Дочка для владельца Империи

– Вот ваша красавица, – говорит девушка и разворачивает Ульяшу ко мне.

Ваша красавица? Как лихо она объединила меня с Всеволодом… Нас-то уже давно нет. Да и не было… Чуть меньше двух месяцев вместе – это всё, что случилось по ошибке и давно уже в прошлом.

Вера подносит ко мне дочь и вдруг берёт меня за запястье. Кладёт ладонь Уле на голову. Так приятно её мягкие светлые волосики касаются моей кожи. Чувствую, как слезинка сбегает с угла глаза и стекает по виску. Дочь что-то там мурлычит себе на нос, засовывает пальцы в рот. В груди внезапно становится тяжело, так случается, когда молоко пребывает. Но я давно её не кормила… сколько уже? Сколько, чёрт его возьми, прошло времени? Я не знаю ни какой сегодня день, ни какое число. Где нахожусь, тоже не знаю… И, что случилось, тоже не до конца помню. Какой-то отрезок времени напрочь стёрся из памяти.

А какой-то, напротив, в эту память настойчиво стучался.

– У Ульяны всё замечательно. Кушает хорошо, спит много, пытается перевернуться, думаю, скоро уже получится. Сева пригнал настоящий полк врачей, её осмотрели от и до. Всё хорошо, она с няней большую часть дня. С Региной. Я её сама нанимала по рекомендациям. Уверяю, за ребёнком следят. Сева, наверное, мне по голове настучит, что я к тебе зашла, – вдруг перескакивает Вера на другую тему. – Ну да и пусть. Я ведь понимаю, как мать, что этот информационный вакуум в отношении собственного ребёнка изводит до невозможности. Приходи в себя, выздоравливай. Силы тебе понадобятся. Кажется, у Севы к тебе масса вопросов.

Она помогает мне погладить моего же ребёнка, и мне снова хочется плакать от слабости. Где взять сил? Не только выздороветь, но и противостоять Сергееву? Он ведь обязательно всё мне припомнит…

В следующий раз, когда открываю глаза, понимаю, что не одна в комнате. Шторы отдёрнуты, но за окном глубокая ночь. Замечаю, как тёмные ночные облака плывут в вышине. И силуэт, сидящего в кресле мужчины, хоть и находится в тени, но виден.

Мне не хочется себя выдавать, но я всё-таки это делаю. Возможно, дыхание меняется. Потому что Всеволод подаётся вперед, и утыкается локтями в колени. А ещё я слышу его долгий выдох. Он будто думает о чём-то не совсем приятном, и не надо обладать талантом к чтению мыслей, чтобы понять: он думает обо мне.

Головой вертеть уже проще, и Всеволод в поле моего зрения.

В груди странно сжимается. Я всегда испытывала странную смесь эмоций по отношению к Сергееву. Глубокие чувства зародились слишком быстро. А сейчас – это страх и неизбежность потери. Я боюсь не Севу, а его решений.

Мы не виделись чуть больше года, и я ни на день не забывала о нём. Сначала из-за меняющего тела, затем, смотря на нашего ребёнка. Ещё и ловила себя на том, что ищу о Всеволоде новости в сети. Мне просто нужно было знать, у него всё хорошо.

– Можешь не притворяться, я знаю, ты не спишь

Твёрдый голос входит в тишину, как нож для колки льда в айсберг.

Температура резко понижается.

Пока я тут предаюсь эмоциональным воспоминаниям, у Сергеева ни капли ностальгии. Вот и ответ на вопрос: думал ли он обо мне.

«Я не знаю, что тебе сказать. Я даже не могу говорить».

– Скажи хоть что-то, – он будто читает мои мысли. – Я уточнял у врачей, шептать-то ты можешь. А петь – не скоро. Хотя… посмотрим, как ты запоёшь, когда настанет время отвечать на вопросы.

В горле першит. Возможно, от слёз.

Опять одни обвинения. Знал бы он, чего мне стоило одно неверное решение… и почему я это сделала.

Но он не знает. И любое моё желание изменить ситуацию – в корне неправильно. Пострадают люди. В первую очередь, близкие. Хотя… такие ли уж они близкие?

– Сложно, – произношу одними губами, но тихий звук соскальзывает с них следом.

Всеволод вздыхает, наклоняет голову, проводит ладонью по затылку и макушке. Потом смотрит на меня. Даже в темноте ощущаю его горящий взгляд.

– Как думаешь, мне стоит наведаться к брату, чтобы уточнить, почему он оплачивал тебе квартиру?

Кажется, перестаю дышать. А почему удивляюсь? Наоборот, удивительно, что он только сейчас об этом узнал.

– Ну что ты опять притихла? Ты ведь можешь сказать: да или нет.

Да и нет – это слишком неинформативно в данном случае.

Сергеев встаёт на ноги, отходит к окну. Теперь я вижу его чётче. Упираюсь ладонями в кровать, пытаюсь подтянуться выше, потому что мне самой не нравится, как лежу. В таком положении обзор нулевой. Ещё и давление вдруг скакнуло, потолок начинает вращаться, а сердце бухает в груди от паники.

– Вы виделись всего раз, но ты настолько вскружила ему голову, что он покрывал тебя. И делал это за моей спиной.

Я отчаянно мотаю головой, но Сергеев этого не видит, потому что до сих пор спиной ко мне.

За окном бесконечное ничего. Никаких огней нет, ни силуэтов деревьев. Значит, мы где-то высоко. Так странно – ориентироваться на чувства и подсказки. Я будто в каком-то странном квесте.

– Вас что-то связывает?

Видимо, Сева улавливает мои копошения, потому что оборачивается и, поколебавшись, подходит к кровати, чтобы помочь мне переместиться. Подтягивает подушку чуть выше. Его руки на моих плечах замирают.

Они как две калёных печати для клейма. Жгут даже через одежду.

Он отпускает меня и вдруг садится на край постели.

– Ты изменилась, – короткая усмешка следом.

Сергеев тянется, указательным пальцем поддевает выбившуюся из косы прядь.

– Волосы обстригла. У тебя же длиннющие были.

Наши взгляды в темноте жгут друг друга. Невыносимые искры проникают в сердце, когда его палец перемещается мне на щёку, скользит до подбородка, затем поднимается ко лбу.

– Я всё думал, могла ли ты сделать что-то ужаснее, чем сделала, Арина. Оказывается, да.

Мне надо отвернуться, чтобы прервать этот контакт, но я не могу. Его касания отбирают силы и одновременно с тем наполняют энергией. У Севы её много. От него веет властью и большими возможностями. Даже сейчас в домашней одежде он не выглядит обычным парнем. В нём есть классность. И я… провинциальная девочка, попавшая в большие неприятности, была полной идиоткой, что влезла в его мир. Знала же, что шибанёт. А теперь мы повязаны. И он точно сотрёт меня в порошок из-за Ульяши.

– Тебе надо прийти в себя. Мне не нравится чувствовать себя монстром, придушившим беспомощного котёнка.

Сергеев снова усмехается и убирает руку. Отводит взгляд, будто ему тоже не по себе от нашего короткого контакта.

– Я уеду на несколько дней. К тебе пришлют реабилитолога. Делай всё, что он скажет. Голос скоро вернётся, и ты окрепнешь. Тебе надо двигаться. И… питаться хорошо. Если, когда вернусь, мне скажут, что ты не слушалась, будешь наказана.

Звучит так, будто ему очень хочется меня наказать, и он будет только рад моему неповиновению. Но восстановиться как можно быстрее – в моих интересах. Я хочу видеть дочь и быть готовой сражаться за неё, если потребуется.