Дочь любимой женщины (сборник)
Шрифт:
– Сыр есть?
– Приезжий, что ли? – почему-то спросила она в ответ.
– Ну! – сказал я. – У нас там, – и я повел плечом в сторону вокзала, – сыр уж забыли, как он вообще на вкус.
– В Белоруссии-то? – усомнилась она.
– Всё в Москву гонят, – сказал я.
– Жизнь! – вздохнула она. – А как вообще-то жизнь?
– В смысле? – не понял я.
– Ну так, – вдруг засмущалась она. – Я просто так, вообще спросила. Не хочешь, не говори. Женатый?
– Как видишь, – вздохнул я и показал кольцо на правой руке. – Разная жизнь, сама понимаешь… – я тоже перешел на «ты».
– Это бывает! Это
– А то! – сказал я.
– Сколько возьмешь? Могу восемьсот грамм, не больше.
– Давай! – обрадовался я.
Она взвесила мне сыр, завернула в серую, с древесными прожилками бумагу, положила на прилавок и спросила:
– Надолго приехал, приезжий?
– А что? – спросил я, кладя на пластмассовую тарелку два рубля тридцать копеек, без сдачи.
– Ну что, что… – сказала она, смущенно улыбаясь. – А вот, например, что ты сегодня вечером делаешь?
Я положил сыр в портфель и горестно ответил:
– Поезд у меня в семь пятнадцать… В Гродно.
– Ну и езжай, – сказала она, и голос ее дрогнул. – Езжай, угощай свою жену московским сыром!
– Обиделась? – спросил я. – Возьми назад!
Я решительно вытащил из портфеля брусок сыра и бросил его на прилавок.
– Раз так, не надо! – сказал я. – Деньги отдать не забудь!
– Ну что ты, что ты, что ты! – она выскочила из-за прилавка, силком раскрыла мне портфель и запихнула туда сыр. – А ты еще приедешь?
– Конечно, – сказал я. – Я же в командировки езжу, раз в полгода, а то и чаще.
– Зайдешь? – спросила она, улыбнувшись.
– Конечно! – сказал я. – Обязательно! А как же!
Лет пять я старался не ходить мимо этого места. Но потом все-таки решил зайти к ней. Там был забор, за забором стройка, и всё.
Пропитка и сверка
искусство семейных отношений
Эту историю когда-то давно рассказал мне мой отец.
Есть такая радиодеталь, называется «конденсатор», и в процессе его изготовления есть такой технологический этап, называется «пропитка».
У моего отца был один дальний родственник, занимавший серьезный пост в одном из промышленных министерств. Так вот. Примерно раз в месяц он объявлял своей семье – жене, теще и восьмилетней дочери, – что он уезжает на пропитку конденсаторов.
Он объяснял, что пропитка конденсаторов – это важнейший и опаснейший процесс. Поэтому он проходит на отдаленном секретном заводе, и непременно в субботу и воскресенье, чтобы, во избежание жертв в случае возможной аварии, на заводе не было рабочих. В цехе пропитки остаются только главный инженер, восемь мастеров-пропитчиков, пожарный расчет – и он, представитель головного министерства.
Жена его была концертмейстер-репетитор в театре оперы и балета, а теща – учительница французского на пенсии. А дочь была вовсе дитя. Так что им можно было с серьезным видом излагать эту чушь.
Ему заботливо собирали чемоданчик. Две свежие сорочки, две смены белья, несессер, и даже крепкий чай в термосе.
Ласково и строго попрощавшись с семьей, в пятницу вечером он садился в служебную машину, и шофер его отвозил на вокзал. На вокзале, дождавшись, когда шофер уедет, он брал такси и ехал по заветному адресу, где
три ночи с наслаждением предавался «пропитке конденсаторов». Возвращался в понедельник, якобы с утренним поездом, усталый, озабоченный, быстро принимал душ и уезжал в министерство.Все было прекрасно. Все вокруг него на цыпочках ходили.
Но однажды он спросил у дочери, как они без него проводили время.
– Хорошо, папа! – сказала девочка. – Мама на ночь почитала мне книжку, а потом уехала…
– Куда?!
– На сверку партитур! – отвечало невинное дитя. – Мама сказала, что в субботу и воскресенье они в театре будут ночью сверять партитуры. С главным дирижером. Когда спектакль закончится и все разойдутся. Это очень важно, папа! Чтобы ноты не пропали!
«Победа»
сон на 14 января 2019 года
Приснилось, что я покупаю автомобиль в подарок одной молодой и красивой женщине. Просто так. У нас нет никаких, что называется, «отношений». Более того, моя жена Оля помогает мне выбрать машину, мы с ней вместе покупаем. Интересно, что машина – советская «Победа», но новенькая, 2018 года выпуска. Хотя не только внешне, но и технически такая же, как в начале пятидесятых. Точная копия.
Передаю подарок. Молодая красивая женщина одобрительно гладит машину по крыльям, по капоту, садится, заводит мотор, проезжает два десятка метров, потом сдает назад, выходит, радостно улыбается и говорит:
– Отличная машина!
– Вам нравится? – говорю я.
– Да! Очень.
– Может быть, вам больше хотелось «хонду» или, там, не знаю, «БМВ»?
– Ой, что вы! Я же говорила, что хочу советскую «Победу»! Все классно! То, что надо!
Я чувствую, что меня в этом диалоге что-то смущает. Но что? Почему я задаю ей всё новые и новые вопросы? Ага! Вот в чем дело! Она не сказала мне «спасибо». Черт… Как же так? Я ей подарил машину, а она не сказала «спасибо»? Я продолжаю разговор, спрашиваю, как ей сиденье, как радиоприемник, как рулевое колесо, как общий облик – и на все она говорит: «Отлично, класс, окей» – но не говорит «спасибо».
Рассказываю Оле (во сне). Она говорит:
– Да ладно тебе. Они теперь редко говорят «спасибо». Хотя иногда бывает. Бывает, бывает! Это тебе просто не повезло. Но вот слово «извините» – удавятся, но не скажут. Извертятся, изоврутся, убегут, поссорятся – но извиняться не станут…
Основной инстинкт
этнография и антропология
Давно это было, но забыть не могу.
1980 год примерно. Лето.
Беговая аллея, оттуда тропка к овощному магазину на Беговой улице.
Вижу сбоку, наискосок: идут – мужчина лет тридцати, но из тех, кого до сорока лет называют «парень», и женщина, его жена, чуть моложе. Он впереди, она чуть сзади, в трех-пяти шагах. Он в грязной расстегнутой на груди рубахе и мятых брюках, она – в коротком ситцевом платье, чуть ли не в халатике. Он коротко и неаккуратно стрижен. Она с пучком светло-русых волос, выбиваются прядки. Он небольшого роста, но очень жилист, широкоплеч, силен. Она – стройная, красивая лицом. Беременная на седьмом месяце, не меньше. У него глаза сощурены, губы бескровные, в ниточку, скулы бледные. На лице у него ярость. У нее царапина на лбу, красная щека, в кровь разбитый и вспухший рот.