Дочь кучера. Мезальянс
Шрифт:
– Может вы уберете своих?.. Людей!
Она бы тоже затруднилась найти определение их должности. Судя по речи, выходкам и манерам помощники доктора Эрба были выходцами из простого народа. Лира не представляла, чтобы кто-то из знати, да даже из магов пошел на нечто подобное.
– Да-да! Конечно! Уйдите! Вон я сказал!
– Так что случилось на этот раз?
Эверт улыбнулся ей, едва заметным движением губ, провел пальцами по щеке, скользнул ими на лоб, да так и оставил их там.
– Почему она в рубашке?
– Пыталась бежать сразу же после вашего ухода. Мы сделали все, чтобы остановить
Тело отказывалось слушаться, превратившись в какое-то подобие киселя. Лира смотрела на Эверта и понимала, что не может удержать взгляд на его лице. Ни глаза, ни язык не желали подчиняться ей.
– Хо… хо…
Она облизнула губы и ужаснулась тому, что просто не в состоянии закрыть свой рот. Не хватало только начать пускать слюни в подушку будучи при этом в своем уме и твердой памяти.
– Она рухнула с лошади и ударилась головой. Все обошлось без крови и рассечения. Я позволил себе сделать ей укол лаваниума, как видите это немного успокоило ее.
Лира злилась на себя и на собственную дурость. Она дитя двадцать первого века, выросшая на блокбастерах полных хитроумных и таких наивных злодеев, не смогла сначала превратить уродов, а уж потом только начать говорить с ними. Теперь же, пока он здесь, у нее не получается выговорить одно единственное слово «хорек», которое показало бы Эверту, что она – это она и никто больше.
– Милорд, пора сделать что-то. Графиня, как и Гвен Мелау, Смефт, Крогер демонстрирует все признаки деградации личности.
Сердце Лиры громко стукнулось где-то в районе горла и вновь забилось в прежнем ритме. Доктор Эрб говорил о других попаданцах. Он говорит правду или с ними он сделал что-то?
– Что вы предлагаете?
Лира дернулась, попытавшись стукнуть Эверта, а в итоге чуть было не свалилась с койки, перевернувшись на левый бок.
– Советую морской и влажный воздух Южного Боза. Уверен, что покой, морской и влажный воздух лавандовых лесов пойдет ей на пользу, дарует покой и быть может вернет ее разум.
– Считаете, что ей станет лучше?
Лира проговорила «Эверт!», но на деле получилось что-то маловразумительное. Он действительно поверил этому мерзкому скунсу и сейчас собственноручно отправит ее на этот пресловутый Боз! Она была наслышана о нем. Когда-то там располагался санаторий для влиятельных и богатых господ, но после появления тьмы и сокращения численности этой самой знати он пришел в упадок и оказался большей частью заброшен.
– Соглашайтесь, милорд. Неужели вы хотите допустить, что графиня напала на короля как этот Гвен? Принялась истязать себя и позорить честь семьи подобно Оливеру Крогеру? Вы не можете быть с ней постоянно. Никто не может. Я в курсе что случилось с вашим домом и это... Это все печально!
Лира закрыла глаза, не веря, что это происходит с ней. Она позаботилась о Марте, а сама угодила в самое пекло, но сейчас ее волновало другое: все ли в порядке с Карлдом, Кики и Севериком, а еще кто помогает этому чмошнику вытворять все это?
– Хорошо, но об этом не должен знать никто.
Лира смотрела на Эверта и очень надеялась, точнее старалась, чтобы этот взгляд был свирепым. Почему ее он
подозревал в черт знает чем, а с этим хмырем берет и идет у нее на поводу?!– Оставьте нас. Ненадолго.
– Это может быть опасно.
Сегхарт не внял предупреждению Эрба, взглянул на него ставшим когда-то знаменитым у Лиры, полным ярости взглядом и только потом, как только стих звук удаляющихся шагов отпустил его к ней.
– Если ты там, то дай мне знак.
Лира закрыла глаза, оказавшись прижатой к Эверту, попав во власть его тепла, запаха и судорожного прикосновения рук. Она бы очень хотела сказать ему что-то, но лекарство продолжало действовать, заставляя ее вместо того, чтобы прижаться к нему и сказать хоть что-то, безвольно запрокинуть голову и захрипеть.
– Мне жаль, – проговорил тот наконец, опуская ее обратно на подушку. – Но может, это действительно поможет и ты, наконец, успокоишься, Марта.
Сэгхарт больше не сказал ей ничего, поднялся с кровати и ушел, оставив ее в одиночестве великолепного, но такого пустого помещения и сбегающих по вискам слез.
***
Несколько слезинок скатилось на подушку, прежде чем вернулись двое санитаров, принявшись заворачивать ее обратно. Лира злилась. Теперь можно было делать это беспрестанно, не задумываясь о постоянной преследующей ее разрушительной эмоции и о том, как она скажется на ее внешности, характере, да и просто на окружающих.
– Что ты делаешь? Опять? Ты идиот!
– Все обошлось! Обошлось?!
Роскошные палаты целителя сменились узким темным коридором, запахом сырости и холода. Некоторое время Лира видела часто меняющийся потолок, как будто койку кто-то взял и пустил с горки. Она не кричала. Она боялась расслабиться.
– Не обошлось! Подожди, когда отвезем ее вниз!
Вместо того чтобы плакать, она вспомнила одного знакомого фокусника. Он умудрялся выбираться из воды будучи замотанным в цепи. Шоу было красочным, но не таким ярким, как то в котором он раскрыл секрет своих фокусов. Ей предстояло повторить этот трюк – выбраться из смирительной рубашки, сбежав от этих двоих. Стоит признать уже сейчас – это будет тем еще фокусом! Особенно в этом ее состоянии.
– Никто и ничего не заметил, а она не скажет!
Лира покусала губы. Жизнь ничему не учит идиотов. Опасность только-только миновала. Хорьку удалось чудом выкрутиться, а он опять за свое!
– Ты придурок! Нас обоих накажут! Отправят в Индэгард!
– Не отправят!
Завязавшая потасовка между двумя неадертальцами порадовала ее и дала время на то, чтобы повторить движения еще какое-то количество раз. Получалось все лучше и лучше, хотя, может ей только, казалось, это.
– Была тааакая! Госпооожа!
Удача в этот день отвернулась от нее. Поклонник ее сисек победил, а вот второй замолк или делся куда-то. Хорек наклонился к ней, перевернул, принявшись за новое воплощение своих тайных желаний.
– Все гнобила меня мальчонкой. Секень-Секень, тупой, как пень!
Лира на мгновение вжатая в подушку, выговорила в нее: «бедняжка!» с последующим «твою мать!». Что-то происходило! Лекарство подействовало быстро, но похоже также быстро стало отпускать ее.
Вовремя! Ничего не скажешь! Почему так «вовремя»?!