Дочери Волхова
Шрифт:
Но вот игры кончились. В настоящей жизни судьба ее оставалась в руках родителей, которые решили по-своему. Даже сумей Дивляна справиться с потрясением, она не посмела бы ни упрекнуть отца, ни пожаловаться – он был в своем праве, и полной дуростью было с ее стороны думать как-то иначе!
Наконец Дивляне позволили уйти. Она вышла в сени и там привалилась к бревенчатой стене, крепко закусив губу, чтобы не разреветься. Радужное сияние, в котором она жила последние месяцы и которое не смог погасить даже набег Игволодовой дружины, все быстрее меркло. На нее наступала тьма, плотнее смыкаясь вокруг. Мечты исчезли, первый же порыв ветра развеял их, будто дым
Дверь истобки открылась, показалась мать. Несмотря на самый торжественный убор и обилие украшений, вид у нее был такой усталый, точно она не на пиру сидела, а деревья валила. Вместе с ней вырвался шум застолья, гудение голосов, смех, потом дверь стукнула и звуки снова стали глухими.
– Ступай наверх, – сказала Милорада, которая вышла посмотреть, что невеста будет делать. – А то уж больно вид у тебя нерадостный. Словно не за князя тебя выдают, а за медведя лесного.
– Да мне что Аскольд, что медведь! – Дивляна в отчаянии бросила на нее страдающий взгляд. – Я Вольге обещалась! И отец ему почти что обещал! Вот узнают поляне, что вы для них невесту от жениха отнимаете…
Дивляна с рождения отличалась легким нравом, договориться с ней не стоило труда, и ее теперешние своеволие и озлобленность удивили Милораду.
– Не глупи! – ответила хозяйка, нахмурившись. – Какая ты ему невеста! Мы тебя из рода не отпускали, князь Судислав тебя в род не принимал. И я не дура, понимаю, какие вы с Вольгой на Купалу круги водили, да на то она и Купала, так богами положено. Одно дело – Купала, а замуж идти – совсем другое.
– Другое! Я Вольгу люблю, я его невеста и за другого не пойду, пока он жив.
– Смотри! – Мать прищурилась. – От живого жениха, говоришь, за другого не пойдешь? А от мертвого? Не хочешь, чтобы дело миром сладилось – отца и братьев воевать толкаешь? У нас вон сколько мужчин, да свояки еще, да и киевские помогут. А во Плескове их всего двое: князь Судила да сам Вольга. За нами будет верх, только ты и Вольгу в могилу загонишь, и из родичей еще кого-нибудь. Мало тебе Свеньши с Турякой! Хочешь и остальных Марене отдать?
Дивляна не ответила, закрыв лицо руками и жмурясь, как от боли. Мать пригрозила ей настоящей войной. Если она не откажется от Вольги, пока он жив, его сделают мертвым. Неужели ради союза с полянами Ладога пойдет на войну с Плесковом? А вдруг?
– Ты бы хоть подумала своей головой! – уже мягче продолжала мать. – Три дочери у меня. Ярушку Ладога не отдала. Ты не хочешь. Что же, Велеську замуж снаряжать? Девчонку незрелую? Тебе-то сестру не жалко?
– Ну, подождать можно, – буркнула Дивляна. – Она девка здоровая, года через три-четыре невеста будет лучше меня!
– А если и она не захочет за полянина, а захочет за… за Свойку Зорькиного выйти? Или тебя, красну ягоду, неволить нельзя, а ее можно? А всем вам волю дать – одна туда, другая сюда, так весь род наш рассыплется и сгинет без следа. То ли нам деды завещали? Нет, родная моя. Если хотим, чтобы род наш жил, чтобы воля предков исполнялась, то думать о роде надо, а не о себе.
– Но я люблю его!
– Любовь что морковь – полежит да и завянет. А это дело всей Ладоге благо принесет, честь и богатство.
Дивляна молчала. Против этого она не смела возражать, но ей было ясно, что мать ее не поддержит. И ведь она права, Дивляна не могла ее ни в чем упрекнуть, но от этого боль в груди становилась
такой нестерпимой, что она будто одеревенела, и даже слезы не давали облегчения.Вольга! Отец и мать были против нее, и Вольга теперь казался ей единственным на свете близким человеком.
«Надо бежать к нему», – подумала Дивляна, и это была ее первая здравая мысль. Он еще ничего не знает. Скорее рассказать ему, тогда он что-нибудь придумает. Поговорит с ее отцом, приведет своего отца. Пусть-ка Домагость князю Судиславу объяснит, что, дескать, серебро и паволоки нам важнее…
В сени влетела Веснояра, до которой только сейчас дошла поразительная новость.
– Ну, подруга, вот тебе Макошь напряла! – закричала она, но Дивляна почти не заметила ее.
Оттолкнув с пути Веснавку, как неживое препятствие, она кинулась вон из дома и побежала к Буревоевой связке, где обитал со своим родом Святобор, а поблизости – его плесковские постояльцы. Грязная вода от недавнего дождя разлеталась брызгами у нее из-под ног, обдавая подолы цветной сряды. Народ на улицах оборачивался, не понимая, куда это мчится средняя Домагостева дочь – с таким лицом, будто дом горит, а дыма вроде не видно… Ничего и никого не замечая, Дивляна примчалась к Буревоевой связке, обогнула пару волокуш с мешками – и увидела Вольгу прямо в дверях.
Он, как видно, приготовился идти; на нем была новая синяя рубаха, бляшки на поясе – варяжском, из добычи после битвы с Игволодом, – блестели, заново начищенные, плащ был тоже из добычи – из тонкой шерсти с шелковой отделкой и большой круглой застежкой на груди. Короче, жених женихом. Собрался прощаться перед отъездом с Домагостем, которого считает своим будущим тестем.
– О! – воскликнул он, вдруг увидев Дивляну. – А я к вам… Да что с тобой?
– Там… – С разбегу врезавшись в него, она схватила его за складки плаща на груди, словно он мог убежать, не выслушав ее. Он готов был слушать, но от бега и волнения она едва могла говорить. – По… ляне… Киев… ну, эти! Они…
Дивляна набрала побольше воздуха, потом закашлялась и оглянулась. Челядь и постояльцы Святобора, бросив все дела, стояли и смотрели на них, причем на мордах лошадей тоже вроде как было написано любопытство.
– Пойдем-ка! – Вольга обнял дрожащую Дивляну за плечи и повел к Волхову.
По пути Дивляна немного успокоилась и смогла наконец говорить.
– Поляне эти, что Ярушку просватали! – начала она, и из глаз ее брызнули давно просившиеся слезы. – Ярушку-то им не отдают! Лелю, говорят, не отпустим! А отец говорит, я слово дал! И другой невесты, говорит, нету у меня для них, кроме тебя! Меня то есть!
– Я слышал, что народ Ярушку не отдает… – начал Вольга и осекся. – Как это – тебя? – До него наконец-то дошло, о чем речь. – Ты же моя! Тебя нельзя! Ты мне обещана!
– Где же я обещана? – Дивляна вытирала слезы нарядным вышитым рукавом. – Так, поговорили… да и не говорили, а просто… вроде бы он знает, вроде бы согласен… А так, мать говорила, пусть сперва князь Судила…
– Ну, пойдем! – Вольга сильно сжал ее руку. – Я сам с ним поговорю!
Однако разговор с Домагостем ни к чему не привел. Ожидая плесковского княжича, тот встретил его даже не в избе, где уже сидели поляне, а еще во дворе. На возмущение обманутого жениха Домагость отвечал одно: сговора не было, даже обещания твердого он не давал. Да и кому его давать, если тут нет ни отца жениха, ни еще кого-то из старшей родни, кто вправе решать его судьбу?