Дочь вне миров
Шрифт:
{Я действительно пережил много ужасных вещей.}
Я знаю, что ты тоже.
Оно приостановилось. И на одно короткое мгновение я почувствовала, как оно уступило мне, прикоснулось к моим мыслям в такой близости, что я заставила себя не отшатнуться…
От внезапного шока меня пронзил ужас, глаза ослепли от воспоминания о белом белом белом…
И затем это было поглощено вспышкой ярости Решайе.
— Ты знаешь, что они сделали со мной? Заперли меня в разбитом сознании и разбитом теле. Ничего, кроме белого, столько дней, столько дней. — я стиснула зубы, скривила губы. — У тебя не осталось никого,
Сила пульсировала в моих венах. Магия.
Свет в комнате померк, стал тусклым и темным, как красные сумерки перед закатной грозой. Пальцы, сцепленные на плече Макса, покалывало, и он вздрогнул от боли.
Медленно, так медленно, левая рука Макса скользнула вниз по моему плечу. Вниз по моей руке.
— Найди точку опоры, — пробормотал он, не отрывая взгляда от моих глаз. — Найди что-то, за что ты можешь ухватиться и не отпускай, Тисана.
— Ты говоришь со мной! — я почувствовала, как морщится мой нос. — Ответь мне на вопрос, Максантариус. Я знаю твое тело. Я знаю, на что оно способно. Ты мог бы уже швырнуть ее через всю комнату. Ты смеялся над моим сломанным куском дерева. Но мы все еще здесь.
— Это был не вопрос.
Смех пронзил мое горло.
— Возможно, ты прав. Возможно, это вообще не вопрос. В конце концов, я всегда видела все твои слабости.
Мои пальцы жгли, обжигали его кожу. И ужасный запах окутал мои ноздри. Макс напряг челюсти, сдерживая дрожь. Его рука обвилась вокруг моего запястья. И я знала, что он ждет, ждет до последнего возможного момента…
В комнате становилось все темнее и темнее. Мои глаза, под контролем Решайе, переместились на Иль'Сахаджа.
Нет.
Я поборола собственную панику.
Что ты получишь, убив его?
Тихий смех пронесся сквозь мои мысли, как ужасная дрожь. {Возмездие.}
Но ты говоришь, что любишь его. И если он умрет, ты никогда не получишь его. И я скажу тебе суровую правду, Решайе: если ты убьешь его, если причинишь ему боль, то и меня у тебя никогда не будет.
{А зачем ты мне нужна?}
Потому что ты хочешь быть любимым, а я любила многих чудовищ.
Пальцы Макса сжались.
Одна ужасная секунда тишины, волна ярости, нарастающая, нарастающая…
{Тогда ты сможешь полюбить еще одного}.
Комната погрузилась во тьму, и Решайе протянул руку, чтобы принять Иль'Сахадж, который летел через всю комнату.
Нет.
Макс вывернул мое запястье, переворачивая меня на спину, посылая спирали агонии вверх по руке и через затылок, когда он треснулся об пол. Но Решайе не отреагировал, все еще готовый к удару клинка.
Его ликующая ярость имела вкус крови на моем языке.
Стоп! Я еще раз ударилась о стену, отделявшую меня от моих мускулов, и поняла, что это не так.
И сразу же поняла, что мой разум — это не комната. Нет, я забыла: это была паутина.
Меня не сдерживали. Я могла подняться.
Мои пальцы сомкнулись вокруг рукояти Ил'Сахаджа, напряглись, когда я подняла его.
Я ползла вверх по нитям своего разума, вдыхая их обратно в себя. Я шла по тропинкам, погруженным во тьму. Решайе.
Моя рука поднялась.
И в тот самый момент, когда мое тело приготовилось опустить клинок Иль'Сахаджа на горло Макса, я опустила бритву на все эти зараженные
нити мысли, отрезая Решайе от моего разума.Он издал вопль, который пронзил все мое тело, настолько сильный, что ослепил меня.
Треск.
Мое дыхание сбилось в легких, как будто я упала с огромной высоты. И свет, вернувшийся в одно мгновение, ударил меня по лицу.
Я повернула голову и увидела Макса, поднимающегося с земли, и Иль'Сахаджа на полу рядом с ним. Мое запястье было согнуто под ужасающим углом, но я была благодарна за боль, благодарна за то, что она привязала меня к телу.
— Тисана. — мое имя было неровным вздохом облегчения на губах Макса, настолько низким, что мне потребовалось мгновение, чтобы осознать его. Он прижался своим лбом к моему и повторил его, как будто не понимая, что говорит вслух.
На мгновение меня парализовал ужас того, что я чуть не сделала. Боги, я чуть не… это лезвие было так близко, так близко к его шее.
Мы оба дрожали. Я прижала ладонь к его лицу своей хорошей рукой, потом мой взгляд остановился на его горле — на струйке крови под челюстью. А потом — три странных, ужасных фиолетово-черных следа от пальцев у его плеча.
Что это было? Ожог? Я отодвинула рваную ткань его рубашки, заставив его резко вдохнуть сквозь зубы.
Нет, не ожог, не совсем…
Низкий свист оборвал все мои слабые попытки произнести слова.
— Я не помешал?
Мы с Максом отстранились друг от друга. Я использовала свою неповрежденную руку, чтобы подняться на ноги. Зерит стоял в дверном проеме, глядя на нас с любопытством, приподняв одну бровь.
— В последний раз, когда я видел вас двоих, настроение казалось немного мрачноватым для такого рода вещей, но опять же, я полагаю, угроза смерти может оказывать на людей такое влияние.
Прежде чем Макс успел выпустить свой неизбежный огрызающийся ответ, и прежде чем я успела начать объяснять, что только что произошло, рядом с Зеритом появилась Нура. Мрачное выражение ее лица заморозило слова в моем горле.
— Вставай. У нас больше нет времени возиться. — ее голос слегка дрогнул, когда она сказала: — Столица подверглась нападению, поэтому нам нужно начать выполнение твоего контракта. Мы отправляемся в Трелл на рассвете.
***
Я едва говорила, едва позволяла себе дышать, пока мы с Максом следовали за Нурой и Зеритом по статичным белым коридорам Башни Полуночи. Мои руки все еще дрожали, и я сжимала их вместе, чтобы скрыть это. Даже Макс был нехарактерно молчалив. Достаточно легко выдать это за шокированное молчание в ответ на то, что говорила нам Нура. Что, если честно, было вполне заслуженно.
— Бунтари, собравшиеся из трех домов, отстраненных от власти, — говорила Нура, пока мы шли по коридорам. Ее голос был напряженным. — Смелые они. Но впервые у них есть реальная поддержка. Три могущественные семьи. Несколько тысяч солдат. Ничто по сравнению с Гвардией, но…
Мы завернули за угол, попали во внешние залы Башни и к стеклянным окнам. Мое дыхание замерло в горле.
— Боги, — вздохнула я.
— Блядь, — прошептал Макс.
— Точно, — пробормотала Нура.
Окраины Столицы, далеко вдали, ярко полыхали огнем. Как будто город был живым существом, и по его краям по пылающим венам распространялась жгучая инфекция.