вернулась в кабинет. Запустила кристалл распорядителей. Дождалась, пока я кивну на вопрос о принятии наследия. Во дворе показала где загон летунов, где псарня, где конюшня… Спросила, хочу ли я познакомиться с людьми, работающими в замке, но осеклась. Похоже, мой взгляд выражал все пустоту и боль, переполнявшую до краев. Отрицательно качая головой, я просила: «потом». Когда-нибудь потом. Женщина кивнула, вздыхая и отворачиваясь.

— Вы будете здесь? — Спросила я, обернувшись к цинну.

Кивнув, она спросила, как я к этому отношусь. Я никак не относилась. Я не имела права что-то менять здесь и не собиралась. Пожилая хозяйка замка имела доступ ко всему, чем владел Инфор. Она сама разберется. Не зря же он ей так доверял? Уж о доверии от мага я услышать успела. Обняв меня неожиданно и крепко, женщина отвернулась и пошла к дверям замка. Я стояла, пытаясь продышаться. Несмотря на жарящее солнце, было холодно. Очень холодно.

Через полтора часа я вышла из центрального портала Зальцестера. Дом я застала пустым и тоскливым. Поднявшись в комнату и вставив кристалл в подставку, я так и не осмелилась запустить его. Завтра… Слишком много для одного дня. Из глаз снова полились слезы…

Свернувшись клубком под пледом, я мерзла. Перед глазами было лицо мага, в мыслях его слова. О деде Ройса, о Петире, о чувствах. Вероятно, очень скоро я уснула. Проснулась же от прикосновения мамы. Она сидела на краю кровати. Тусклый свет кристалла делал ее старее, чем она казалась при хорошем освещении. Глаза смотрели грустно. Она молчала.

— Он оставил мне родовой замок. Инфор был последним… — Проговорила я тихо, не выдерживая тишины.

— Как ты поступила? — Кивнула она, не улыбаясь.

— Там есть хозяйка, проработавшая у них шестьдесят лет. Пусть и дальше хозяйничает. — Вздохнула я, поднимаясь.

— Возможно, когда-нибудь ты захочешь жить там. Кто знает? Хорошо, что ты не решилась отказаться.

— Сколько время?

— Около десяти. Я только вернулась, Карел тоже уже два дня дома. Все в сборе, почти как раньше.

Я усмехнулась. Разве может быть хоть что-нибудь как раньше? Вся жизнь изменилась в этот год. Немыслимо изменилась. Хотя, есть хотелось по-прежнему, поняла я, слушая урчание в животе.

— Пойдем, подогреем что-нибудь. Тетка тоже голодная. — Улыбнулась она. — Иногда мне кажется, что ты ее дочь, а не моя. Вы обе абсолютно не способны элементарно накормить себя.

Тетя Карел на кухне потребовала рассказа о нападении эсхонцев. Мне показалось, что таким образом она пытается отвлечь меня от грустных мыслей об Инфоре, хотя воспоминания об эсхонцах были не более веселыми…

— И куда он потом делся? — Спросила тетя о Хермене Тесхе, когда уже сели есть за стол.

— Где-то рядом бродит. — Пожала я плечами. — Я видела его, когда провожала Ниару. Он подошел со стороны окраины, сказал пару фраз и пошел обратно.

— Я бы не стала ему доверять, на твоем месте. Правильно делаешь, что не подпускаешь к себе. — Кивнула тетя.

— Он мне жизнь спас. — Ответила я коротко. Да, я не собираюсь впускать его в свою повседневную жизнь, но знание о том, что харенхешец где-то рядом, успокаивает.

— Дайан, у него могли быть свои мотивы для этого. Не исключено, что втираясь в доверие таким образом, он хочет подобраться ближе к тебе или отцу или кому-то еще… Не всегда можно понять мотивы людей, даже если ты псионик. А уж с твоей наблюдательностью…

Я подняла взгляд на тетку. Она пожала плечами, вздыхая и запуская вилку в рот.

— Надеюсь, ты больше не собираешься навещать полукровку? — Сменила мама тему. Вот их сегодня тянет поскрести мне ногтями по сердцу…

— Думаю, это исключительно мое дело, мам. — Попыталась я закруглить эту тему.

— Если для тебя имеет хоть какое-то значение мое мнение…

— Имеет, мама. Но почему ты не можешь позволить мне поступать так, как я считаю правильным? — Оборвала я ее, отодвигаясь от стола.

— На тебе же лица нет, когда ты возвращаешься. Сколько ты раз навещала его? Два, три? Он не заслуживает этого… Не заслуживает твоих слез, твоей улыбки, твоей боли, не заслуживает видеть тебя.

— До каких пор?.. — Поднялась я, чувствуя, что закипаю. — Где граница, после которой ты можешь знать наверняка, что человек перестал заслуживать чьих-то слез, чьей-то улыбки? Как ты можешь понять, что сделавшего вот это, человека еще можно простить. А после этого — уже нельзя? Как ты можешь судить так?

— Дайан…

— Мам, кто идеален? Кто не совершал ошибок? Кому не за что каяться? Тебе, мне, тете? Может быть, отец невинен и безгрешен? Как ты определяешь, кого и за что можно простить, а кто уже перешел грань прощения?

Мама поднялась, хмурясь. Тетя вздохнула, упираясь кулаком в подбородок. Я же хотела понять и не понимала, на чем основывается их уверенность в отсутствии права на прощение.

— Хорошо, Дайан, хорошо…

— Объясни мне, мама.

— Я не могу. Ты права. — Подойдя, она взяла мое лицо в ладони. — Это можешь решить только ты. Но я волнуюсь за тебя.