Дочь времени

— Елизавета Вудвилл?! — изумился Грант, не ожидавший ничего подобного.

— Да! Елизавета Вудвилл. Мать принцев.

— Откуда вам известно, что она не отправилась туда добровольно? — спросил Грант после недолгого раздумья. — В этом не было бы ничего необычного. Пожилая дама, уставшая от придворной суеты… Жилось им в монастырях неплохо, если они были богаты.

— Генрих все у нее отобрал и сам определил ей монастырь в Бермондси. Кстати, именно это стало тогда сенсацией, вызвавшей всеобщее недоумение.

— Почему только недоумение? Нет, это ужасно. А что Генрих? Как он это объяснил?

— Объяснил.

— Что он сказал? За что он ее?

— За хорошее отношение к Ричарду.

— Вы серьезно?

— Абсолютно.

— Официальное заявление?

— Нет, запись историографа.

— Виргилия?

— Виргилия. В соответствующем указе, изданном Генрихом, было сказано: «Имеются многие причины…»

— Вы цитируете? — недоверчиво спросил Грант.

— Цитирую. Там именно так сказано.

— Да. Он просто не умел прощать, — помолчав, задумчиво проговорил Грант. — На его месте я бы семь раз отмерил.

— Тут одно из двух. Или его совсем не волновало, мнение окружающих. Или он был убежден в их сверхдоверчивости. Обратите внимание, он обеспокоился ее хорошим отношением к Ричарду через восемнадцать месяцев после своего коронования, а до тех пор все было как нельзя лучше. Он делал ей подарки, даже в виде целых поместий.

— Ну а настоящая причина? У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?

— У меня есть еще кое-что. Может, это вам поможет. Мне, по крайней мере, очень помогло.

— Выкладывайте.

— В июне того же года…

— Какого года?

— Первого года первого замужества Елизаветы, 1486-го. В январе она сочеталась браком с Генрихом. В сентябре в Винчестере дала жизнь принцу Артуру, каковое событие произошло в присутствии матери, Елизаветы Вудвилл.

— Так. Хорошо.

— В июле того же года сэр Джеймс Тиррел получил полное прощение от Генриха.

— Ну и что? Что в этом странного? Закончилась одна служба, началась другая. Это значило, что потом человеку не поставят в вину ничего из совершенного прежде.

— Правильно. Я знаю. Поэтому первое прощение меня не удивило.

— Первое? А было и второе?

— Было освобождение от ответственности за содеянное, если я вас правильно понял. Второе полное прощение было даровано ровно через месяц. Шестнадцатого июля 1486 года.

— Да… — проговорил Грант, пытаясь как-то осмыслить услышанное. — Невероятно.

— Совершенно невероятно. Я проконсультировался у одного человека, который обычно сидит рядом со мной в библиотеке. Он историк и очень мне помог с нашим делом. Я все забывал вам рассказать. Так вот, он ни разу не встречал ничего подобного. Я показал ему две записи в «Хронике Генриха VII», и он никак не мог оторваться от них.

— Так, — сказал Грант, как бы подводя итоги. — Шестнадцатого июня Тиррел получает полное прощение. Шестнадцатого июля он получает второе полное прощение. Примерно в ноябре Елизавета Вудвилл возвращается в Лондон, а в феврале ее обрекают на пожизненное заточение в монастыре.

— Наводит на размышления?

— Еще как!

— Вы думаете, это сделал он? Тиррел?

— Возможно. По крайней мере, очень подозрительно: стоит нам найти спущенную петлю, как тотчас появляется Тиррел — новая дыра. Когда в первый раз распространился слух об исчезновении мальчиков? Я имею в виду явный, широко распространившийся слух.

— Насколько я помню, в самом начале царствования Генриха.

— Хорошо. Что ж, это снимает все наши недоумения.

— То есть?

— Теперь понятно, почему не было шума по поводу исчезновения принцев, а ведь это удивляло всех, даже тех, кто верил в виновность Ричарда. В самом деле, Ричард никак не мог это сделать. В его время оппозиционеры были сильны и многочисленны, к тому же они были на свободе и разъезжали по всей стране, развозя любые слухи, которые им нравились. Вы только представьте себе реакцию всех Вудвиллов — Ланкастеров на исчезновение принцев! А чего бояться Генриху? Его оппозиция надежно упрятана за тюремные стены, и только в теще он мог видеть угрозу. За это он отправил ее в трюм и задраил люк.

— Похоже. Вы думаете, она могла что-то сделать? Например, если долго не получала вестей от мальчиков?

— Она, скорее всего, даже не подозревала, что дети могут быть убиты. Предположим, Генрих ей сказал: «Я не желаю, чтобы вы с ними виделись. Вы плохо на них влияете. Зачем вы вернулись в Лондон и позволили вашим дочерям посещать приемы, которые устраивал Ричард?»

— Что ж, возможно, он не мог ждать, пока ее подозрения созреют, и вынужден был действовать быстро. «Я недоволен вами и потому отправляю вас в монастырь. Только так я могу спасти вашу душу от зла, а ваших детей — от пагубного влияния».

— Правильно, — согласился Грант. — Что же до остальной Англии, то никогда ни один убийца еще не был в большей безопасности. После того, как Генриху пришла в голову счастливая идея насчет «измены», вряд ли кто осмеливался спросить о мальчиках, ведь все ходили по острию ножа. Никто не знал, что он еще придумает, за какие мнимые грехи будет гноить людей в неволе и забирать себе их имущество. Нет, время не располагало к любопытству, тем более что удовлетворить его все равно не было возможности.

— Пока мальчики еще жили в Тауэре?

— Пока, согласно официальной версии, мальчики жили в Тауэре. Ричард руководствовался принципом живи-сам-и-давай-жить-другим, который был чужд Генриху, не желавшему альянса Йорков и Ланкастеров. Те, кто служили в Тауэре, были людьми Генриха VII.

— Вы, несомненно, правы. Кстати, вы знаете, что Генрих VII был первым королем, который обзавелся личной охраной?.. Интересно, что он сказал жене о ее братьях?

— Да, интересно. Впрочем, не исключено, что он сказал ей правду.

— Генрих? Никогда! Нет, мистер Грант, признать, что дважды два четыре, он мог только после мучительной внутренней борьбы. Вспомните краба, который от природы не способен к нормальному движению.

— Если он был садистом, то мог и сказать, ему это ничем не грозило. Что она могла сделать, даже если бы и захотела? А она вряд ли бы захотела. Женщине, которая совсем недавно родила одного ребенка и уже готовилась дать жизнь другому, не до бессмысленной борьбы. Она должна была думать о себе.