Дочери Урала в солдатском строю (Сборник очерков)

— Хорошо стреляешь, Фрося, — услышала она слабый голос раненого.

— Жив, Коля! Молодец! — отозвалась медсестра и почему-то заплакала. Может, от радости, что спасла солдата, может, от пули, которая летела в сердце, а угодила в ногу.

Еще одна запись в дневнике:

«Какая радость — спасти боевого друга, помочь ему, когда он в беде! И как трудно прощаться с другом, провожать его в последний путь. Вчера похоронили Дусю. Какая потеря! И какая обида: прошла пекло Сталинграда без царапинки, а тут не повезло: пуля в грудь, навылет. Умирала у меня на руках со словами: «Как я мало сделала! Бейте фашистов и за меня и за себя…» Уж я постараюсь, Дуся, отомщу за тебя».

Дорога Фросиной мести была длинной и трудной. От стен Сталинграда она протянулась на Белгород, Харьков, Полтаву, Кременчуг, Знаменку. И сколько длилась эта дорога, столько были бои. В память о них у нее остались благодарности Верховного Главнокомандующего и вечная благодарность спасенных ею воинов.

И вот тот роковой бой, когда вражеский снаряд опередил ее всего на один шаг. О нем в дневнике — ни слова. О нем будут помнить те четырнадцать раненых солдат, которых Фрося успела вынести из-под огня и напоить ключевой водой.

В дневник ложатся другие строки:

«Куда моя память делась? Голова болит… Вот проклятый фашист, всю память отбил. Но я все вспомню. Я еще буду драться — за Дусю, за Машу, за Веру. За всех погибших и изувеченных. Только бы врачи разрешили…»

В московском госпитале Фрося стала быстро поправляться. Все реже случались с ней припадки, но они все же тревожили врачей.

Приближался срок медицинской комиссии, и чем меньше листков календаря оставалось до него, тем страшнее было Фросе. Ну не странно ли: это чувство она не испытывала даже перед врагом, а тут свои, те, кто избавил ее от страшного недуга, и она боялась предстать перед ними.

— В бою-то ведь страшнее, — подзадоривали ее подруги по палате, но она не соглашалась с ними.

— В бою! Там боец — сам хозяин положения, а тут? Как скажут, так и будет. А мне на фронт бы, к своим. Может, и отца еще где встречу…

Об отце Фрося вспомнила не случайно. Дело в том, что чуть ли не всю войну они шли одними путями, а встретиться так и не довелось. Капитан Меркурий Моисеевич Леонов, командир роты связи из соседней дивизии, дважды бывал в ее родном полку, но ему не везло. Один раз, узнав, что Фрося находится в только что отъехавшем грузовике, он долго бежал за машиной, но дочь не узнала его. В другой раз он не узнал свою дочь, когда та раненая, без сознания лежала на носилках перед отправкой в медсанбат, и он прошел мимо. И вот теперь, перед выпиской из госпиталя, она верила, что по возвращении на фронт обязательно встретит отца.

Случилось то, чего Фрося боялась: медицинская комиссия признала ее негодной для строя. Ни мольба, ни слезы, ни угроза побега не могли поколебать решения врачей. И все же случай помог ей добиться направления на фронт.

Еще накануне она написала слезное письмо командиру полка гвардии подполковнику Гордиенко, в котором без утайки рассказала обо всем, что произошло. И вот теперь его ответное письмо оказалось весьма кстати. В нем он обращался непосредственно к начальнику госпиталя, просил его о Фросе Леоновой и заверял, что «по возвращении в полк она будет находиться не в роте, а в медсанбате».

Слово командира помогло Фросе перетянуть чашу весов в свою сторону.

Мыслимое ли это дело — оторвать солдата от своей роты, с которой он прошагал всю войну? Конечно же, ни в какой медсанбат не пошла и Фрося.

Война шла к концу. Но пули и осколки снарядов от этого не стали милосерднее. В непрерывных атаках по-прежнему падали бойцы. Значит, и у медсестры роты долг оставался прежним.

…Перед этим боем лейтенант Девин все шутил:

— Вот перемахнем этот пригорочек, и битте — в Австрию…

Но перемахнуть его одним махом не удалось. Первым на склонах высоты поплатился Девин, который хотел выйти со своим взводом во фланг вражеской огневой точки. Он лежал на открытом месте, за камнем, а вокруг, поднятые пулями, вскипали фонтанчики пыли. Фрося вскинула автомат и обстреляла фашистского пулеметчика. Тот, видать, заметил ее и перенес огонь на траншею. В следующее же мгновение девушка кубарем скатилась в овражек.

— Куда тебя черт понес? — ругнулся ей вслед кто-то из бойцов, но она уже была в безопасности.

Замысел ее был прост: подползти по овражку как можно ближе к раненому офицеру, одним рывком выхватить его из лап смерти и — снова в овраг. Но не разгадает ли этот замысел враг? На всякий случай бойцы, находившиеся на правом фланге залегшей цепи, открыли по пулеметчику отвлекающий огонь. И тот «клюнул». Только первая строчка ответных пуль прошлась по брустверам окопов, как медсестра бросилась к лейтенанту. Еще мгновение — и оба уже были на дне оврага. Вскоре артиллеристы разбили вражеский пулемет, и рота с криком «Ура!» скрылась за высотой.

После боя солдаты нашли своего раненого лейтенанта. Он лежал перевязанный все там же, в овражке. Рядом, корчась в судорогах, билась Фрося. У нее продолжались припадки…

Трудно ей приходилось в этих боях. Еще не окрепшая как следует, она быстро уставала, испытывала сильные головные боли и очень стеснялась, когда приходила в чувство после очередного приступа. А они были нередко, и бойцы, как могли, утешали свою боевую подругу, помогали ей бороться с недугом.

В первый же день вступления в Австрию ей пришлось пополнять запасы своей санитарной сумки. В предыдущих боях и переходах они у нее иссякли. Вот почему в первом же населенном пункте она решила раздобыть хотя бы чистые простыни для бинтов и зашла во двор какого-то большого дома. Заглянула в одно помещение — пусто. Только вышла было во двор, как на нее набросились две огромные собаки. Фрося успела укрыться за дверью. Придя в себя, она посмотрела в щель и заметила неподалеку какого-то мужчину в штатском.

— Помогите! — попросила она его, но тот лишь зло зыркнул глазами и скрылся за другой дверью.

Не хотелось ей убивать невинных собак. Но что оставалось делать?

На выстрелы прибежали офицер и два солдата. Вчетвером обошли весь дом, но в нем никого не было.

— А тебе не померещилось? — с недоверием посмотрел на нее лейтенант и тут же смутился: Фрося не из тех, кому мерещится всякая чертовщина.

Еще раз обошли весь дом и в сенях обнаружили люк, ведущий в подвал. Открыли его, и лейтенант крикнул:

— Сдавайтесь, будем стрелять!

Из подвала донесся лишь какой-то шорох, затем в раствор люка ударила автоматная очередь.

— Сдавайтесь, бросаю гранату! — еще более настойчиво потребовал офицер. «Найн, найн! Гитлер капут…» — наконец послышалось из подвала, и один за другим из него вышли двенадцать фашистов. Фрося легко опознала среди них и того, который спустил на нее собак. В подвале дома был обнаружен целый арсенал оружия и боеприпасов.

Немало бед могли бы еще принести эти недобитые гитлеровцы, не случись с Фросей такого приключения.