Дочь регента

— Боже, где она научилась таким манерам?

— Как где? В Монтэгю-хаусе!

— Я очень боюсь, что она станет с возрастом похожа на мать. О Господи, как было бы чудесно, если б она больше походила на принца!

— Уверяю вас, она пойдет дальше своей матери. — Ярость миссис Адней немного поутихла, уступая место торжеству при виде столь ужасной перспективы. — Если б ее мать себя так вела, то в Карлтон-хаусе и Виндзорском дворце были бы постоянные драки.

— Ах, миссис Адней, об этом и подумать страшно!

— Я полагаю, до принцессы дошли какие-то слухи о происходящем.

— Вы думаете?

— Сейчас все только и говорят, что о дознании. И сходятся на мысли, что Уильям Остин — незаконнорожденный сын принцессы то ли от сэра Сидни Смита, то ли от капитана Мэнли, то ли от художника Лоуренса. Нельзя сказать, что малыш испытывает нехватку отцов, хотя личность реального отца не установлена.

— Миссис Адней, умоляю вас... Однако мне следует рассказать о выходке принцессы епископу. Нельзя допускать, чтобы она так третировала тех, кто ей прислуживает.

— Я искренне надеюсь, что принцесса толком ничего не знает, — с состраданием произнесла миссис Адней. — Ибо она может окружить эту историю Бог весть какими романтическими домыслами. Ей не следует рассказывать всю правду. Как вы думаете, может быть, лучше вообще не напоминать принцессе о матери и о той жизни, которую она ведет в Монтэгю-хаусе?

— Пожалуй, да, — вздохнула леди Клиффорд.

«По крайней мере, — подумала миссис Адней, — эта тема не будет затрагиваться, а Шарлотта, когда ее будут ругать за то, что она ударила фрейлину, не признается, в чем было дело, ведь это порочит ее мать».

Миссис Адней была уверена, что ей удастся дать внятное объяснение случившемуся и нисколько себе при этом не навредить.

Она пошла к миссис Кэмпбелл и заявила, что принцесса становится неуправляемой. В ней проявляются задатки матери.

Доктор Фишер, епископ Селисберийский, расхаживал взад и вперед по комнате в ожидании ученицы.

Когда она пришла, он сразу же обратил внимание на ее вызывающий вид. Поэтому принцесса догадалась, что до него уже дошли слухи о ее проступке.

Самодовольный, напыщенный, уверенный в своей правоте, епископ предложил Шарлотте помолиться с ним вместе о том, чтобы Бог даровал им смирение.

— Смирение? — воскликнула Шарлотта. — Разве это достоинство, когда речь идет о принцессе?

— Любой человек должен считать смирение хорошей чертой, Ваше Высочество. И особенно принцессы.

— А епископы?

— Любой человек, — повторил епископ. — Мы же, люди, облеченные властью — или готовящиеся получить власть, — тем более не должны забывать про смирение. Гордыня — величайший грех. Один из семи смертных грехов.

— Следовательно, смирение — это добродетель, да? Или эти свойства не противопоставляются друг другу? А что если можно быть и смиренным, и гордым? Человек ведь изменчив, епископ. Я, например, иногда бываю очень, очень смиренной. А иногда — гордой.

Епископ сложил ладони вместе и поднял глаза к потолку.

«Прямо-таки олицетворение набожности! — хмыкнула Шарлотта. — Эта поза означает, что он страшно шокирован. И понятно чем — тем, что я влепила пощечину Адней. Ничего, так ей и надо!»

— Вы обуреваемы гордыней, властны, несдержанны и ведете себя неподобающим образом. Леди Клиффорд обеспокоена тем, что вы не способны с собой совладать.

— Да, это правда, епископ. Ярость вскипает у меня в груди и вырывается наружу... а потом все моментально схлынет — и гнева как не бывало. Стоит мне сделать что-нибудь ужасное, и я тут же начинаю раскаиваться. Вероятно, на меня находит смирение. Я же вам сказала, бывает так, что в одном и том же человеке смертный грех соседствует с самой прекрасной добродетелью.

— Запоздалого раскаяния недостаточно.

— О, я знаю, человек должен пострадать за свои грехи. Но мне эта мысль никогда не нравилась. Если кто-то меня обидит, а потом начинает раскаиваться, я говорю: «Ладно, забудем об этом». И делаю вид, будто между нами ничего не произошло.

— Господь призывает нас вести себя иначе.

— А я и не говорю, что поступаю по-божески. Я поступаю по-своему. И мне кажется, поступаю хорошо.

Епископ вздохнул.

— Я в отчаянии, — пробормотал он.

— А вот отчаиваться не следует, епископ. Это дурно. Почти так же дурно, как и выходить из себя. Человек не должен терять надежды. Берите пример с королевы Елизаветы. Вы только подумайте, она столько времени провела в темнице, зная, что в любой момент ее голова может слететь с плеч. Но она продолжала надеяться и в конце концов заполучила-таки корону! Я хотела бы походить на нее... конечно, когда она поступала хорошо. Потому что подчас королева Елизавета вела себя очень плохо. — Шарлотта рассмеялась. — Наверное, мне именно это в ней и нравится. Епископ, как вы думаете, она была причастна к убийству Эми Робсарт?

— Мы сейчас обсуждаем не королеву Елизавету, а поведение принцессы Шарлотты.

— О, так мы, оказывается, обсуждаем мое поведение? А я думала, мы беседуем о пороке и добродетели. И считала, что все мы не без греха.

— Мне сообщили, что вы поступили жестоко с одной из фрейлин.

— Да ничего жестокого! Просто она сказала то, что мне не понравилось, и я ударила ее по лицу.

— И вы считаете, что принцессе подобает так себя вести?

— Нет, не подобает. И не только принцессе, но и всем остальным. Даже епископу.

— Мы сейчас говорим о вашем поступке, а не высказываем предположений в адрес других людей.

— Что ж, признаюсь вам, епископ, я действительно вышла из себя. Вы же знаете мой нрав. Она меня рассердила... очень сильно, поэтому я ее ударила. Но ударила гораздо слабее, чем она меня рассердила, уверяю вас.

— Вы не дали себе время подумать. Я уже выговаривал вам за несдержанность.

— Да, епископ.

— Разве я не говорил, что вам следует делать, когда вами внезапно завладевает ярость? Сколько можно повторять! Вашему Высочеству нужно в такие моменты молиться и читать молитву «Отче наш». «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должников наших».

— Я так и делала, епископ. Во всяком случае, в первый раз, когда рассвирепела.

— Неужели вы хотите сказать, что даже молитва не смогла отвратить вас от гнева?

— Нет, почему же, мой дорогой епископ. Молитва мне очень помогла. Если бы я не произнесла этих слов, то, наверное, убила бы миссис Адней.

И Шарлотта рассмеялась, увидев замешательство епископа.

Ну разве можно воздействовать на принцессу Шарлотту? Епископ пожаловался леди Клиффорд, что ему впору обратиться к отцу принцессы: пусть избавит его от непосильного бремени — он, епископ, не в состоянии совладать с Ее Высочеством.