Дочка (из записок частного детектива Александра К.)

Мне открыл мужчина лет пятидесяти, с желтушным лицом печеночника. Одет он был в потертый костюм с галстуком, как доцент дешевого вуза.

– Что вам угодно?

– Я хотел бы поработать.

Видно, мой вид плохо вязался с этим заявлением, потому что доцент не спешил впустить меня.

– А у вас уже есть опыт работы?

– А то! Я, можно сказать, родился на работе.

Доцент распахнул для меня дверь. Я оказался в коридоре огромной коммуналки. Я даже не знал, что такие еще сохранились.

– По правде говоря, это очень кстати. У нас ключевой исполнитель не вышел на смену, так что, если вы не против сразу приступить…

– Я готов!

– А какое у вас амплуа?

Это был вопрос на засыпку. Я решил не врать.

– Я детектив.

– Полицейский? Очень хорошо. У нас давно не было полицейского… – Роза Михайловна! – крикнул он в глубь квартиры. – У нас сохранился костюм нью-йоркского копа?

Роза Михайловна была полная женщина в толстых очках, по виду – зав. кафедрой из того же вуза, что и мужчина.

Она окинула меня взглядом.

– Да, ему должно подойти.

Она отвела меня в одну из комнат, где из огромного шкафа выудила театральный реквизит, действительно напоминавший форму американского полицейского.

– Переодевайтесь.

Я стал переодеваться, но замялся, когда увидел в комплекте черные стринги.

– А это обязательно?

Роза Михайловна поняла вопрос по-своему.

– Конечно, обязательно! Вам что, не сказали? У нас легкий жанр, полный контакт исключен. Стринги должны быть все время на вас. Вы меня поняли?

– Понял, не дурак.

– Ладно, когда будете готовы, идите вон туда. – Она указала на дверь, из-за которой доносилась музыка и выбивался яркий свет.

Шагнув в комнату, я споткнулся о протянутый на полу кабель, чуть не сбил осветительный прибор и в результате рухнул на кровать, где обнаружил Валерию, дочь судьи и студентку юридического вуза. Она лежала на боку с закрытыми глазами, изображая невинный сон. Из одежды на ней были только стринги – вроде моих, только в цветочек.

– Мотор! – крикнул доцент, который стоял за профессиональной камерой на треноге и, видимо, был режиссером и оператором в одном флаконе. – Импровизируйте, мне нужна импровизация! Включите фантазию!

Наклонившись над невинно спящей девушкой, я сказал ей на ухо:

– Валерия, я частный детектив – приехал, чтобы забрать вас и отвезти к вашей матушке.

Глаза девушки распахнулись. Она попыталась оттолкнуть меня.

– Пусти! Негодяй! Хам!

Пытаясь сдержать ее, я оказался на ней, растянувшись во всю длину.

Сзади прозвучал голос доцента: «Роза Михайловна, брюки!»

Несмотря на свою комплекцию, женщина ловко, избегая попадания в кадр, подобралась к кровати и стянула с меня штаны.

Девушка отчаянно боролась. Мне стало ее немного жалко, но отпустить я ее никак не мог – она была моими счетами за квартиру и пропитанием, плюс зарплата Елены Ивановны.

– Валерия, успокойся…

Она изо всех сил пыталась высвободиться, но сбросить с себя мои девяносто килограмм ей было не под силу.

Вдруг она закричала:

– Спасите! Помогите! Насилуют!

Меня пронзила боль – своими острыми коготками надежда отечественной юриспруденции расцарапала мне грудь.

В комплект нью-йоркского копа входили наручники, которые оказались почти настоящими. Одним махом я приковал Валерию к стойкам кровати – сказались годы полицейской службы.

Царапаться она больше не могла, но продолжала истошно орать и пыталась меня укусить. Одновременно она энергично двигала бедрами, стараясь то ли спихнуть меня, то ли заехать мне коленом куда не надо.

Клянусь, я никогда в жизни не покушался на юных девушек – и в мыслях не было, – но от всей этой возни с практически голой красоткой у меня – как бы это сказать… – у меня в стрингах возникло некоторое напряжение. Теперь я понял, что имела в виду Роза Михайловна, говоря про полный контакт.

Добрая женщина могла быть спокойна – полного контакта не было и быть не могло, – но, боюсь, какой-то неполный контакт помимо моей воли имел место.

Вдруг Валерия перестала кричать. Она тяжело задышала, кусая губы, и…

И тут прозвучало: «Снято!»

Я слез с Валерии, отстегнул наручники, накинул на нее какое-то покрывало. Девушка не противилась.

Доцент-режиссер был очень доволен.

– Отлично! Правда, я в этом эпизоде имел в виду сцену соблазнения, но на насилие тоже всегда есть спрос.

Он отвел меня в сторонку.

– Слушайте, я никогда не видел Леру такой. Сколько игры, экспрессии! Что вы ей сказали?

– Я импровизировал. Сказал, что отвезу ее к маме.

– И это подействовало?

– Ну, вы же сами видели.

Он смотрел на меня задумчиво.

– Вообще, такие ходы – это не наш жанр. Но я давно уже думал выйти за эти узкие рамки и подняться на уровень настоящего, психологического кино. Если мы затеем полный метр, на вас можно будет рассчитывать?

– Обязательно, – сказал я.

– Гонорар – первого числа каждого месяца.

– Заметано.

В дороге Валерия молчала, отвернувшись от меня. Потом попросила, вполне человеческим тоном:

– Отпусти меня, а?

– Не могу, милая. Ты – моя работа.

– Хреновая у тебя работа.

– Бывает и хуже.

Она еще помолчала, потом вдруг выдала:

– Давай сбежим вдвоем! Я накопила денег, хватит на билеты до Америки.

– А на что тебе далась эта Америка?

– Там свобода.

– Ты там бывала?.. А я бывал. Там такое же дерьмо, только в профиль.

– Ты сволочь!

– Все мужики сволочи, – примирительно согласился я.

Она издала какой-то мышиный писк – кажется, плакала.