Дочери дракона

— Я не доверяю тем, кто держит в моей стране солдат, — ответила я. — И не доверяю армиям, которые поощряют торговлю женщинами с целью сексуальной эксплуатации.

— Мы ее не поощряем.

— Да? А что тогда все эти люди здесь делают?

— Мы не японцы, Чжэ Хи, — сказал полковник.

— А в чем разница? — Я кивнула в сторону девушек в баре: — Вот для них в чем разница между вами и японцами?

Похоже, полковник начинал испытывать раздражение.

— Чего вы от нас хотите? Чтобы мы ушли? Отдали власть коммунистам? Варианта только два, Чжэ Хи: они или мы. Выбирайте сами.

— И в итоге мы разделенный народ, — заметила я.

Полковник пожал плечами.

— Как я и сказал, выбирайте сами.

Бар постепенно заполнялся народом. Солдаты входили и заказывали выпивку. В воздухе висел дым от их сигарет. Девушки флиртовали с посетителями, пытаясь уговорить их пойти наверх, а те поглядывали на полковника, словно не решаясь развлекаться вовсю, пока он тут.

Полковник отпил еще «Олд Фица» и бросил на меня долгий задумчивый взгляд.

— Если вы так к этому относитесь, почему вы тут, почему подаете выпивку американским солдатам?

— Пытаюсь расплатиться с Аланом.

Полковник вздохнул, а потом, после долгой паузы, улыбнулся.

— Вам тоже стоит попробовать «Олд Фиц», — заявил он.

Не успела я сказать «нет», как он был уже на полпути к бару. Он взял у Алана бутылку и второй бокал и принес их к столу, налил мне, потом себе.

— Ну же, попробуйте. Хороший бурбон из Кентукки, не то что пойло, которое здесь подают.

Я отказалась. Полковник посмотрел на меня так, будто я один из его солдат, и сказал:

— Если не будете танцевать, то хоть выпейте со мной.

Я решила, что на это я могу согласиться, и сделала глоток. Бурбон обжег мне язык и горло.

Полковник поднял бокал и залюбовался прозрачной жидкостью в нем.

— Отличный бурбон из Кентукки. Такой надо пить с кем-то особенным, и вы как раз подходите, Чжэ Хи. Сделайте еще глоточек.

Я отпила еще. На этот раз жгло не так сильно, и внутри у меня потеплело.

— Надо вам когда-нибудь съездить в Америку, — сказал полковник, жестикулируя рукой с бокалом. — Она прекрасна: заснеженные вершины, синие моря, современные города со множеством людей и машин. Величайшая страна в мире! — Он улыбнулся и поднял бокал: — Давайте выпьем: я за Корею, а вы за Америку.

Я посмотрела на его красивое лицо и вспомнила ночь, когда пила саке с полковником Мацумото. Внезапно от всего окружающего — от солдат, которые пользовались корейскими девушками, от эмблемы Восьмой армии над барной стойкой, от Алана с его тетрадкой, в которой он вел учет долгов девушек, — меня начало тошнить. Я поставила бокал и слегка поклонилась:

— Спасибо, полковник, но не стоит мне больше пить ваш бурбон. Пора возвращаться к работе.

Я подошла к столу, за которым сидела компания солдат, и приняла у них заказы. Направляясь к бару, я оглянулась на полковника. Он сидел один, попивая свой бурбон «Олд Фицджеральд» из Кентукки, напиток президентов, и глядя в окно, которое я для него протерла.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Когда я потащила полный мешок грязных скатертей и полотенец к прачечной в дальнем конце кичжичхона, было уже поздно. Стирка представляла собой лишь одно из десятков дел, которыми мне приходилось заниматься, чтобы «Красотки по-американски» работали как надо. Я ужасно устала, и утешало меня только то, что это последнее дело на сегодня: скоро можно будет лечь и поспать несколько часов до утра, когда придется встать и начать все сначала. Пока я шла по улице, свет горел только в одном из баров. Кое-где пьяные солдаты плелись к баракам Кэмп-Хамфриса или стояли, привалившись к стене, настолько пьяные, что не в силах были идти дальше.

На другой стороне улицы бармен из последнего открытого бара выпихнул на улицу троих солдат. Один из них грохнулся на землю. Его товарищи стали тыкать в него пальцами и хохотать, а бармен тем временем закрыл дверь и выключил свет.

— Какого черта? — пробормотал упавший солдат. В одной руке у него бутылка, другую руку протянул товарищу, чтобы ему помогли встать. — В этом чертовом городке вообще работают еще хоть какие-то заведения?

— Все заперто, а мы тут слоняйся, — отозвался второй солдат, помогая ему подняться на ноги.

Я прибавила ходу, надеясь, что они меня не заметят. Но тут их третий товарищ меня углядел.

— Ух ты, смотри, вон девчонка из бара пошла!

Один из солдат крикнул:

— Эй, детка, хочешь денег заработать?

Я пошла еще быстрее, хотя мешок был тяжелый. Солдаты, не очень устойчиво держась на ногах, двинулись через улицу в моем направлении.

— Эй, ты куда пошла, я же с тобой разговариваю! — крикнул один из солдат.

Они догнали и окружили меня. Я бросила мешок с бельем и развернулась к ним. Типичные американские солдаты: высокие, бледноватые на вид и невоспитанные.

— Черт меня побери, — заявил другой солдат, — это же Чжэ Хи из «Красоток». Она ни с кем не трахается, даже с Кроуфордом. — Он подошел ко мне поближе: — Эй, детка, ты почему ни с кем не трахаешься? Считаешь себя выше американцев?

— Оставьте меня в покое! — Меня злило, что эти вульгарные типы ко мне пристают. Они вели себя точно как японцы в Донфене.

— Черт, ты ж говоришь как американка, почему же не хочешь трахаться с американцами?

— Точно, мне как раз нужен кто-то новенький, — подхватил его товарищ.

Вся троица обступила меня; я чувствовала, как у них изо рта пахнет пивом.

— Я дружу с полковником Кроуфордом, — поспешно сказала я. — Вам же не нужны неприятности? Ну-ка оставьте меня в покое!

Один из солдат рассмеялся.

— Полковник Кроуфорд? Он тут больше не командует, его перевели.

— Ага, — согласился другой, — больше он тебе не поможет.

Один из солдат протянул ко мне руку, и я со всей силы ударила его.

— Ах ты сука! — рявкнул он, потирая нос, и они набросились на меня все втроем. Я отбивалась изо всех сил, честное слово, но троих мне было не одолеть. Я пыталась позвать на помощь, но они заткнули мне рот. Один из них уселся на меня верхом и принялся расстегивать брюки. Другой начал стаскивать брюки с меня. Прошлое возвращалось. Меня снова собирались насиловать. Улица превратилась во двор станции утешения, дома — в бараки, где жили кореянки, а американцы стали японскими военными вроде капрала Каори.

Посреди улицы кичжичхона я снова превратилась в женщину для утешения.

И тут за спиной у солдат кто-то крикнул:

— А ну отвалите от нее!

Я увидела, как чья-то рука ухватила оседлавшего меня солдата и швырнула его на землю. Тот, который пытался снять с меня брюки, развернулся, получил кулаком в живот и, хватая ртом воздух, упал на колени.

Третий солдат повернулся к нападавшему.

— Эй, ты чего? — воскликнул он.

— Я сказал, отвали от нее!