Дочь партизана
Шрифт:
В мой очередной визит дверь мне открыл Верхний Боб Дилан. Вроде как заплаканные глаза, черная траурная повязка на левом рукаве, огромные мокасины с чужой ноги. То есть вид напрочь убитый.
– Всей душой сочувствую, – сказал я.
– Чему? – не понял ВБД.
– Ну как, твоей утрате. – Я показал на черную повязку.
Он глянул на свой рукав:
– Да нет, никто не умер. Это из-за Дилана.
– Из-за Дилана?
– Угу. Он записал пластинку с церковными песнопениями. – Глаза ВБД наполнились слезами.
– Не он один. Точно знаю, что у Клиффа Ричарда есть такой диск. У жены видел пару пластинок – Бинга Кросби [20] , например.
ВБД ожег меня презрительным взглядом:
– Блин, если уж Дилан
Я понятия не имел, кто такой Нопфлер, – пришлось потом справляться у дочери.
– Плохая музыка, что ли? – спросил я.
20
Клифф Ричард (Гарри Роджер Уэбб, р. 1940) – британский эстрадный певец, популярный в период до появления «Битлз», солист группы The Shadows; общий тираж его дисков составил более 250 млн экземпляров. Бинг Кросби (Гарри Лиллис Кросби, 1903–1977) – популярный американский певец и актер; общий тираж его записей – более 500 млн.
21
Марк Фройдер Нопфлер (р. 1949) – британский рок-музыкант, гитарист, певец и композитор, на протяжении многих лет солист рок-группы Dire Straits.
– Нет, музыка хороша, но меня воротит от этой параноидной христианской муры. Типа конец света, адский огонь и вечные муки. Дилан ведь был умница! Писал себе про дураков, веривших, что с ними Бог [22] . Все бы ничего, но с ним же близко никто не стоит! В смысле, уж если он сбрендил, то нам-то на что надеяться?
Мне стало смешно. Надо думать, вот так же переживал мой отец, когда наконец понял, что Освальд Мосли [23] – безмозглый павлин.
22
Имеется в виду песня Дилана «С нами Бог» (With God on Our Side, 1963) с альбома The Times They Are A-Changin' (1964).
23
Сэр Освальд Эрнальд Мосли (1896–1980) – британский политик, основатель Британского союза фашистов.
– Понимаю. Ты лишился кумира, – сказал я.
– Я лишился голоса. Больше никто не говорит. И теперь мне все одно, хоть в банковские клерки.
Я не понял, чем плоха работа в банке, – по крайней мере, съехал бы из трущобы.
– Это было бы ужасно, – сказал я, чтоб не упасть в глазах ВБД, и, не удержавшись, добавил: – Значит, Дилан тебе вместо внутреннего голоса.
ВБД усмехнулся:
– Теперь придется самому тексты сочинять. Вот уж не думал.
– Может, ты преувеличиваешь его значение?
Он пожал плечами.
– Моя дочь, – сказал я, – вечно сыплет цитатами из Боба Дилана. Вот ее любимая: «Погоди, не спеши в первачи, слышишь – парковочный счетчик стучит» [24] .
ВБД изумленно вытаращился, а я пошел к Розе, наслаждаясь негаданным триумфом.
В тот день чаровница моя вознамерилась поведать о лесбийском опыте, приобретенном в отрочестве. Страсть ее к байкам не иссякала. А я себе слушал, потому что и впрямь было интересно, и, кроме того, не было другого способа оставаться желанным гостем. Я не отрывал взгляда от рассказчицы, воображая сладостные картины.
24
Цитата из песни Дилана «Подземный блюз тоски по дому» (Subterranean Homesick Blues, 1965) с альбома Bringing It All Back Home (1965).
В
копилке моей прибавилось двадцать фунтов. Желтый конверт с деньгами я носил во внутреннем кармане пиджака, чтоб жена случайно не нашла. Конечно, разумнее было бы положить сбережения на счет, но уж очень приятно чувствовать себя богачом, щупая толстую денежную пачку. Оказалось, копить – не такая уж плохая привычка. Возможно, думал я, скопив эти символические пятьсот фунтов, накуплю выигрышных облигаций. Вдруг лототрон меня обогатит?12. Наталья
Она была мной в идеале.
Это было в кайф – рассказывать свои байки, хоть потом я думала, что лучше бы кое о чем умолчать. Мне льстило, что я так интересна зрелому мужчине, да и сама я к нему привязалась. Понимала, что он на меня запал, и потихоньку отвечала взаимностью. Он был женат, но как бы теоретически. Я никогда не видела его жену, он редко ее поминал, ее словно и не было. Мне уже снились сладкие сны, в которых меня забирали из моей нынешней жизни, и, ей-богу, я не противилась. Иногда я мечтала, что мы вдвоем уедем и все начнем заново. Крис держался истинным джентльменом. Он меня хотел, но никогда не навязывался. Украдкой я за ним наблюдала, подмечала его потаенные взгляды. Ему нравилось смотреть на мою грудь или пах. Бывало, подастся вперед, будто увлекшись историей, но я-то понимаю, что слушатель мой скрывает бугор на ширинке. Ужасно приятно, аж до испарины. В одном странном сне я вносила вазу с цветами к нему в комнату, а он, сидя за столом, мне улыбался. Вот и все – короткое видение о маленьком знаке любви.
Кроме того, мои истории помогали его удержать. А начав, я уже не могла остановиться. Я бы не пережила, если б ему вдруг надоело. Не представляю, как я справилась бы с одиночеством.
Я знала, многие мужики заводятся, стоит им представить, что вытворяют лесбиянки, и потому рассказала про Наталью и пионерский лагерь в Далмации.
Вот что я поведала.
В лагере была обычная скукотища: народные танцы, хоровое пение, долгие походы, дурацкие игры и лекции о коммунистах-героях. И все равно там было хорошо: теплынь, запахи моря и лимонов, а еще два маленьких острова и большая гора. Казалось, тамошний воздух напитывает радостью. Я перестала бесконечно копаться в себе, я почувствовала свободу.
Однажды после диафильмов нас повели на экскурсию во францисканский монастырь смотреть самую большую в мире коллекцию морских раковин. Я разглядывала каури и вдруг уловила аромат персиков и лаванды. Так пахла девочка, что подошла ко мне.
– Терпеть не могу ракушки, – сказала она. – Лучше уж на берегу пялиться на французских парней.
– Откуда знаешь, что они из Франции? – спросила я.
– Не знаю, просто мне так хочется. Я Наталья, но все зовут Ташей. А ты Роза, я у кого-то спросила. Наверное, мы подружимся. В этом вшивом лагере только ты мне и глянулась.
Польщенная, я слегка опешила. Прежде никто не удостаивал меня такой чести, и я не знала, что ответить. Не замечая моей растерянности, девчонка балаболила:
– Мы с тобой здесь самые красивые, ни к чему нам враждовать. Тебе нравятся парни?
– Нет, – сказала я. – Пока еще никто.
Взяв меня под руку, она перешла к другой витрине:
– Если по правде, мне тоже. Хотя нравится о них думать. Вот бы мне такие скулы, как у тебя. В смысле сисек я плоскодонка, но все еще впереди.
Она была выше меня и очень худенькая. Волосы невиданной длины – прям до пояса. То и дело она отбрасывала светлые волнистые пряди, чтоб не застили обзор. Темные брови и почти черные глаза. Почему-то в воспоминаниях они синие, и я всякий раз себе говорю: да нет же, темно-темно-карие.
Таша одевалась исключительно в голубое и обычно ходила босиком. Любила похвастать своей гибкостью: бывало, примет драматическую позу и продекламирует из какой-нибудь пьесы или же исполнит потрясающий акробатический трюк, на какой у меня в жизни не хватит смелости. Идет-идет, а потом вдруг – раз! – сделает «колесо» или абсолютно бесшумный фляк. Этакий дух природы. Как-то сделала стойку на руках и, загнув ноги к шее, серьезно спросила: