Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
– На любые вопросы Джейн будет отвечать только с моего согласия! – резко сказал сэр Фрэнсис. – Представьтесь и скажите, что вас интересует.
– Томас Джонс, особый инспектор при штабе. Сэр, я бы хотел узнать у вашей дочери, не заходила ли она вечером к пленным и не заметила ли каких-либо следов подготовки к побегу.
– Джейн, если ты можешь что-нибудь ответить – ответь, нет – можешь не отвечать, – сказал сэр Фрэнсис, помнивший, как недавно в его присутствии инспектор Джонс пытался выяснить случаи, когда малорослые убийцы выдавали себя за подростков.
Джейн коротко ответила, что, посещая пленных,
Инспектор по шпионам вздохнул, пробормотал: «В этой истории слишком много загадок». Уходя, взглянул на Счастливчика, а тот – на него. Как показалось Джейн, во взгляде мистера Счастливчика мелькнула если и не надежда, то заинтересованность. Так моряк ещё не видит землю, но видит прибрежных птиц и понимает: земля близко.
Улыбка медленно сходила с лица князя Васильчикова. «Он устал не меньше, а пожалуй и побольше, всех, кого я до этого видел в Севастополе. Даже больше тех, кто в госпитале», – подумал Саша.
– Виктор Илларионович, – приоткрыл дверь адъютант, – от Павла Степановича, о расположении артиллерийских резервов.
– Позже, – резко сказал князь. – Важный разговор.
И медленно перевёл взгляд на Сашу.
– Александр Белецкий, вы давно в Севастополе?
– С сегодняшнего утра.
– Вам должны были уже рассказать. И тем не менее я потрачу десять минут, оторву их от доклада, присланного Павлом Степановичем, – тяжело, впечатывая каждое слово, сказал князь. – Оторву десять минут от ознакомления с докладом Нахимова, чтобы объяснить вам, что сегодня происходит в Севастополе.
– Мне уже…
– Дайте договорить. Город обречён. Это знают все, от героев до воров. Но кроме Севастополя есть остальная Россия. Если город падёт завтра, враг успеет погрузить на корабли свои пушки и перевезти их под Одессу, а может, и под Петербург. На каких условиях придётся подписать мир при таком положении вещей, мне не хочется думать. Если мы здесь продержимся хотя бы пару месяцев, хотя бы до конца августа, расклад будет другим. Осенью против России кампанию не начинают. Потому-то, – добавил князь ещё жёстче, – если уж отдавать Севастополь, то попозже, да так, чтобы им другой город брать не захотелось.
– Было слово чести, – проговорил Саша.
– А как же его попозже отдать? – продолжил князь, будто не слышал собеседника. – Значит, ни завтра, ни послезавтра отдавать город нельзя. Беда в одном: захотят – возьмут. Если неприятель предпримет единовременную попытку на всех пунктах обороны, то его не остановит ни картечь, ни штыки, ни пушечные банники, которыми моряки мастера драться. Флотские, кстати, пока жив Нахимов, с бастионов не уйдут даже по приказу. Если Нахимов не прикажет. А он не прикажет.
«Мне это уже говорили», – хотел ответить Саша, но не смог. Горло перехватило, а сердце кольнуло так, что он первый раз в жизни смог бы найти его, не ища ладонью, где стучит.
– Средство есть лишь одно: вызнать час штурма и выставить на бастионы все пешие резервы и всю резервную артиллерию, чтобы враг не успел их разметать бомбардировкой. Шпионами в их штабах мы не обзавелись, сведения приносят пластуны. Они и сегодня, с темнотой, возьмутся за работу, но успех сопутствует им не всегда. Они умеют ловить часовых в передних
траншеях, но вот там-то как раз сведения о точном времени штурма не отыщутся. Мне нужна разведка в глубине расположения, мундирная разведка…– Ваше сиятельство! – чуть ли не закричал Саша от пришедшей в голову мысли. – Может быть, я…
Он уже представил, как в темноте ползёт с Данилычем к траншеям (да, заодно можно и мундир отдать), но князь его перебил. Его тон был уже не только тяжёлым, а ещё и немного презрительным.
– Простите, но вы же отказались использовать пароль и мундир. Тогда какой в вас смысл? В чем вы лучше любого пластуна? Вы и пластаться-то не умеете, а их передовая линия научилась бить на каждый шорох. Вы что умеете-то вообще? Пушку навести – вряд ли. Мину подземную рассчитать – вряд ли. Построить роту, в штыки повести, когда и половина не дойдёт, – молчу. Все, на что вы здесь годитесь, это, простите за откровенность, землю таскать на бастионе. Таких рабочих враг иной раз сметает одним залпом по двадцать душ.
Саша молчал. Кабинет и сам князь, казалось, качались перед ним. «Нет, это не от бомбардировки, – понимал он. – Лопнет сердце – как будет хорошо!»
Между тем голос Виктора Илларионовича стал чуть мягче:
– А вы приехали с сабелькой. Интересно, хоть ей-то рубить умеете? (Саше не хватило сил кивнуть.) Думали, в седло – да с сабелькой на вражью колонну? Нет, сударь, это война не сабельная, а инженерно-пушечная. Не нужна здесь ваша сабелька. Но вы, Божьей ли волей или шуткой фортуны, получили шанс сделать для обороны больше, чем иные офицеры, что на бастионах с сентября. Не спасение это, но хороший шанс. Так отдайте мундир и назовите пароль. Ничего другого для спасения Севастополя вы сделать не сможете.
– Слово чести… – Саша с удивлением понял, что ещё может говорить, и, кажется, даже внятно.
– У каждого честь, – ответил князь Васильчиков. – Мне своей чести для России не жалко. Но, к сожалению, пожертвовать своей честью сейчас я не могу. Прошу вас, сделайте это. Спасите Севастополь.
Последние слова князь произнёс тихо и просительно. Саша прикусил губу и тихо сказал:
– Я дал слово.
Он ждал бури, но её не было. Может, потому, что приоткрылась дверь, протиснулся адъютант.
– Виктор Илларионович, от команд…
– Меньше минуты, – резко сказал князь, и дверь захлопнулась.
– Да, – сказал Виктор Илларионович после паузы таким тоном, каким говорят люди, очнувшиеся после лёгкого помрачения, – чего я время-то теряю? Можно без пароля да аглицких тряпок отбиться. Вам-то чего от меня надобно? – обратился он к Саше.
– Чтобы вы, ваше сиятельство, указали мне любое место в городской обороне, хоть бастионным рабочим.
– Вот как? А сколько вам лет?
– Достаточно, чтобы умереть за Отечество.
– Наказание будет вам очень простое. – «Отдаст меня на расправу Сабурову? – подумал Саша. – Ладно, Сибирь тоже русская земля».
– Не позволю я вам умереть за Отечество, – отчеканил князь, – как человеку, не вышедшему возрастом, рассудком и совестью. Нечего делать вам в Севастополе!
– Ваше сиятельство… – проговорил покрасневший Саша, но князь перебил его:
– Убирайтесь! – Вскочил, открыл дверь, крикнул адъютанту: – Кобылин, проследите, чтобы этот недоросль до вечера покинул Севастополь!