Дочь моей любовницы
Шрифт:
– Угу, а еще он тебе сказал, что я употребляю наркотики, да?
– Нннет, - растерянно качнула головой, не понимая, к чему она это ведет.
– Хм, странно! Он любит привирать на этот счет.
В последнее я почему-то не поверила. Я хоть и плохо знала Егора, но то, что он может очернить даже такую, как маман… сомневалась. Если только это действительно не являлось правдой.
– А ты принимаешь наркотики?
– Нет, конечно! Как ты можешь так думать обо мне? В общем, так, - мать вздохнула и осмотрела прихожую, по всей видимости, на наличие мужских
Из меня дух выбило от ее язвительных слов. Словно ржавый нож в сердце вставила и для пущей убедительности прокрутила его несколько раз туда и обратно. К горлу подкатил комок, а в глазах застыли слезы.
– Нет, мамочка, я не забыла. Ты же не даешь мне это забыть, при каждой встрече напоминая, что меня изнасиловали.
– Вот только не надо делать из себя жертву! – возмутилась она, размахивая руками. – Или ты забыла, сколько мы с отцом потратили денег на психологов? А толк есть? Тебе это как-то помогло? Только и делаешь, что упрекаешь!
– Мам, очнись! Я слова тебе не сказала! Я даже молчу о том, что ты мне поддержку не оказала, а наоборот во всем винишь меня. И психологов оплачивала не ты! Понимаешь? Не ты, а папа! Хватит его заслуги себе приписывать! – разозлилась я на ее слова и ткнула пальцем ей в грудь.
Она перехватила мою руку и крепко сжала запястье, причиняя мне боль.
– Ты всегда была неблагодарной тварью. Особенно когда выросла. Тебе же сразу понадобились все мои мужики! Только с одним сойдусь – ты тут как тут, только другого найду – снова ты своей задницей крутишь перед ним.
– Что ты такое говоришь? – я всхлипнула и попыталась вырвать руку из захвата, но мать сжала ее еще сильнее.
– А Алекс, - от одного упоминания его имени меня словно под дых ударили или того хуже, ножом по душе прошлись. Как она смеет? – Меня еще даже не успели с ним познакомить, а ты уже влезла!
– Что ты несешь? – прокричала сквозь слезы, начиная задыхаться от истерики, – как ты можешь так говорить? Он изнасиловал меня! Ты слышишь? Изнасиловал! Почему ты такая жестокая и не хочешь слышать правду?
Мне таки удалось наконец-то вырваться из ее захвата. Я отошла подальше к стене и смотрела на женщину, которая меня родила, с болью в глазах.
– Ты больная, Линка, ты просто больная!
– Ты как меня называешь?! Я твоя мать! – рыкнула она, я медленно покачала головой.
– Ты мне не мать. Настоящая мать так не относится к ребенку. Ты только то и делаешь, что всю жизнь выискиваешь, а кого я еще увела у тебя! И даже твоего будущего претендента приписала мне в любовники. А хочешь знать правду, МАМА? Этот ублюдок, когда насиловал меня, уже был не одинок. Его дома ждала беременная жена! Беременная! Понимаешь?! А тебе плевать было, с кем тебя познакомят, женат, не женат, хороший или плохой. Главное, богатый!
– Мужчине, у которого дома беременная жена, нужно отвлекаться. Мужик так устроен, что ему секса всегда хочется. Думаешь, когда я ходила с пузом, твой папаша мне
не изменял? Да за каждой юбкой бегал!Мне становилось плохо. Я не могла больше это слушать. Но от стены оторваться и прогнать Линку не имела сил. Ее слова все больше и больше ранили мою душу.
– Не ври! Отец никогда тебе не изменял. Он даже сейчас один! Никогда за ним подобного не замечала в отличие от тебя!
– Ну да, а ты уточни у него, он тебе все расскажет.
– Я уверена, ты просто хочешь очернить отца в моих глазах. Хочешь, чтобы я совсем одна осталась! Чтобы и папа от меня отвернулся. А знаешь, если бы тогда тот ублюдок не сбежал из страны, я уверена, ты бы даже после того, что он натворил, приняла бы его в свою постельку.
Тяжелая ладонь с громким ударом опустилась на мою щеку. Из глаз еще больше полились слезы. Но не от физической боли – от душевной. Она куда больнее. И излечить ее куда сложнее. В моем варианте, кажется, уже никогда.
– А что здесь происходит? Лина, вы вообще, что ли, охренели руки распускать? – услышала возмущенный голос подруги.
– Не тебе меня судить, малолетняя шлюха. Егор все равно с тобой не останется, наиграется и бросит.
– Уходите! – крикнула Леська, а я прикрыла глаза.
– Ему не нужна женщина, которая утратила свою основную функцию.
Эти слова стали последней каплей. Точный удар в крышку моего гроба.
Мое тело обмякло, и я по стене съехала на пол.
В душе пустота, а перед глазами черная пелена.
И после этого она просит называть ее матерью.
Дверь захлопнулась, и я слышала, как ко мне подлетела Леська.
– Карин, Карин, не обращай на нее внимания. Она чокнутая, ты же знаешь. Блондиночка моя, ну… я тебя такой не хочу видеть. Кариша!
Она пыталась меня поднять, а мне шевелиться не хотелось. Да что там, я даже дышать во всю грудь не могла. Не хотелось. Я просто задыхалась, ощущая себя пустой.
Следующее, что я помню, – запах парфюма Егора и его крепкие руки, поднявшие меня с пола.
Я медленно открыла глаза и взглядом уткнулась в его небритую щеку.
– Мой дед пришел, - произнесла безжизненным голосом и положила голову ему на плечо.
Отчего-то стало тепло и спокойно. Его присутствие и запах умиротворяли, и мне больше не хотелось умереть. Мне хотелось, чтобы он был рядом.
– Малышка, давай немного поспишь, придешь в себя, успокоишься, а потом…
Я перехватила его за руку, когда Егор положил меня на кровать и собирался отстраниться.
– Не уходи, пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.
– Я не уйду. Я буду здесь. К тому же… - он задумался, прежде чем сказать, как есть, - ты забыла, что моя квартира на ремонте.
– Пожалуйста, побудь рядом, - попросила умоляющим голосом, посмотрев в его глаза.
Егор кивнули присел около меня. Накрыл пледом и поглаживал по голове как маленького ребенка. Мне была приятна его забота настолько, что я не заметила, как уснула.
А проснулась я, когда за окном было уже темно, а рядом никого не оказалось.
Может, мне все это приснилось?