Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Призыв к простоте поэзии может пониматься по-разному. Сторонники того подхода, который Бусон называл вульгарным, тоже считали свой стиль утверждением простоты и искренности чувств. Весь вопрос в том, что считать простотой: то, что мы говорим каждый день или то, что мы чувствуем в минуты вдохновения. Для Бусона это, несомненно, было второе. Подход своих оппонентов он считал не простотой, а упрощением, сведением реальности только к привычному и ежедневному. Сам же Бусон следовал китайскому трактату «Слово Цанлана о поэзии», написанному в XII веке. В этом трактате говорилось о борьбе с «пятью вульгарностями»: вульгарностью формы, смысла, строфы, знака и рифмы. Бусон также не раз цитировал предисловие китайского поэта Ли Бо к стихотворению

«В весеннюю ночь пируем в саду, где персик и слива цветут»: «Мы продолжаем наслаждаться уединеньем нашим, и наша речь возвышенною стала и к отвлеченной чистоте теперь идёт… Но без изящного стиха в чём выразить прекрасную мечту?» Возвращение к поэтике прекрасного Бусон видел в опоре на лучшие традиции китайской классической поэзии.

Как и стихи других мастеров хайку, творчество Бусона пронизано философией дзэн. Вне этой философии понять творчество Бусона невозможно. Это, прежде всего, единство противоположностей, выраженное в древней традиции единством инь и ян, а также известный принцип дзэн «жить настоящим», отдаваясь потоку событий, как волне, которая нёсёт пловца туда, куда нёсёт. Вот что в книге «Сутра листьев» писал об этом сам Бусон:

«В нашем мире никогда нельзя знать заранее, что хорошо, а что плохо, и хорош ли каретный фонарь или нет, кто может сказать?»

«Но, право, где грань между чистым и загрязнённым, светлым и темным, что хорошо, а что плохо? Разве не бывает так, что загрязнённое оказывается предпочтительнее чистого, а тёмное — предпочтительнее светлого?»

«Идущим по пути хайкай не следует упорно цепляться за каноны учителя. Меняясь вслед за мгновением, подчиняя себя мгновению, должно отдаваться внезапному порыву, не оглядываясь на прошлое и не обращая взора к будущему».

В хайкай никто не открывает ни ворот, ни дверей, есть одни ворота, и имя им — хайкай. Вот и в учении о живописи говорится: «Учителя и создатели школы не открывают ворота, не устанавливают двери: ворота и двери сами собой возникают. Входи в любые». Точно так же и в хайкай. Из всех потоков черпая, собираешь в единый сосуд, затем, извлёкши то, что тебе представляется пригодным, используешь сообразно обстоятельствам. И сам при этом в душе — удалось или нет? — рассудить должен, иного пути нет. Впрочем, и тогда, ежели не подберёшь себе друзей-единомышленников и не станешь постоянно сообщаться с ними, достичь желаемого будет весьма мудрёно». Здесь Бусон говорит о поэзии хайкай, как о поэзии, построенной на отклике слушателя-собеседника, о постоянном обмене впечатлениями, мыслями и чувствами с теми, кто живёт такой же внутренней жизнью.

Итак, дорога, ведущая к хайкай, разветвляется на тысячи тропок — право, непросто отделить одну от другой нити кудели в скудно освещенной бедной хижине, и много здесь такого, что и не примешь сразу — непросто извлечь сети из моря в бурную погоду». Философия дзэн, которой здесь следует Бусон, подразумевает естественность любого плодотворного пути, а естественное движение нельзя запрограммировать ни волей, ни разумом. Поэтому каждый поэт хайкай приходит к хайкай своей дорогой, и эти дороги не похожи друг на друга.

Синто, с его стремлением к природной гармонии, тоже пронизывает творчество Бусона, как и дзэн.

Провожая глазами

Облако в небе, с лапки на лапку

Переступает лягушка.

Лягушка и человек в традициях синтоизма — части единого мира, находящегося в постоянных изменениях. В синто нет границы между человеком и другими живыми существами, как, собственно, и всем существующим.

И там, и здесь

В шум водопада вслушивается

Молодая листва.

Листья точно так же живут и слушают шум водопада, как и

человек, только особым, им свойственным образом. Такое же единство жизни выражено и в следующем стихотворении:

В дверь моей хижины

Барсук постучится,

Вместе об осени погрустим.

Это не красивый образ, как принято в европейской поэзии, а буквальное выражение, потому что барсук — мифологическое существо, умеющее писать сутры. Это человек в новом рождении, и не просто человек, а мудрец.

Сам Бусон в «Сутре на листьях» приводит образные примеры, раскрывающие принципы синто: «Тельце миномуси не сверкает переливчато, как у радужниц-тамамуси, голос не привлекает звонкостью, как у сверчков-судзумуси, и нечего им тревожиться о том, что станут добычей людей, подует северный ветер — качнутся они на юг, подует западный — на восток, со всем вокруг в согласии пребывают, и нечего им беспокоиться, что смоет их дождь или унёсет ветер. Как ни тонка ниточка, на которой они висят, она для них прочнее троса из многажды закаленного железа».

Нарушение принципов согласия с природой ведёт к потере чувства гармонии: «Вот человек вечно сидит дома, тяготясь мирскими делами, всё, что он когда-то задумал: „Вот это бы сделать!“ или „Вот бы было так!“, так и не осуществляется, и, в конце концов, дымки и туманы, цветы и птицы перестают подчиняться ему».

Обычно в качестве иллюстрации принципов буддизма в творчестве Бусона приводят знаменитое стихотворение Бусона:

«Явь или сон

— трепетание зажатой

в горсти бабочки ?»

В этом стихотворении два плана. Первый — это почти физическое ощущение трепета бабочки, бьющей крыльями. Читатель ощущает хрупкость, бренность бытия. Но есть и второй план — знаменитая притча великого китайского философа Чжуан-цзы. В ней Чжуан-цзы рассказывает, что ему приснился сон, в котором он превратился в бабочку. Проснувшись, Чжуан-цзы не мог понять, то ли он — Чжуан-цзы, которому приснилась бабочка, то ли бабочка, которой приснился Чжуан-цзы.

Ливень грозовой!

За траву чуть держится

Стайка воробьёв.

В образах попавших под грозу маленьких птиц проступает ощущение бренности мира, характерное для буддизма...

Хикэри проснулась от явного толчка жрицы.

Янло! Как же я так ...уснула..

Тем временем Юкки уже заканчивала свое эссе.

Бусон был сторонником китайских принципов, высказанных в знаменитом трактате «Слово о живописи из Сада с горчичное зерно», написанного Цзоу И-гуй:

« В живописи сторонись „шести духов“. Первый называют суци — дух вульгарности, подобный простоватой девице, густо нарумяненной; второй — это цзянци — дух ремесленничества, лишенный одухотворенного ритма; третий — хоци — „горячность кисти“, когда самый кончик её слишком явен в свитке; четвёртый — цаоци — небрежность — в искусстве мало изысканности, интеллекта; пятый — гуйгэци — дух женских покоев: кисть слабая, нет структурной силы; шестой называют цомоци — пренебрежение тушью»...

По завершении Юкки с извинением покинула чайный домик, показывая тем самым, что церемония подошла к завершению. В отсутствие хозяйки гости осмотрели фуро, ещё раз обратили внимание на цветы в токонома, которые к моменту завершения церемонии уже раскрылись. Раскрывшиеся цветы послужили напоминанием о времени, проведённом вместе участниками церемонии.

Поделиться с друзьями: