Дочь огня

Но тут ему помешали. Только он собрался снова выпить с Магфират, как в комнату вошла старшая жена с тарелкой винограда.

— Здравствуйте! — сказала она. — Слава богу, чтоб не сглазить, уже можете сидеть!

Магфират схватила бутылку с вином и выскочила в соседнюю комнату. Но старшая жена и не посмотрела в ее сторону. Она поставила виноград на скатерть и присела.

— Это из сада селения Кулба, хочу вас угостить. Сегодня лучше себя чувствуете? Что говорит лекарь?

Вошла служанка, неся на подносе две миски супа и тарелку с курицей. Магфират вернулась, принялась ломать на мелкие кусочки лепешку и бросать баю в суп.

— Вы передали все, что я велел? — спросил бай служанку.

— Передала, — сказала она и поспешила уйти за супом для старшей жены.

Та ворчала:

— Абдуллы все нет, слуги распустились, своевольничают… Один Асо что-то делает.

Магфират стукнула ложкой о тарелку и бросила есть, сверля глазами соперницу.

— Странный вы человек, госпожа! Не даете больному даже ложку супа проглотить. Завели разговор об Абдулле, только голову ему забиваете!

Бай любит знать, что делается в доме, это его успокаивает. Я-то хорошо изучила его характер, милая! А вы, пока все о нем узнаете, не один иуд соли съедите…

Вот вы свои знания и держите при себе, — отрезала Магфират в комнате распоряжаюсь я. Старшая жена не отступала:

— Эта комната и моя тоже!

— Чепуха!

— Ты сама — чепуха!

— Хватит! — осадил женщин бай и откинулся на подушку.

Он был бледен и дрожал от гнева. Слишком сильное в этот день постигло его разочарование.

Вечерело. Совершив предзакатный намаз, жители квартала выходили из мечети. Вдруг задул сильный ветер, поднимая столбы пыли. С треском раскрылись двери мечети, и коврики, расстеленные для намаза, разлетелись во все стороны.

Аксакал Нусратулло, не выдержав натиска ветра, остановился у дверей мечети, пыль забивала рот и нос, еле отдышавшись, он крикнул имаму и суфи, чтобы его догнали, а сам мелкой рысью побежал домой.

Вскоре улица опустела, стало совсем темно.

Знойные ветры в Бухаре — их называют тафбод — налетают большей частью летом и приносят немало неприятностей. Особенный вред причиняют они цветам и фруктовым деревьям. Бухарцы считали, что и малярия, которой болело большинство населения, тоже возникала из-за этого ветра, в такие дни люди боялись выйти на улицу.

Но Асо в этот вечер такая погода была на руку. Никем не замеченный, он тихонько отправился к домику Дилором.

Ворота оказались запертыми изнутри. Значит, их заперли соседи, — подумал он и постучался к ним. Открыла ему дочь ткача Гуломали. Девочка узнала его, вежливо поздоровалась, и, когда он попросил отпереть ворота соседнего дома, она тут же прошла через калиточку, соединявшую оба дворика, и впустила его.

Двор освещала тусклая коптилка. Комната и кухня остались в полутьме. Давящую тишину вокруг не нарушал даже ветер, свирепствовавший на улице: домик был защищен от него более высокими строениями, во двор залетали только пыль и солома с крыш. Грусть и тоску навевал этот опустевший мрачный уголок.

Девочку позвала мать. Асо отпустил ее кивком головы, а сам остановился на пороге полуоткрытой двери, ведущей в дом. Еще так недавно его здесь встречала Фируза. Открыв ворота, она весело вскрикивала: Милый братец… Какая радость играла на ее лице, как сверкали ее чудесные глаза! Она громко смеялась, потом, вдруг застеснявшись, убегала с криком: Бабушка, братец!.. — тут же возвращалась и, схватив его за руку, уводила в дом.

Дилором радовалась, глядя на внучку, а его встречала как родного. Так повторялось каждый раз, когда он приходил… А теперь здесь пусто, темно и одиноко, не слышно милых голосов.

Дом, дворик словно покрыла траурная пелена.

Сердце Асо переполнилось горечью, в горле застрял комок, слезы готовы были брызнуть из глаз. Он закрыл калитку, ведущую в соседний дворик, и собрался уже войти в дом, как услышал, что кто-то открыл ворота. Обернувшись, он увидел водоноса Ахмед-джана. Не говоря ни слова, Ахмед-джан снял со стены коптилку и вместе с Асо вошел в дом.

Все одеяла, курпачи, обрывки паласа и кошмы были сложены в один угол. В нишах на полках все стояло на своих местах: бутылочка с лекарством, лампочка с поломанным стеклом, чайник, миски, безделушки Фирузы и прочие мелочи… Слезы струились по лицу Асо. Он прошептал:

— Фируза… где же Фируза?

Ахмед-джан молчал. Поставив коптилку у порога, он присел на земляной пол, что-то пробормотал и поднял руку. Асо последовал его примеру. Прочитав заупокойную молитву по Дилором, Ахмед-джан наконец заговорил:

— Это ты хорошо сделал, что пришел под пятницу вечером. Молодец! Порадуется душа покойной. А коптилка откуда? Соседская? Спасибо им, сами бедняки, а долга своего не забывают, зажигают огонь у покойницы в доме. Я мимо проходил, гляжу — свет, толкнул ворота, а они открыты, вот я и вошел.

— Где же Фируза, дядюшка? — чуть не плача, снова спросил Асо. Водонос не смотрел в его сторону.

— Да ты сам знаешь, как было дело. Похоронили старуху, вернулись мы с кладбища, а Фируза исчезла.

— Где же она? Неужели попала к дурным людям?

— Ничего не знаю.

Асо снова заплакал и в отчаянии бросился на землю.

— Ох, спасите ее! — простонал он.

Ахмед-джан тоже не мог сдержать слез при виде такого горя. Он поднял юношу с земли.

— Успокойся! Если чтишь память покойной и любишь Фирузу, сдерживай себя! Думал ли ты ранее о том, что ожидает бедную одинокую девушку после смерти ее бабушки? Если бы ты подумал об этом, то при жизни старухи посватался бы к Фирузе.

Ты не сделал этого, пеняй на себя.

— Как же я мог знать, что тетушка Дилором так скоро умрет?!

— Обо всем надо думать! — многозначительно сказал водонос и, помолчав, продолжал — Бай, имам, аксакал и еще многие другие давно осматривались на Фирузу и только ждали смерти старухи. Они понимали — не то что ты, — недолго ей осталось жить, вот и нацелились… Я это предвидел, а потому и спрятал ее у сестры моей жены.

— Да благословит вас бог! — воскликнул Асо. С его сердца точно спала огромная тяжесть, он не находил слов, чтобы выразить благодарность этому мудрому, дальновидному человеку. — Я предчувствовал, сердце мне подсказывало, что вы ее спрятали… Какое счастье! Но смогу ли я повидаться с ней?

Не успел водонос ответить, как кто-то тихо открыл ворота и вошел I дом. Это был Хайдаркул.

— Привет, привет, — сказал он таким тоном, словно недавно с ними расстался. Затем он вынул спрятанную за пазухой свечу, зажег ее от коптилки и поставил на полку.

Повернувшись лицом к востоку, он молча постоял, поднял руку и произнес:

— Аминь.

Лео и Ахмед-джан повторили:

— Аминь.

— Вы очень неосторожны! — сказал Хайдаркул. — Разве можно так?

— Что, что случилось?