Дочь кучера. Мезальянс

– Хватит! Ой! Нет! Не так!

Эверт провел по ее бедру нарочито неспешно, но не легко, а настойчиво, закинул ее ножку к себе на бедро. Каким-то чудом, усилием воли, продолжая играть в эту чувственную и сердящую его игру, а не брать ее снова и снова, так чтобы она кричала, смешивала стоны и крики удовольствия; вплела в них его имя, яркие эмоции и флюиды удовольствия.

– Эверт!!! – неожиданно вскрикнула девушка, дернувшись, вцепилась ему в плечи, обдав волной неподдельного испуга.

Он подхватил ее на руки, перестав опираться на стену, выпрямился и… Туалетный столик, маленькое произведение искусства рухнул, зазвенев лопнувшим зеркалом, затрещав сломанными досками, загремев высыпавшимися из него украшениями.

– Все-таки сломали, – проговорила она ему на ухо, тут же прихватив его мочку. – Я ведь просила.

Эверт выдохнул, удерживая ее на себе.

– Ты смеялась.

Он понес ее в кровать, но не в ее, а в ту, что находилась в его комнате. То ложе было просторнее и кажется больше подходило на роль супружеского, чем все эти светлые простыни и хрупкие предметы в спальне этой непорочной девы-обманщицы.

– Исключительно над собой, – проговорила девушка, обведя контур уха кончиком языка. – Не могу остановиться и не хочу делать этого.

– Это была не просьба.

Все прошлые попытки и преследующие их неудачи были оправданы и забыты в этот день. Они не размышляли, не смущались, не выбирали поз и слов, не раздумывали над удобствами. В одно мгновение он стягивал с себя брюки и рубашку, а в другое словно загипнотизированный наблюдал за тем, как она усаживает в кровати и двигается к нему, оказываясь повернутой лицом к его бедрам.

– Лира?

– Мм?.. – она подняла глаза на мгновение и вновь одарила его абсолютно коварной и такой притягательной улыбкой. – Тебя что-то беспокоит?

Лира не дотрагивалась до него, просто проводила ладонями по бедрам и ягодицам, тревожила теплом и близостью, сводила с ума раскрепощенностью и заставляла любоваться собой – хрупкими, красиво очерченными плечами, покрытыми веснушками руками и грудями, время от времени касающимися его напрягшимися сосками.

– Да.

Эта женщина волновала его, но Эверт не дал ей ответить, повалив на кровать, заглушил слова сначала поцелуем, затем стоном и наконец потрясенным вздохом, с удовольствием отметив про себя, как она вцепилась ему в волосы и прижала к себе.

– Боги! Эверт! – Лира, не выдержав, потянула его к себе. – Я прошу тебя!

– Просишь?

Она кивнула, потянувшись к нему, коснулась губ, прошептав в них:

– Я люблю тебя и прошу, чтобы ты был со мной!

Всего одно движение между нежных и таких разгоряченных бедер заставило ее дернуться, вскликнуть и тут же заглушить вскрик боли, закушенной до бела губой. Эверт ждал, когда боль наконец выпустит ее из своих оков, понимая, что это то еще испытание.

– Ты сводишь меня с ума, Вишневецкая, – проговорил он, сначала дотронувшись до ее губ. – Как можно быть такой соблазнительной и невинной одновременно?

Эверт коснулся мягких губ, смял их, затем поцеловал аккуратный подбородок, заставил ее приподнять его, чтобы поцеловать шею, спуститься к ключицам, а потом и к полным грудям, с такими соблазнительными ореолами карамельно-розовых сосков.

– Объясни мне это, – проговорил он, прежде чем вобрать их в рот, потянуть, а потом сжать губами.

Ее пальцы еще врезались в его плечи, по нежному телу женщины промчался очередной озноб; тело откликнулось на его ласку, заключив в свой тесный плен, ярко-алый, словно спелая клубника язык прошелся по пересохшим губам, чтобы те через мгновение открылись и проговорили:

– Просто у меня хорошая фантазия.

Кажется, что он улыбнулся в ответ на это, но вновь поцеловал, не в силах сдержаться. Эверт поддался вперед, чтобы заполнить ее полностью, вжать в эти чертовы подушки, чтобы через некоторое время, после всей этой сладкой борьбы и противостояния получить протяжный стон и сладкое, десятки раз произнесенное: «Эверт!»

Глава 67

– Ты ненасытный, – проговорила Лира ему в губы, прижимая его лицо к своему. – Откуда столько энергии?

Эверт придвинул ее к себе еще раз, впившись в эти сладкие и одновременно соленые губы долгим поцелуем.

– Я копил силы, – проговорил он в той же манере, что и она когда-то, очерчивая ее бедра и талию ладонями. – Практиковал воздержание, одно время постился и конечно же медитировал.

– Ну конечно же!

Она улыбалась, мгновенно переборов этой эмоцией всю прежнюю усталость.

– А мне почему-то кажется, что все дело в том, что ты чародей.

– Колдун! – передразнил он ее, вспомнив однажды данное ей прозвище.

– Именно.

Лира кивнула, уперлась ему плечо лбом, но перед эти укусила его. Пахнущие розой и солью кудряшки щекотали лицо, спутавшись от его и ее пальцев, прежде то и дело тянущих, наматывающих или зарывающихся в них, чтобы остановить, приблизить или вызвать волну дополнительных ощущений. Этой женщине нравилось, когда Эверт был груб с ней. Ей вообще нравился секс в самых разнообразных его вариациях, не вызывая недоумения, смущения и всегда видимого Эвертом отчуждения.

– Я ведь права?

– Да.

Она права. Ему не хватает самой малости, выпустить энергию, чтобы она попала в нее, прошила насквозь, закружилась и быть может вернулась к нему.

– Расскажи мне об этом?

Ее сердце затихало, с каждым новым ударом сбрасывая бешенный темп.

– Почему не хочешь расслабиться со мной окончательно и бесповоротно?

Эверт все-таки уложил ее на подушки, нависнув сверху, разглядывая ее румяные покрытой мелкой испариной щеки, заглядывая глаза, еще сверкающие лихорадочным блеском, дотрагиваясь до ярких губ.

– Не хочу в определенный момент оказаться в кровати с Мартой. Не обрекай меня на это.

Она нахмурилась.

– Здесь нет животных и нет совершенно никакой уверенности в том, что Марта занимается тем же самым. Да и не с кем, собственно говоря.

– А как же Вадим?

Ревность – разрушающее чувство. Эверт много раз думал о том, чем же занимается его супруга на той стороне моря Вселенной, но в конце концов решил, что самым лучшим во всей этой ситуации будет поверить в то, что его чувство взаимно и то, что Лира требовала от него не будет в одностороннем порядке.