Дочка, не пиши!

У некоторой части «защитников чести» если и не было откровенного хамства, то чаще всего встречались скудно-однообразные рассуждения, нередко косноязычные, примитивные и до зевоты похожие друг на друга. Усредненный портрет таких поклонников Галины Щербаковой выглядит следующим образом: дама, чаще постбальзаковского возраста с несложившейся жизнью, как личной, так и профессиональной, дурно образованная, но с дипломом о высшем образовании, мало читавшая хорошую литературу (это всегда заметно по стилю и слогу), материально зависимая и живущая очень даже скромно на свои скудные средства. Для таких, не самых счастливых женщин действительно нужна «утешительная» литература, например, в виде книг Щербаковой. Пусть у них будет свой «сон золотой», который им необходим, как воздух, своя надежда, своя Библия, свой молитвенник и своя «святая»… Пусть.

Но терпеть их агрессию, безапелляционность и самоуверенность я не намерена.

Приведу одну из переписок с такой поклонницей.

Оля Тарасова (имя изменено, так как я запретила себе рекламу неудобоваримой «литературы». – Прим. автора):

Я со школьного возраста знаю книги моего любимого писателя Галины Щербаковой, с того момента, как впервые посмотрела фильм «Вам и не снилось». Целая книжная полка уставлена ее романами. А тут в Интернете открыла страницу с сочинением Екатерины Шпиллер.

Первая реакция: не читать! Потому что ясно, что скандальное, грязное, порочащее… Второе чувство: интерес к персоне дочери. Как сильно надо было ошибиться в воспитании ребенка, чтобы этот ребенок потом взял и накропал на тебя публичный донос? В чем же вы ошиблись, Галина Николаевна? Для того чтобы понять, почему дочь умнейшего и глубочайшего человека пошла на эту публикацию, решила, что читать буду.

Читая, была уверена: не буду комментировать. Не буду погружаться в эту дрязгу, в эту болезнь, в эту яму. Остановилась на середине: в принципе все ясно, читать дальше – себя мучить. Потом глянула комментарии и завелась. Захотелось написать самой. Для того чтобы написать, надо прочитать до конца. Села читать. После прочтения – сейчас – плохо. Голова тяжелая, ощущение, что мешки с песком таскала. Но есть и чувство удовлетворения: как после трудного, но правильного дела. Столько лет я получала энергию от любимых книг Щербаковой, что теперь пришла пора хоть в крошечных дозах, но поделиться с ней своей.

Конечно, хочется ругаться. Хочется оскорбить, обидеть и сделать больно – как во время дворовой драки. Но драки нет. Оскорблений не будет. Будут мысли, которые возникали при чтении.

Насколько я поняла из сохраненных комментариев, все отклики на ваше сочинение, не выражающие сочувствия, симпатии и восхищения Екатериной Шпиллер, удаляются (я действительно стала удалять некоторые комментарии, но не критические, а хамские, содержащие площадную ругань, что вызвало бурные протесты наглецов. – Прим. автора).

Я кину вызов: если есть в вас хоть какие-то зачатки честности, попробуйте не удалять мое письмо. Должна же быть какая-то альтернативная точка зрения восхвалению ваших талантов.

Итак…

«Прямая речь в воспоминаниях – всегда вранье». (Анна Ахматова)

Самое ужасное во всем этом то, что вы искренне верите в то, что пишите. И настолько заигрываетесь, что создаете целый миф, целый мир, в центре которого вы – гонимая, презираемая, нелюбимая. Я читаю ваше сочинение и не могу понять: а в чем проблема? Для меня – «дело» изначально закрыто из-за «отсутствия состава преступления». Нет ни одного криминального факта, есть только ваше болезненное восприятие, которое, уверена, в полную силу проявилось лишь при написании сочинения. Плохо одевали в 70-е годы? Не нагружали тяжелой домашней работой? Не научили готовить? Вы на это жалуетесь?! Это свидетельство родительской нелюбви???!!! По-моему, самое страшное преступление, которое совершила ваша мать в вашем детстве, – новогодний бойкот. Согласна: это страшно.

Возвращаясь к своему детству, думаю: а ведь я бы тоже могла целый опус написать, вспомнив, как мама меня в 5 лет по заду шлепнула за то, что ее лаком ногти накрасила, или как она меня в 6 лет – жестко – отучала врать – отучила. Да мало ли что было! И, можно запросто представить, как я – тонкая и ранимая девочка – трагично приняла этот шлепок по заду, как жизнь раскололась на «до» и «после». Я могу – на спор – страниц на семь развести эту трагедию – только любой адекватный читатель моего труда так и не поймет, а в чем, собственно, проблема. Так же и в вашем случае. Нет предмета обсуждения.

«Мама была убеждена, что у меня должен быть дар. Что от меня все должны ахнуть. Что я – самородок, который нельзя не заметить».

Это не любовь?

Сколько раз мне говорила мамочка: «Ты – красивая, а уж когда вырастешь, совсем станешь очаровашкой!»

Это не любовь?

«Ничего, доча, прорвемся. Ты у меня умница, у тебя есть я, папа, все у нас будет хорошо».

Это не любовь?

И т. д.

«Религия. Когда мама ударилась в религию, я тоже с уважением и интересом стала смотреть в ту же сторону… Мое отношение к сему известно. Но зрело оно внутри меня долго, тихо, не смея поначалу возникать и проявлять себя. В конце концов, я, конечно, не выдержала и все-таки произнесла нечто вроде „Бога нет!“. Мама меня не побила, нет, она обреченно вздохнула: „Что ж, у каждого свой путь…“

Кстати, любимая фраза всех религиозных лицемеров и ханжей, подразумевающая, что в результате все равно каждый придет к Богу.

А вам хотелось какой реакции? К чему этот отрывок? Я-то приготовилась прочитать о том, как вас молиться заставляли и перед иконой на колени ставили.

Как вам не стыдно? – не могу я удержаться от этого пафосного вопроса. Не перед матерью, нет, об этом другой совершенно разговор. Как вам не стыдно перед теми, у кого действительно было несчастное детство?! Посмотрите в глаза сирот, почитайте о бездомных детях и о детях нищих, и, может быть, тогда вы выйдете из своего надуманного образа, в котором вам сейчас так уютно и вольготно?

«А я, как дура, и так, и эдак старалась уткнуться родной маме в халатик и по-женски, или даже по-детски, пожалобиться ей, спросить совета, рассказать о своих переживаниях. Я все еще пребывала в наивной вере, что мама – это самый родной человек, что она любит меня и всегда готова по крайней мере выслушать и пожалеть».

А ведь вы к описываемому моменту уже взрослая женщина! У вас уже почти взрослая дочь! Если до 37 лет вы выросли в вере, что вы любимы своей матерью – тогда о чем это сочинение?! Вот главный вопрос!

В общем-то с трудом, но я дочитала до конца это произведение «по диагонали». Но, прочитав все-таки, я ответила на главный для себя вопрос: зачем это писалось. Дочь известной писательницы, которая особыми талантами не блистает и никак в жизни – масштабно – себя не проявила, на работах не работала, а маялась всю жизнь от безделья и депрессий, после сорока сделала шаг навстречу своей карьере. Используя громкое имя матери, она опубликовала скандальные и оскверняющие мемуары о ней. Повезло ей гораздо меньше, чем другим звездным отпрыскам, у которых родители вели разгульный образ жизни. Не удалось ей рассказать ни о материнских любовниках, ни о пьяных материнских скандалах, ни о наркотической зависимости, ни о других прегрешениях, потому что их не было. Довольно бедным материалом для скандала оказалась жизнь писательницы Галины Щербаковой. Поэтому проблемы в принципе высосаны из пальца.

Без уважения, но с большим сочувствием к нездоровой вашей голове.

Автор:

Оля, это ваша проблема, что у вас чужая боль не вызывает понимания, ваша проблема, не моя. Вам мои страдания и болезни – орешки, это ваше право. Но вот сообщать всему миру о своем душевном дефекте, право, странно. У кого-то было несчастное детство, голодное, сирое… И что? Это должно делать меня счастливее? Вам, оказывается, виднее, любила меня мать или нет. Мою болезнь вы «не заметили». А в конце про «нездоровую голову» вдруг высказались в уничижительном смысле. Спасибо. Я посмотрела бы на вас, если б кто так походя «проехался» по вашей какой-то болезни.