Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

Кусок поджаренного мяса на палочке дразняще повис над её носом: это Голуба уселась рядом, окутанная таинственным сумраком. Лесные духи светлячками липли ей на косу, мерцающим венком украшали голову – ни дать ни взять лесная кудесница склонилась над Цветанкой.

– Что закручинилась? По дочке скучаешь? – словно прочитав мысли воровки, спросила девушка.

– Светланка не кровная мне, – уточнила Цветанка, ловя зубами мясо. – Ты ж видела, что её Невзора кормит, а не я.

– Ну, откуда ж мне было знать… Может, у тебя молока просто нет, – улыбнулась Голуба. – Всяко бывает.

– Это дочка Нежаны, подруги моей. – Это имя далось Цветанке с нежной болью и тоской. – Умерла она в родах.

– Не печалься, – ласково молвила Голуба. – Душа твоей подруги рядом с ребёнком.

Мясо не лезло в горло, хлёсткая тоска обвила сердце, словно плеть с шипами. Да и не успела Цветанка ещё толком проголодаться после недавней ночной трапезы: наевшись от пуза в зверином облике, она обычно забывала о голоде на три дня. Возможно, завтра в животе и зашевелится жгучий уголёк, а пока воровка лишь из вежливости отщипнула несколько мясных волокон и мягко отвела руку девушки.

– Не голодна я, благодарю, – проронила она, снова укладываясь на траву.

Продолжить путь в прохладе и полумраке было бы в самый раз, но приходилось подстраиваться под людей, которые едва ли могли двигаться по три дня кряду без отдыха, а ночами привыкли спать.

Одиночество неотступно стрекотало в ушах. Летающие огоньки, стоило их мысленно окликнуть, устремлялись к Цветанке, щекоча ей ладонь; чтобы услышать их голоса, ей пришлось напрячь все душевные силы и отдаться чарам лесного мрака, выкинув из головы все мысли. Духи разговаривали не словами, они стучались прямо в сердце, царапая его беззвучными намёками и зовущим, тревожным зудом. «Иди за нами», – скорее, улавливала душой, чем слышала Цветанка. Но как идти? Не бросать же остальных! Будут ли духи видны днём – вот что беспокоило её.

Путники поднялись затемно, когда утренняя синь начинала светлеть только на небе, а земля ещё оставалась погружённой в сонный мрак. Заботливо разметав погасший костёр, они двинулись в дорогу.

Между деревьями прорезалась заря. С каждым шагом источник наводящего жуть морока становился чуть ближе, а Цветанке пришло в голову завязать себе глаза: щекотное, призрачное наитие осенило её, подсказывая способ и спастись от слепящего солнца, и увидеть растворённых в этом нестерпимом сиянии духов. Удивительная картина предстала перед ней! Крошечные огоньки облепляли собой всё вокруг, будто муравьи – каждую травинку, каждое дерево, и у воровки отвисла от восторга челюсть при виде волшебно мерцающих очертаний леса, словно обрисованных какой-то светящейся краской. Её глаза были плотно завязаны тряпицей, сквозь которую не просачивался даже самый маленький лучик света, но у неё открылось совершенно новое, иное зрение. Благодаря ему она различала всё – вплоть до корней и ямок под ногами, а потому могла не опасаться, что споткнётся.

– Ты нас поведёшь вслепую? – Тёплая ладошка скользнула ей под локоть, и нежность голоса Голубы слилась с её сладким запахом в единую нить золотых весенних чар.

– Я, оказывается, и с закрытыми глазами вижу, – заворожённо отозвалась Цветанка. – Только по-другому…

«Ну, ведите меня», – обратилась она к духам-светлячкам. Те светящимися струйками потекли к ней отовсюду, обвивая её туловище сказочными вихрями, а потом свились в сплошной поток, маня Цветанку в звёздно искрящуюся бархатно-чёрную даль. Забавно: перед ней простиралась мерцающая ночь, а щекой воровка ощущала скольжение солнечных лучей по коже. Тепло и прохлада чередовались – это, должно быть, тени деревьев мелькали мимо.

Ей до мурашек по спине понравилось передвигаться таким необычным образом. Цветанка ни мгновения не сомневалась в том, что «светлячки» ведут её правильно: зачем духам леса лгать? А вскоре Дубрава, горлицей вспорхнув в небо и сверив направление, подтвердила:

– Всё верно, с пути ты и с завязанными глазами не сбилась. Скажи: коли ты не видишь, что тебя ведёт тогда?

Цветанка предпочла напустить на себя загадочный вид и о духах-огоньках умолчала: надо же и ей было щегольнуть перед ведуньями хоть каким-то необычным умением!

– У нас, Марушиных псов, есть особое внутреннее зрение, – уклончиво ответила она.

Видела она и своих спутников, точно так же облепленных огоньками с головы до ног, и могла даже отличить Малину от Вратены и Дубраву от Голубы. Впрочем, последняя скоро разбила венец таинственности, водружённый Цветанкой на свой способ передвижения:

– А я, кажется, догадываюсь… Однажды, гуляя в лесу, я упала без чувств, и моя душа вылетела на время из тела. И я видела множество огоньков, которые летали повсюду, похожие на светлячков. Когда мы в своём теле, мы не можем их видеть. Чтобы разглядеть этих существ, человеку надобно шагнуть за порог смерти. А оборотни, наверно, и так могут их видеть, не умирая.

– Ну вот! – надулась Цветанка, раздосадованная разоблачением тайны, коей она чрезвычайно гордилась. – Взяла и раскусила меня…

Тёплый и золотистый, как цветочная пыльца, смех девушки тотчас смыл её недовольство. Сердиться на Голубу было немыслимо.

Следовать за потоком «светлячков» оказалось очень удобно и приятно: дневной свет не беспокоил чувствительные глаза Цветанки, а лес выглядел завораживающе, превратившись в зачарованное царство ночи. Она так увлеклась, что забыла о голоде и усталости, а также о том, что людям передышки требовались намного чаще, чем ей.

– Что-то мы всё лесом да лесом идём, никакой дороги торной да жилья людского не видать окрест, – заметил Боско.

– Так огоньки-то эти – как раз духи леса и есть, – объяснила ему Цветанка. – А за его пределами им делать нечего. Вот и ведут они нас по своим землям. Ну, да так оно даже и лучше: от людей одно беспокойство. Не так страшны дикие звери, как лихие люди.

– Что верно, то верно, – вздохнула Малина. – Давай-ка, синеглазка, привал сделаем, а то притомились мы уж, целый день идём…

Пришлось Цветанке снять повязку с глаз: превращаться в зверя в ней было неудобно – свалилась бы. Впрочем, вечернее солнце уже не так слепило, а в толще речной воды, куда воровка-оборотень, передумав перекидываться, нырнула за рыбой, оно разливалось приятной мягкой зеленью. Применив свою излюбленную уловку с сетью из хмари, она вытянула из придонной илистой мглы пудового сазана. Заколов огромную рыбину ударом своего засапожника, воровка с гордостью бросила добычу на траву перед восхищёнными женщинами. Она сама выпотрошила сазана, вспоров его золотистое брюхо.

– Жаль, котелка не захватили, а то б ухи можно было наварить, – вздохнула Малина. – Ну да ладно, и жареная рыбка хороша.

– Запечём её по-походному, – предложила Цветанка. – В ямке под костром.

В прошлый раз она вернулась к уже разведённому огню, а сейчас стала свидетельницей колдовства: пошептав и пощёлкав пальцами, Вратена высекла искру, от которой мгновенно вспыхнули сухие листья и хворост.

Запечённый в глине сазан удался на славу. Хватило всем, и даже прожорливая звериная ипостась Цветанки после ужина сыто урчала, не прося добавки. Малина умудрилась даже отыскать в лесу нужные душистые травы, а брюхо рыбины набила брусникой. Довольная Цветанка, переваривая эту дивную трапезу, призналась себе, что путешествие выходит весьма славным.