Дочь короля эльфов

Этот колдовской день не освещали ни солнце, ни луна. Вдоль лесной опушки выстроились в ряд сосны, похожие на часовых. По их стволам почти до самых нижних, опушенных темной хвоей ветвей поднимался плющ. И все так же горели над лесом серебряные шпили, горели так, словно это они излучали голубоватое сияние, в котором купалась страна Эльфов. Алверик, успевший зайти довольно далеко в глубь зачарованного края, стоял теперь невдалеке от стен столичного дворца и думал, что Страна Эльфов, должно быть, умеет хорошо хранить свои тайны. Прежде чем вступить в лес, он вытащил из ножен отцовский меч, а второй клинок, переброшенный через спину, так и остался висеть в новеньких ножнах за его левым плечом.

В то самое мгновение, когда он проходил мимо одной из сосен-часовых, плющ, цеплявшийся за ее кору, неожиданно разжал свои тугие усики и, сползя вниз по стволу, метнулся прямо к горлу Алверика.

Тут длинный и тонкий меч старого лорда пришелся весьма кстати: не держи Алверик его наготове, он ни за что бы не успел вытащить клинок из ножен — столь быстр и стремителен был бросок плюща. Один за другим отсекал он тонкие усики, цеплявшиеся за его руки и ноги с тем же упорством, с каким они цепляются за стены старых башен. Все новые и новые плети хватали его, пока Алверик не перерубил центральный стебель плюща, протянувшийся к нему от дерева. Сражаясь, он услышал позади странный звук: это другой плющ соскользнул по стволу ближайшей сосны и бросился на него, встопорщив все свои листья.

Растрепанное зеленое существо схватило Алверика за плечо с такой силой, словно собиралось навечно пригвоздить к земле. Молодому лорду показалось, что растение в ярости. Он отрубил несколько его гибких щупалец одним взмахом меча и стал сражаться с остальными. Первый плющ был все еще жив, просто он стал слишком короток, чтобы дотянуться до Алверика, и только в ярости хлестал по земле своими ветвями. Алверик преодолел растерянность от внезапной атаки и, освободившись от ловких ползучих усиков, пытавшихся оплести его ноги, принялся отступать. Он отступал, пока не оказался вне пределов досягаемости плюща, и остановился на таком расстоянии, чтобы иметь возможность сражаться при помощи своего длинного меча. Плющ тоже отступил, надеясь подманить Алверика ближе, а потом прыгнуть, когда он подойдет. Однако как ни крепка была хватка страшной зеленой плети, в руке молодого лорда был добрый острый меч, и очень скоро Алверик, хотя и был весь в ссадинах и синяках, принялся так ретиво рубить ветви и усики плюща, что загнал его обратно на сосну.

Покончив с этим, он снова отступил назад и взглянул на зачарованный лес. Теперь он выбирал самый безопасный путь с точки зрения новообретенного опыта. И ему сразу же открылось, что плющи на двух ближайших к нему стволах не смогут до него дотянуться, если он пройдет точно между ними. Держа магический меч наготове, Алверик вступил в лес.

Не успел он сделать и несколько шагов, как за его спиной раздался звук, напоминающий негромкий шум ветра в верхушках деревьев. Но никакого ветра не было и в помине. Когда Алверик огляделся по сторонам, то увидел, что все сосны идут за ним. Они двигались медленно, держась подальше от взмахов его меча, но окружали его и слева, и справа. Алверик увидел, что деревья обступили его полукольцом, которое становится все уже и смыкается все тесней по мере того, как к нему присоединяются новые и новые стволы, и что очень скоро стена деревьев задавит его насмерть. Молодой лорд смекнул, что повернуть назад значит самому отправиться навстречу гибели. Он решил пробиваться вперед, полагаясь главным образом на проворство собственных ног. Будучи человеком наблюдательным, он сразу подметил, что магия, заставлявшая лес двигаться, была несколько медлительной, словно тот, кто управлял лесом, очень стар или же устал от волшебства, а может быть, его просто отвлекали иные неотложные дела.

Алверик заторопился вперед, ударяя магическим мечом каждое дерево на своем пути и не слишком задумываясь о том, волшебное оно или нет. Руны, заключенные в металле, явившемся с обратной стороны солнца, оказались сильнее волшебства, разлитого в лесу. Вековые дубы со зловещими кряжистыми стволами тут же никли ветвями и утрачивали свою магическую прыть, как только Алверик прикасался к ним своим сверкающим клинком. Он шел гораздо быстрее, чем неповоротливые сосны, так что очень скоро через этот сверхъестественный лес за ним протянулась полоса из расколдованных деревьев, которые стояли неподвижно, лишившись романтического очарования тайны.

Совершенно неожиданно Алверик вышел из лесного сумрака к изумрудному сиянию эльфийских лужаек.

И в нашем мире встречается нечто подобное этим лужайкам. Представьте себе газоны в момент, когда они только-только сбрасывают с себя покров ночного мрака, когда они сверкают, каждой капелькой росы отражая свет близящегося дня, а на небосводе гаснут последние звезды. Газоны в обрамлении возникающих из темноты цветов, к которым после ухода ночи только начинают возвращаться нежные краски. Вообразите лужайки, которых не касалась ничья нога. Во всем этом можно порой уловить намек на красоту эльфийских лугов, однако эти краткие мгновения пролетают столь быстро, что мы никогда не можем быть уверены, что действительно видели их.

Лужайки перед дворцом светились, укрытые росой и сверкающими сумерками, гораздо прекраснее, чем может нарисовать наше воображение, и много прекраснее, чем смеют надеяться наши сердца.

Алверик долго стоял, любуясь этой красотой, сияющей в сумерках своим росистым покровом, обрамленной розовато-лиловыми и рубиновыми огнями разросшихся эльфийских цветов. За лужайками темнел магический лес, из синеватого сумрака выступали мерцающие фронтоны с окнами более голубыми, чем наше небо светлой летней ночью. Весь испускающий мягкое сияние дворец, о котором способна рассказать только песня, казался выстроенным из звездного света.

Алверик стоял на опушке с мечом в руке и, затаив дыхание, глядел через лужайки на это главное чудо волшебной страны, когда из ворот дворца вышла дочь короля эльфов. Не замечая пришельца, ослепительная дева медленно пошла по лужайкам, стряхивая легкими ногами росу, тревожа плотный воздух и чуть приминая изумрудную траву, которая тут же распрямлялась, как распрямляются и кивают головками наши колокольчики, когда голубокрылые мотыльки опускаются на их чашечки и снова покидают их.

Пока она шла через луг, Алверик был не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться, он не смог бы сдвинуться с места, даже если бы сосны догнали и окружили его. К счастью, все заколдованные деревья остались в лесу и не осмеливались ступить на удивительные лужайки.

Дочь короля эльфов носила корону, казавшуюся выточенной из огромных бледных сапфиров. Присутствие прекрасной девы осеняло лужайки и сады, словно рассвет, невзначай побеждающий длинную ночь. Проходя мимо Алверика, она неожиданно повернулась, и ее глаза чуть-чуть расширившись от удивления: никогда прежде дочь короля эльфов не видела человека-пришельца из другой страны. Алверик взглянул ей прямо в глаза и мгновенно лишился сил и потерял дар речи. Вне всяких сомнений, перед ним была сама принцесса Лиразель во всей своей красе. И только потом он заметил, что венец у нее на голове не из сапфиров, а изо льда.

— Кто ты? — спросила она, и в ее голосе прозвучала музыка льда, разбитого на тысячу кусочков и гонимого весенним ветром по поверхности озера в далекой северной стране.

— Я пришел сюда из полей, что хорошо известны и нанесены на карту, — ответил Алверик.

Лиразель негромко вздохнула: ей приходилось слышать, как прекрасно в тех полях течение жизни и как пирует там обновленная молодость. И еще она вспомнила о смене времен года и подумала о детях и старости, о которых часто пели эльфийские менестрели, когда хотели рассказать о мире Земли.

Увидев, что Лиразель вздыхает по полям, Алверик рассказал ей немного о стране, из которой пришел. Дочь короля эльфов расспрашивала его, и очень скоро Алверик начал описывать ей свой дом и долину Эрл. А Лиразель удивлялась, слушая его рассказ, и засыпала его все новыми вопросами. Алверик рассказал ей все, что знал о Земле. При этом он не осмелился говорить об истории мира, который наблюдал своими собственными глазами на протяжении без малого двадцати лет. Но зато он поведал принцессе все сказки и легенды об обитающих на Земле тварях и о людских свершениях, которые жители Эрла веками передавали из уст в уста, — те самые легенды, что рассказывали старики у вечерних костров, когда дети расспрашивали о том, что было давным-давно. Вот так и вышло, что на краю лужаек, чья волшебная красота была обрамлена цветами, каких мы никогда не видели, вблизи магического леса, что темнел позади, у стен сияющего дворца, о котором можно рассказать только в песне, эти двое говорили о незатейливой мудрости простых мужчин и женщин, живших когда-то, о жатвах и цветении ландышей, о том, когда лучше всего закладывать сады, о том, что знают дикие звери, о том, как лечить болезни, как сеять, как крыть тростником крышу и какой ветер в какое время года дует над полями, которые мы знаем.